Опять мы взяли на себя смелость немного пошутить, но, очевидно, что во время одного из пиров, на которые собирались победители негодного Кисо Ёсинака, а заодно и столичные вельможи, это знакомство и произошло. Вариант банальный, но наиболее правдоподобный. Маловероятно, что Ёсицуне, прослышав о выдающейся сирабёси, начал красться по улицами ночной столицы, надеясь проникнуть в запретные покои. Не тот статус, да и танцовщица не тянет на придворную даму. А вот услаждение взора блистательного полководца, который избавил город от проделок дикого Ёсинака, – очень обычное дело для сирабёси, чей путь в этом и состоит: радовать взоры достойных мужей.
Существует мнение, что магические пережитки в этих плясках были сильнее, чем нам кажется. Древние пляски кагура исполнялись мужчинами-жрецами. Любая ритуальная пляска – это прежде всего услаждение богов, а порой и вступление с ними в некую связь. Устами танцора мог начать говорить некий дух, открывая сокрытое и предвещая неведомое. С этой точки зрения – мужской наряд танцовщиц прямая отсылка к глубокой древности. Во время танца сирабёси чаще всего декламировали-напевали какие-нибудь строки из поэтических сборников. Строгой цензуры не существовало, размякшие от душевной обстановки слушатели могли пожелать и чего-то священно возвышенного, и любовно-душещипательного, и героического, а порой и чего-нибудь попроще, из народного репертуара. Танцовщицы не существовали в отрыве от своей аудитории, и вряд ли могли диктовать этой самой аудитории высокие вкусы. Эрудиция и образованность входили в комплект, так что не будет преувеличением сказать, что перед достойными мужами той эпохи выступал ранний извод знаменитых впоследствии гейш. Со скидкой на нравы, вкусы и эпоху, конечно. Следы самих сирабёси исчезают к концу ХIV века, но досуг, который они приятно разнообразили, остается неизменным. Тысяча лет туда-сюда, ничего принципиального.
Наша героиня (теперь уже вторая героиня) была потомственной сирабёси. Исо-но Дзэндзи – ее мать радовала зрителей своим пением и танцем во времена молодости господина Тайра-но Киемори. Дочь оказалась гораздо способнее. Незадолго до того, как Тайра и Минамото сошлись в последнем и решительным бою, на страну обрушилась засуха. Вообще-то за гармонию в природе отвечает божественный тэнно. Его добродетель, его току обеспечивает благость бытия. Если же что-то пошло не так, то добродетель можно поднакачать, творя благие деяния и вознося молитвы. В этот раз Го-Сиракава посчитал возможным обойтись с помощью штатных жрецов. Засуха не отступала, и на подмогу жрецам призвали 100 танцовщиц сирабёси. Не вполне ясно, начали красавицы в белом плясать одновременно или выходили по одной. Более вероятно последнее. Борьба с засухой превращается таким образом в неторопливый и приятный конкурс красоты и танца. Сидзука вышла последней, когда на дождь уже не надеялись. Танец ее оказался поистине магическим, загремел гром, ударили молнии и пошел ливень. Сидзука оказалась настоящей волшебницей, а кто же откажется от танцовщицы, которая еще и громами повелевает? Ёсицуне не отказался.
Справедливости ради, надо уточнить, что кроме Сато Годзэн, о которой мы знаем чуть больше, чем ничего, и Сидзука Годзэн, о которой известно ее ремесло и специализация, наш храбрец не оставлял своим вниманием и других достойных дев. Мы уже говорили о Вараби химэ. Приблизительно в это же время благосклонностью Ёсицуне пользуется Нами-но Тё. Это дочь одного из вассалов Фудзивара Хидэхира – человека, с которым связаны последние дни Ёсицуне. Брат этой красавицы, Сато Цугунобо, сражался плечом к плечу с Ёсицуне и принял на себя стрелу, пущенную одним из Тайра во время сражения при Ясимо. Его брат Сато Таданобу тоже связал свою судьбу с героическим Ёсицуне и тоже сложил голову во славу рода Минамото. Удивительные нравы царили в ту далекую эпоху в далекой Японии! После того как братья Нами-но Тё погибли в бою, горе их матери достигло, как говорят в таких случаях, небес и потрясло землю. Молодые жены погибших юношей поспешили хоть как-то утешить свою свекровь. Для этого они… стали облачаться в доспехи погибших мужей и в таком виде появляться перед обезумевшей от горя матерью. Кто-то скажет, что это какое-то сумасшествие, и подобное зрелище похоже на посыпание солью открытой раны. Мимолетная иллюзия, что мальчики вернулись с фронта? Глубокий мистический смысл? Очень непростой вопрос для обычного человека… Тем не менее жены братьев Сато удостоились похвалы, а деревянные статуи девушек в доспехах до сих пор украшают святилище Томура, что в префектуре Фукусима.
Что касается Нами-но Тё, то в «Сказании…» и «Повести о доме Тайра» она не упоминается, но в родословной рода Сато она записана как наложница Ёсицуне. Увы, Нами-но Тё тоже остается мимолетным призраком в нашей истории, и след ее неровен. Существуют различные мнения о том, были ли у нее дети, но однозначных сведений на этот счет не существует. Упоминается девочка, которая позже стала женой Минамото-но Арицуна, который в «Адзума кагами» обозначен, как зять Ёсицуне. Правда, это не отменяет и иной трактовки этой родственной связи. Девочка могла быть и приемной дочерью Ёсицуне, и даже одной из младших сестер. Не будем забывать, что у покойного отца нашего героя тоже были наложницы, и учет внебрачных дочерей был поставлен из рук вон плохо. Кроме этого, звучит имя мальчика по имени Сато Матунобу. Вроде как он взял родовую фамилию матери. Позже его потомки были военачальниками в период Нанбокуте (эпоха борьбы Северного и Южного двора) и выступали на стороне Юга.
В любом случае, в час горестей, когда истинная любовь и верность проходят испытание, только Сато и Сидзука прошли свой путь до конца. Другие красавицы, сколько бы их ни было, были унесены ветром истории, фигурально выражаясь.
Война продолжалась, и ход событий нес Тайра к погибели, а Ёсицуне, к славе и могуществу. Он оставался доверенным полководцем своего брата, но каждая победа разжигала страх и зависть у подозрительного Ёритомо, который справедливо опасался, что рано или поздно Ёсицуне дойдет до мысли: а зачем мне старший брат? Родственные чувства, верность? Мы вас умоляем! Для людей, прошедших горнило мятежей, заговоров и казней, когда сын рубил голову отцу, а отец казнил сына, это были совершенно малозначительные детали. Можно вспомнить, что от доброго дерева не бывает дурных плодов, а от дурного дерева – добрых. Эпоха Хэйан завершалась в огне мятежей, братоубийственных кровопролитий и измен. Как будто в насмешку над названием (как известно, Хэйан означает «спокойствие»), прежний мир захлебывался в крови и ненависти. Впрочем, нельзя исключать, что для утонченных аристократов, которые продолжали устраивать поэтические состязания в изрядно опустевших дворцах, ничего принципиально нового не происходило. Так… очередные самурайские глупости… Но одно можно сказать точно: никого иного, кроме страшного Тайра-но Киемори или злобного Минамото-но Ёритомо, не могло появиться в то время. Самый ужасающий, злобный и подлый в итоге и оказывается самым жизнеспособным в этой мрачной исторической круговерти.
Решающая битва в заливе Данноура покончила с Тайра раз и навсегда. Как мы говорили раньше, описание боевых подробностей тех сражений не является главной целью этих заметок. Достаточно сказать, что во время побоища флот Тайра был уничтожен, и главная заслуга в этом принадлежит нашему герою. Бесчисленные воины Тайра гибли в сече, иные, видя, что все кончено, бросались в волны. Вдова господина Киемори, бабушка маленького императора Антоку, схватила священный меч Кусанаги и со словами: «Там на дне, под волнами мы найдем другую столицу!» прыгнула в воду, увлекая за собой несчастного государя, который толком и не успел побыть государем. Какая столица была обретена на дне морском, никому не известно, но с тех пор окрестные воды и берега приобрели очень дурную репутацию у местных рыбаков. Гневные юрей, не пожелавшие покидать этот мир, превратились в настоящую проблему. Мертвые Тайра стали героями многочисленных жутких рассказов и легенд, а рыбалка в заливе Данноура стала рискованным занятием.
Но удивительный парадокс: полный разгром ненавистных Тайра одновременно стал началом падения победоносного Ёсицуне, ибо, с точки зрения Ёритомо, такой лихой родич был больше не нужен. Можно сказать, что наш герой пережил сам себя.
В битве при Данноура был захвачен Тайра-но Такитада. Против ожидания он не был казнен, а доставлен в столицу, где оказался во вполне сносных условиях. Большого секрета для нас в этом не будет, если мы вспомним Вараби-химэ. Эта наложница Ёсицуне приходилась ему дочерью, так что родственные узы пришлись очень кстати. Что и говорить, из Камакура это выглядело более чем сомнительно. Ёсицуне был обласкан лукавым государем-иноком Го-Сиракава, что также было очень подозрительно, а в самой Камакура против него яростно интриговал некий негодяй Кадзивара. Много злобы и неправды излил в уши правителя Камакура этот лживый Кадзивара. Ёсицуне оказался бунтовщиком хуже Ёсинака. «Так прошло лето, а когда осень была в разгаре, Судья Ёсицуне отправился в столицу. Его отменно приняли у государя-монаха. Было благосклонно сказано: “Лучшего наместника для Киото, чем Ёсицуне, не найти”, и всё сделалось по этим словам. Но вот и осень прошла, и началась зима, а злоба Кадзивара не иссякала, он клеветал с прежним усердием, и Правитель вновь склонился к тому, что Кадзивара, наверное, прав». В общем, в литературных источниках (которые весьма своеобразны, но на то они и литературные) Ёритомо оказывается в амплуа, о котором мы уже как-то упоминали. Амплуа «человек из китайской пьесы», где мерзавец лжет герою, а тот моментально верит. Это легковерие и глупости, из-за него совершаемые, становятся двигателем сюжета. Конечно же, настоящий Ёритомо не нуждался в дурацких выдумках о мятежных планах своего удачливого брата. Как говорится, не бывает двух солнц на небе, ночью не восходит две луны (если только проказливый тануки не морочит людям голову), а в стране не может быть два сёгуна. Конечно, Ёсицуне не метил в сёгуны, письма его полны братских чувств и уверений в верности и преданности, но это сейчас человек не хочет быть сёгуном, а завтра он, может быть, и захочет…