Так уж повелось в нашем грешном мире, что часто несовершенства и беды, пороки и несчастья, которые могут оскорбить и внести смятение в наши души, как бы не существуют до тех пор, пока нас не ткнут в них, так сказать, носом. Допустим, в знаменитом квартале Тэмма, что в Осака, есть некий пропойца и хулиган, от проделок которого стонут все соседи. Казалось бы, последнему олуху понятно, что причиной появления этого фрукта стало дурное воспитание, попустительство родных и собственные его скверные наклонности. Но нет! Не дай бог, какой-нибудь сочинитель пьес для театра кабуки или дзёрури выведет на сцену такого молодца во всей его красе, что тут начнется…
Вот он жалкий писака, сокрушитель устоев и нравственности! Вот тот, кто соблазняет дурным примером нашу прекрасную молодежь и показывает на сцене совершенно нетипичный для нашего прекрасного города пример! Вот из-за таких бумагомарак и падает нравственность, мужья пьют сакэ и ходят к любовницам, жены пьют сакэ и ходят к любовникам, любовники и любовницы пьют сакэ и тоже ходят черт знает куда. Хватайте драматурга, гоните его, запретите его пьесы! Ведь там изложены совершенно антипедагогические, неправдоподобные вещи. Это же наши мужья! Это же наши жены! Вот скажем: Ихара был примерным мужем, Ихара женам верен был! В принципе ничего специфически японского в этом стремлении нет, слова Антона Антоновича Сквозник-Дмухановского вполне интернациональны: «Я бы всех этих бумагомарак! У, щелкоперы, либералы проклятые!»
Тикамацу Мондзаэмон. Старинная японская гравюра
Конечно, все вышесказанное в некотором роде шутка, но шутка не очень веселая. Эта та самая острота, в которой скрыта истина. Специальным распоряжением бакуфу была запрещена к постановке пьеса знаменитого драматурга Тикамацу Мондзаэмон. Пьеса предназначенная для театра дзёрури «Самоубийство влюбленных в Сонэдзаки» («Сонэдзаки синдзю»). О том, что такое «синдзю» и что такое театр дзёрури, мы скажем в самое ближайшее время, как говорится, не расходитесь. А вот о содержании пьесы можно сделать вполне правильные выводы, ознакомившись с ее названием. Это вам не «Лес» или «Гроза» Островского – пока не прочтешь, смысла названия не оценишь. Речь в произведении Тикамацу шла о нежной любви, для которой не нашлось места в нашем мире, и влюбленные решили с этим миром попрощаться. В конце концов никто не отменял надежды на лучшее перерождение. Интересно было другое: Мондзаэмон вывел на сцену события, которые произошли не так уж и давно и были известны всему Осака. Более того, наглый драматург не стал утруждаться даже сменой имен главных героев. Токубей и О-Хацу появляются на подмостках сцены, как будто воскрешая из небытия настоящего приказчика и настоящую жрицу любви. История известная всему городу, хотя и без подробностей. Но что же вызвало раздражение властей, уж не безнравственный ли сюжет пьесы? Не совсем так. Сила художественного воздействия оказалась так велика, что в славном Осака наметилась очень нехорошая и даже зловещая тенденция. Влюбленные пары, которые видели, что пути к счастью нет, вдохновляясь примером, что явили Токубей и О-Хацу, лишали себя жизни. Видимо, решив, что дурной пример заразителен и запрет решит все проблемы, чиновники запретили показ «Сонэдзаки синдзю». Интересно, что грешить на разрушительную силу прекрасного японским служакам было не впервой. Всякий, кто знаком с великим романом «Повесть о Гэндзи», знает, что глава номер сорок один там отсутствует. То есть название главы «Сокрытие в облаках» существует, но текста не сохранилось. В более поздних комментариях к роману сообщается, что уход блистательного Гэндзи от мира, пострижение и последующая смерть были описаны столь возвышенно и трогательно, что придворные и чиновники были не в силах оставаться на своих постах. Служба и ранги, столь желанные ранее, стали внушать несчастным тоску и отвращение. Мурасаки Сикибу поразила мужчин в самое сердце, и они, орошая рукава потоками слез, покидали свои посты и удалялись прочь из грешной юдоли скорби, желая хоть в чем-то уподобиться литературному герою. В конце концов император повелел уничтожить текст сладостно-ядовитой главы, оставив одно название, дабы государство не пришло в полный упадок и дворец не опустел.
Вспоминая об этой возвышенной и печальной (но вовсе не уникальной) истории, мы сразу должны уточнить, что знание наше проистекает из источников как сугубо документальных, так и художественных. Токубей и О-Хацу станут главными героями этой главы, но вы увидите, что эти несчастные влюбленные были далеко не единственными жертвами любви, страстей и непреодолимых обстоятельств. Великий Тикамацу Мондзаэмон, которому были отлично известны все подробности случившейся трагедии, донес для современников и далеких потомков подробный отчет, воплотившийся в пьесе «Сонэдзаки Синдзю». Резонный вопрос: насколько можно доверять подобному рассказу, не имеет однозначного ответа. Скорее можно. Некоторые незначительные детали были автором изменены, о чем нам предстоит сказать пару слов, ибо речь пойдет об интереснейших японских суевериях. Но в целом Титкамацу был вполне точен: события были известны всему городу (ну, или почти всему), и неуместный художественный вымысел мог бы показаться вычурным и смехотворным. Суровая истина часто производит более сильное впечатление, чем напыщенные выдумки.
Итак, перед нами свод записей под названием Синдзю Тайкан. Можно сказать, это энциклопедия двойных самоубийств по сговору (даем слово, что не забыли сделать пояснение по поводу этого загадочного «синдзю»). Статья, касающаяся 1704 года, гласит:
«Случилось это в 16‑й год Гэнроку, четвертого месяца, седьмого дня (22 мая 1703 года). В Осака располагается лавка, хозяин ее некий Хираноя Тюэмон. В распоряжении его было двенадцать помощников, один из которых был сыном старшего брата означенного Хираноя Тюэмон. Молодого человека звали Токубэй, и он был весьма красив собой. Лет ему было ровно двадцать пять. Хозяин поручил ему работу в районе Сидзимагава Синти, и там он встретил О-Хацу. Это имя настоящее, и была она куртизанкой в районе Осака Додзима Синти».
На мгновение мы позволим себе прерваться и сделать маленькое отступление. Конечно же, слово «куртизанка» более чем условно. Нам известно, как разнообразна градация, касающаяся средневековых японских жриц любви, но углубляться в классификацию проституток Осака мы считаем неуместным. Продолжим.
«Молодая, милая девушка была эта О-Хацу. Она выросла в Симабара, потом работала при храме Тюдодзи в Фудзия, а после переехала в Осака Синти. Встретившись, эти двое полюбили друг друга с первого взгляда, как будто их осыпали порошком из красных тритонов. С вечера знакомства они проводили часы в долгих и душевных разговорах.
Тем временем помощник, который руководил одной из лавок Хираноя в Эдо, сбежал. Негодяй похитил при этом восемьдесят пять рё выручки и был объявлен вором. Хозяин решил поставить на место бежавшего подлеца своего верного помощника Токубея. Вдобавок Хираноя решил женить его на своей приемной дочери, девушке восемнадцати лет. В то же самое время один богатый клиент из Бунго (сейчас часть префектуры Ойта) решил выкупить О-Хацу из веселого дома. Таким образом, эти двое убедились, что у них нет будущего. Приняли они твердое решение вместе, и лес Сонэдзаки обагрился кровью этих влюбленных.
Произошло это рядом с храмом Ротэндзин. С того дня стали также называть это святилище храмом О-Хацу. Здесь же поставлен памятник влюбленным».
Это все. Лаконичное и суховатое сообщение приоткрывает пред нами завесу времени, и красавчик Токубей со своей непутевой возлюбленной выступают на мгновение из тумана времени, как призраки, которых пробудило заклинание. Не так уж много нам сообщает Синдзю Тайкан. Достойно внимания упоминание о красных тритонах. Юноша или девушка, которые перестали надеяться на свое природное обаяние или волю милосердного Будды, шли на не очень честные приемы. Купив порошок, изготовленный из пепла красного тритона, такие хитрецы стремились посыпать себя этим малоприятным снадобьем. Затем следовало оставить пепел из тритона противоположного пола на теле юноши или девушки, которые похитили твой покой. Не совсем понятно, как можно было проделать такую манипуляцию незаметно, но тем не менее. Считалось, что не пройдет и нескольких дней, как в сердце вспыхнет любовь и страстное желание. Дело в том, что у красных тритонов в то время была очень интересная репутация. Если во время брачного периода поместить самку и самца, скажем, в бамбуковый ящик, разделенный множеством перегородок, тритоны прогрызут их все и тут же спарятся, ибо сила их влечения подобна бушующему огню. Именно поэтому неудачливые влюбленные часто надеялись на это магическое средство, хотя никакой статистики, которая могла бы доказать, насколько успешно работает этот рецепт, конечно же, не было. Впрочем, мы отвлеклись. Свод, фиксировавший многочисленные случаи двойных самоубийств, не мог, да и не должен был рассыпаться в подробностях и пробуждать в читателях какие-то особые чувства. Для этого существует искусство, и Тикамацу Мондзаэмон прекрасно справился с этой задачей.
Первоначально «Сонэдзаки синдзю» была написана для театра дзёрури. Но позднее замечательная пьеса перешла на сцену театра кабуки, в чем присутствует некая ирония, так как во времена Тикамацу эти два театра вели настоящую борьбу за сердца зрителей и являлись в некотором роде соперниками. Последуем же за нашими героями и узнаем, что же там случилось и о чем посчитал ненужным упоминать Синдзю Тайкан.
Обложка современного японского DVD-издания к фильму «Самоубийство влюбленных в Сонэдзаки»
То, что Токубей и О-Хацу были страстно влюблены, было фактом вполне известным и не нуждалось в особом пересказе. Конечно, для нас, слушателей ХХI века, было бы интересно узнать, как состоялось их знакомство. Вот преуспевающий, подающий большие надежды молодой приказчик, в определенном смысле это уже будущий хозяин богатой лавки и купец. Приятный во всех от