Как говорилось выше, монах оставался непогрешимым авторитетом, «Нихо рё: ики» не даст нам соврать. В притче с красноречивым названием «Слово чудесное о том, как монах присвоил дрова для кипячения воды и переродился быком» говорится предельно ясно: «Пусть голодный лучше ест песок и землю, чем станет есть то, что принадлежит монахам, проживающим в храме. Поэтому в сутре “Дайхо: то: кё:” говорится в подтверждение: “Я спасу того, на ком четыре тяжких и пять смертных грехов. Но не спасу того, кто грабит монахов”».
Вообще, этот сборник благочестивых историй – прелюбопытный пример того, как монашество видело само себя. Сделав небольшое обобщение, можно сказать, что все рассказы делятся на четыре типа. Истории о непочтительном отношении к монахам и о возмездии, которое следует немедленно и бывает по-зверски жестоким.
«Давным-давно, во времена старой столицы, жил один глупец. Он не верил в карму. Однажды он увидел, как монах просит подаяние, пришел в ярость и решил схватить его. Монах убежал на залитое водой поле, но [злодей] догнал его и схватил. Тут монах не выдержал и проклял его. Глупец же упал на землю и стал кататься, как сумасшедший. А монах убежал так далеко, что не мог видеть его.
У этого [глупца] было два сына. Чтобы снять проклятие с отца, они отправились в храм и попросили о том монаха. Однако, когда тот узнал об обстоятельствах дела, то отказался прийти. Еще и еще раз сыновья с даром просили спасти их отца. Наконец он согласился. Как только он прочел начало главы “Каннонбон”, [глупец] освободился от проклятия. После этого он обрел веру и стал зла избегать, а добро – творить».
Приведенный случай, пожалуй, один из самых мягких вариантов. Грешники сгорают заживо, проваливаются под землю, умирают в корчах, превращаются в уродов. Неведомые силы возносят их под облака вместе с конем, на котором едет упомянутый грешник, и от души шваркают об землю, хотя уж конь-то точно ни в чем не виноват.
– Истории о раскрытии тайны колеса кармы, когда тягловая скотина часто оказывается грешником, который вел себя не очень хорошо, переродился, скажем, быком, но получил освобождение по молитве монаха.
– Истории о спасении и освобождении живых тварей. Благое деяние не остается без награды, и освобожденные животные могут явиться в ад кромешный, чтобы поручиться за грешника, который на самом деле не такой уж и грешник. Ведь отпускал же он на волю птичек и хомяков!
– Истории об истинно верующем, который просит у Будды чего-нибудь этакого и, как правило, получает. Примеры, на наш взгляд, довольно необычные. Например, некий верующий проникся изяществом статуи богини счастья Китидзё: Тэне и принялся молиться Будде (!) об обретении столь же прекрасной девушки. Дело кончилось тем, что ночью статуя ожила (прекрасный сюжет для страшного рассказа) и вступила с алчущим в сексуальную связь.
Другой сюжет не менее интересен!
«В те времена, когда бывший государь Се: хо: О: дзин Сё: му управлял Поднебесной из дворца Нара, Митэсиро-но Адзумабито отправился в горы Ёсино, дабы исполнять Закон [Будды] и молиться о богатстве. Прошло три года. Он молился, призывая Каннон, и говорил: “Намас! Прошу тебя: дай мне десять тысяч кан медных монет, десять тысяч коку белого риса и много красивых женщин”».
Наш герой получил в этой жизни белый рис, деньги, красивую жену. Каждому будет по вере его! Интересно, что когда его жена тяжело заболела, она тут же позаботилась о том, чтобы благочестивый супруг не скучал, и направила на супружеское ложе свою юную племянницу. Сложно сказать, входило ли это в комплект, предоставленный высшими силами. Как мы видим, понимание сути веры, пути спасения и освобождения от желаний, которые причиняют страдания, было довольно своеобразным.
Положение Докё при дворе было непоколебимым, так что можно смело сказать, что отношения с Сётоку, каковы бы они ни были, не омрачались какими-либо бурями. При дворе появилась престижная должность надзирателя за освобождением и отпусканием на волю живых тварей. Этих самых тварей, как правило, покупали на городском рынке. Мы упоминали, что в сборнике буддистских притч этому благому делу посвящено немало рассказов. Завершая эту тему, позволим себе привести еще одну историю, которая наглядно иллюстрирует настроения и ожидания, царившие среди благочестивых обитателей Нара. «Слово о немедленном воздаянии, полученном от черепах».«Монах Гусай был выходцем из страны Пэкче. Когда Пэкче постигли несчастия, предок управителя уезда Митани, что в провинции Бинго, был в составе войска, посланного на помощь Пэкче. В то время он дал такой обет: “Если вернусь живым, то построю буддийский храм в честь небесных и земных богов”.
Ему удалось избежать всех опасностей, и он пригласил одного монаха вернуться вместе с ним. Митани – это храм, построенный этим монахом. И монахи, и миряне испытывали трепет при виде этого монаха. Для того, чтобы приобрести досточтимые статуи, он отправился в столицу, продал там имущество, купил золото с красками и на обратном пути прибыл в гавань Нанива. В это время местный житель продавал четырех больших черепах. Монах убедил людей выкупить их и отпустить на волю. После этого он нанял судно и с двумя послушниками вышел в море. Солнце зашло, поздно ночью моряков обуяла алчность, и они выбросили послушников в море около острова Кабанэ, что в Бидзэн. Потом они сказали монаху: “Немедленно прыгай в воду!” Монах пробовал отговорить их, но напрасно. Совершив молитву, он прыгнул в море. Когда он погрузился в воду до поясницы, ноги его оперлись о камень. Утром он увидел, что стоял на черепахах. Они доставили его к побережью в Битю:. Кивнув ему три раза, они скрылись. Он подумал, что спасенные им черепахи отблагодарили его.
Потом шестеро разбойников пришли в его храм, чтобы продать золото и краски. Сначала к ним вышел настоятель, чтобы оценить принесенное. Потом вышел монах и увидел их. Грабители не могли сдвинуться с места. Монах смилостивился над ними и не стал выносить наказания. Он изваял статую Будды, украсил ею пагоду и стал совершать приношения.
Впоследствии он поселился на берегу моря и наставлял путешественников. Он скончался, когда ему было более восьмидесяти лет. Даже животные не забывают о благодеяниях и отплачивают за них. И как может человек благодетельный забыть об оказанном ему благодеянии?»
Казалось, само небо благосклонно взирало на деяния премудрого монаха, который призвал в столицу своих родственников и расставил их на значительные посты. Вблизи Нара были замечены многоцветные облака! В столицу доставили фазана и черепаху альбиносов. Человек дикий и невежественный скажет: а что благоприятного в белой черепахе, и обнаружит этим свою тупость и варварство. Сии приметы есть верный знак благосклонного внимания богов к политике, проводимой правительством. Не будем забывать, что в Японии государь самым живым образом связан с природой. От поведения императора или императрицы зависит погода и урожай, страшные бедствия или их отсутствие. Пока владыка мудр и добродетелен, небо будет благосклонно к людям и стране, дожди будут лить вовремя, а землетрясения не потревожат покой добрых японцев. Знаком одобрения будут всевозможные знамения, животные белого цвета и грибы необычной формы, появляющиеся возле дворца (последнее – не шутка). Здесь мы вступаем на территорию китайской метафизики, исследование которой не входило в наши планы. Достаточно сказать, что существует некий запас добродетели (току), который можно подкреплять благими делами, например амнистией воров и разбойников или выпусканием карпов в пруд. В случае истощения этого самого току терпение высших сил, как правило, тоже истощается.
Между тем у подданных появился повод задуматься о том, что с запасом благости у Сётоку не все в порядке. Был ли в этом виноват Докё, которому, как ни крути, не полагалось спать с женщиной, и уж точно не полагалось спать с императрицей, или не был – сложно сказать, только вскоре после обнаружения многоцветных облаков дела пошли не очень хорошо. Начиная с 768 года засухи и страшные ливни били с такой мстительной точностью, уничтожая посевы, что на людей напал страх. Бесчисленные крестьяне побросали поля и мотыги, оставили дома и хозяйства и разбрелись по стране, разнося мрачные новости. Проповедники, не получившие печати Докё, шатались по дорогам, проповедовали и пророчествовали, хотя никто и не давал им лицензии на предсказания. Ничего хорошего эти пророчества не сулили, но переловить негодных болтунов не получалось, так как система управления пришла в некоторое расстройство. Родственники Докё из рода Югэ, получившие значительные посты, оказались очень заурядными управленцами. Чиновники из северных провинций (нынешний регион Тохоку) отказались присылать в Нара подобающие налоги и продукты, ссылаясь на то, что ситуация весьма неблагоприятная (мы бы сказали: самим есть нечего). Для усмирения дерзких смутьянов применили армию, ту самую, куда призывался каждый четвертый крестьянин, но народная армия тут же продемонстрировала свои недостатки. По дороге на далекий север большая часть солдат дезертировала, и покарать саботажников не получилось. Несколькими веками позже небольшой самурайский отряд без проблем решил бы подобную задачу, но до появления суровых вояк с двумя мечами надо было еще дожить.
Несмотря на эти явно неблагоприятные события, Докё сделал свой самый решительный шаг, благодаря которому в последующие века о наглом монахе вспоминали крайне неодобрительно. Некоторые прямо говорили, что этот самый Докё – бунтовщик хуже Тайра-но Масакадо. Надо сказать, что Масакадо был отъявленный мятежник и негодяй. Его свирепость дошла до того, что после казни Масакадо его голова ожила и улетела прочь с места экзекуции, наведя немалый страх на горожан. Что касается Докё, то в 769 году к нему пришли удивительные новости: на далеком острове Кюсю в храме Уса бог Хатиман устами жреца-оракула изрек свое желание видеть Докё императором. Культ Хатимана достоин отдельного исследования, но мы не будем отходить в сторону от основного повествования. Достаточно сказать, что божество с Кюсю приобрело огромную популярность у воинов, но при этом нельзя упрощенно воспринимать Хатимана, как бога войны. Несомненна, например, его связь с горным и литейным делом. В