Томоэ Годзэн на лошади. Старинная японская гравюра
Конечно, существует соблазн уйти в путешествие по эпохам и показать читателю все страницы японской истории, где нашлось место для грозных воительниц, которые сражались, убивали и умирали, делая это не хуже пресловутых самураев. Но будем помнить, что наше повествование посвящено все-таки истории Кисо Ёсинака и Томоэ Годзэн, а не экскурсу в историю японского военного дела. Завершая разговор на эту тему, можно отметить, что если верить данным японских археологов, проводивших исследование останков, найденных на месте битвы при Сэмбон Мацубару, случившейся в 1580 году, то из 105 взятых на анализ останков 35 принадлежали женщинам. Любопытные данные, которые, однако, было бы преждевременно экстраполировать на всю военную историю Японии.
Интересно, что «Годзэн» не является фамилией нашей героини. Это скорее суффикс, который используется при обращении к даме, достойной всяческого уважения и почтения. Но при ином прочтении тех же кандзи у нас получается вариант, который звучит как «омаэ». Последнее можно перевести как полную противоположность первому, получив что-то вроде «эй, ты!». Можно предположить, что в общении со своей спутницей, которая не приносила никаких клятв верности, но следовала за своим возлюбленным командиром до конца, Кисо Ёсинака мог использовать оба значения. Вариант уважительный для особых моментов, когда нужно показать своей женщине, что она – одна-единственная (используется сравнительно редко). Вариант «Эй, ты! Почему суп остыл, хакама[1] не выглажены, а вон те враги еще не зарезаны?» Используется во всех остальных случаях, и можно быть уверенным, что Кисо, оставивший о себе воспоминания, как о человеке грубом, предпочитал именно его.
Честно говоря, всякий, кто начинает интересоваться вопросами: когда же мальчишка Кисо понял, что перед ним не просто напористая девчонка, которая машет мечом, а расцветающий цветок, останется без однозначного ответа. Кисо Ёсинака не относился к числу первостепенных героев этой древней истории, и его юношеские сердечные переживания мало интересовали создателей эпоса. Если быть совсем точным, то наше представление о сердечной связи, которая соединила этих двоих, – очень деликатная реконструкция. Забегая вперед, мы можем констатировать, что Томоэ Годзэн демонстрировала страстную преданность своему грубоватому командиру, оставаясь с ним в огне битвы. Но в описаниях последней схватки, которая выпадала тому или иному знатному герою войны Гэмпей, не так уж и редки случаи, когда вассал, пренебрегая собственной жизнью остается рядом со своим господином. Вряд ли уместно говорить о нежных чувствах, которые связывали всех этих суровых рубак, речь идет о святом принципе верности.
Почему же спустя столько веков образ Томоэ Годзэн остается столь привлекательным, и всякий, кто решится писать о страстях и войне на японских островах, не минует этой истории? И это при том, что, как и говорилось выше, сведения об этой амазонке весьма фрагментарны, а связь между Томоэ и Кисо подтверждается очень лаконичным упоминанием в источнике. Однозначного ответа, на наш взгляд, тут нет, но некие косвенные причины можно попробовать угадать. Образ Ёсинака не так уж и сложен: это отличный воин, храбрый человек, недурной тактик и совершенно бестолковый политик. Можно сказать, что в этой ипостаси Кисо представлял собой скорее отрицательную величину. Прибавим к этому грубость характера и простоту, которая, как известно, бывает хуже воровства. Война Гэмпей, между прочим, была как раз таким мероприятием, где кроме умения рубить головы от лидера требовался навык просчитывать свои планы и чужие интриги на несколько ходов вперед. Кисо Ёсинака совершенно не годился для самостоятельной игры, что и подтвердило завершение его истории. О внешних данных злополучного участника междоусобных побоищ нельзя сказать ничего определенного.
Томоэ, кем бы она ни была – реальной женщиной или неким собирательным образом, гораздо интереснее. Мы можем говорить совершенно точно – супругой Кисо Ёсинака она так и не стала, но это в конце концов не так уж и важно. Можно подумать, что штамп в паспорте является единственным доказательством пылких чувств! Томоэ Годзэн аттестуют как наложницу Кисо. Независимо от нашей воли мы оказываемся пленниками определенных стереотипов, связанных со словом «наложница». Прежде всего в голову приходят мысли о зависимом и изнеженном существе, целиком зависящем от воли повелителя. Кто-кто, а наша героиня совершенно не подходит под это определение, поскольку никаким особым могуществом Ёсинака не обладал, род Накахара Канэто не был как-то зависим от юноши, который-то и выжил только благодаря случайности. Перспективы возглавить клан Минамото можно было считать столь призрачными, что о них не стоило даже и говорить. Храбрость Ёсинака, его доблесть и физическая сила не вызывали ни у кого сомнений, но, как известно, чтобы победить в кровавой междоусобице, этого может и не хватить. Никаких тайных причин связываться с недалеким рубакой госпожа Томоэ не имела. Вернее, в причине не было ничего особо тайного. Страстная влюбленность или просто искренняя привязанность к своему напарнику в боевых забавах – кто теперь может точно сказать, когда само существование Томоэ Годзэн остается под некоторым вопросом. Но именно эта загадочная для потомков связь, сковавшая наших героев, и придает всей истории такое очарование. Госпожа Годзэн была красива. Свидетельства совершенно недвусмысленны. Она шла за своим непутевым командиром в огонь и в воду, что не может не впечатлять. Томоэ прославила себя, как умелая и решительная воительница, которая одна «равна тысяче». Последнее является несомненным преувеличением, простительным для средневекового эпоса. Здесь мы подходим к очень деликатной теме, которую легко испачкать, так сказать, грязными руками. Допуская определенное обобщение, ее можно сформулировать, как «эротическое очарование воительницы».
Мы далеки от того, чтобы проводить прямые аналогии между отечественными сказками и былинами, греческими мифами и японским эпосом, но что-то в этом есть. Добрыня Никитич встречает в поле удалую воительницу-поленицу и довольно упорно бьет ее по голове своей палицей («Добрыня Никитич и Настасья Микулична»). Избиение женщины заканчивается тем, что незадачливый богатырь оказывается в мешке (как вариант, в кармане) и дочь Микулы Сельяниновича ставит перед грозным богатырем дилемму: немедленно сделать предложение и стать мужем или быть убитым на месте. Наверное, позднее Добрыня Никитич, сидя у костра, рассказывал молодым богатырям что-то вроде этого: «Ну что тут было делать? Убили меня, ребята. Как есть убили…»
Искатель молодильной воды и золотых яблок Иван-царевич обошелся и вовсе без формальностей, вроде предложения руки и сердца и заключения брака («Сказка о молодильных яблоках и живой воде»). Поединок с богатыркой Синеглазкой, во время которого воительница повалила царевича и уже готовилась вспороть ему грудную клетку, внезапно закончился «поцелуем в уста сахарные», разбиванием полотняного шатра и прочими радостями, что сулит медовый месяц. Обмен перстнями и обручение произошли несколько позже.
Грозная и прекрасная царица амазонок Пентесилея ввязалась в Троянскую войну и навела немалое смятение на войско греков. Семь славных героев были поражены красавицей в самое сердце, шею, живот, ибо в рукопашной схватке эти места лучше всего подходят для проникающих ударов копьем. Неизвестно, чем бы кончилась эта война полов, но славный Ахилл, герой из героев, выступил против царицы амазонок и убил ее на месте. Печальная ирония заключалась в том, что, сняв шлем с убитой, Ахилл тоже оказался поражен в самое сердце. Правда, уже в переносном смысле этого слова. Мертвая воительница была прекрасна и безмолвна, что, как известно, украшает любую женщину. Странное чувство к убитой овладело великим воином, и первый же насмешник, у которого хватило ума глумиться над Пентесилеей, тут же отправился следом за ней: Ахилл убил болтуна одним ударом по голове.
Описание Томоэ Годзэн, которое подарил нам японский эпос, воспевает ее неземную красоту. Подчеркивается, что Томоэ обладала белоснежной кожей и длинными, черными волосами. Мы упоминали об историческом фестивале «Дзидай мацури», который проходит в Киото. Девушка, которой выпадает честь изображать нашу героиню, едет на коне, держа в руках нагинату, и лицо ее бело, как снег. Создатели грима твердо следуют букве источника. Правда, нигде не сказано, что госпожа Годзэн предпочитала использовать нагинату. Упоминается лук и меч, которыми она мастерски владела. Но, с другой стороны, нигде не сказано, что Томоэ чуралась нагинаты, так что появление этого вида оружия на фестивале, иллюстрациях и даже памятнике нельзя считать какой-то ересью. Черноволосая красавица, которая носилась по полю боя, поражая врагов направо и налево, несомненно, производила неизгладимое впечатление и на современников, и на читателей «Хейкэ моноготари», и на самого Кисо Ёсинака. Никто из полководцев, ввязавшихся в войну Гэмпэй не мог похвастаться тем, что у него служит такое чудо! Красавица, телохранительница, отчаянная головорезка и возлюбленная по совместительству. Это вам не унылые вояки со своими завиральными разговорами про доблесть и трофеи. Зубы от скуки сводит от таких соратников и телохранителей! Говорят (но это не подтверждено), что когда главе клана Минамото – Ёритомо сообщили о неподобающем поведении Кисо Ёсинака, который потащил на войну бабу, которая бесподобна и в бою, и на ложе любви, будущий сёгун грустно вздохнул. «Что делать будем с этим бессовестным, бросающим тень на наш род?» – кипятились вояки и пучили раскосые глаза. «Завидовать будем», – печально отозвался Ёритомо.
Минамото-но Ёсинака и Томоэ Годзэн. Художник Ясимо Гокутэй
К этому времени клан Тайра возглавил сын покойного диктатора по имени Тайра-но Мунэмори. Не обладающий ни свирепостью, ни удачливостью своего покойного отца, злополучный Мунэмори не сумел удержать ситуацию под контролем, и многочисленные Минамото двинулись на него, как морской прилив. Ёсинака со своим буйным и непоседливым нравом, конечно, не мог остаться в стороне.