– Мой муж забыл свои обещания?
Слова стали отголоском его собственных опасений. Король стареет, принц болен, а Ланкастера постоянно отвлекают от кастильских дел. Нормандия, Аквитания – бои со всех сторон. Иногда командующих оказывалось слишком много. В другие разы их как будто вовсе не было.
– Нет, не забыл, – ответил Гил, стиснув челюсти. – И я тоже.
Он должен доказать! Ей, Валери и самому себе.
– Монсеньор Испании предоставил мне честь убедиться, что мы вернем Кастилию, потому что он знает, что нет человека, более преданного этой цели. – Он достал из нагрудного кармана камень, который всегда носил с собой. – Стоя в том саду, я дал обет…
Камень был тяжелым. Одна его сторона была плоской и гладкой, украшенной сине-белым изразцом; по краям виделись даже зеленые и оранжевые полосы. Вторая сторона была зазубренной, грубой, со сколами.
Королева широко раскрыла глаза. Выхватила у него камешек и сжала в руке.
– Дворец моего отца! – Ее глаза наполнились слезами.
Он кивнул.
– Смотри! – Она повернулась к Валери. – Алькасар!
Королеве как будто не хотелось возвращать камень. И все же, с тоскливым взглядом и со вздохом, она положила камень Гилу в ладонь.
– Вы, – сказала она. – Вы напомнить мой муж его долг. Трон!
Он сжал пальцы.
– Ему не требуется напоминание, ваше величество! – Он посмотрел на Валери. – И мне тоже.
Он подтвердил данное ей слово. Он увезет ее далеко от ужасного уголка Англии, который она видела, в теплую, солнечную Кастилию. В совершенно другое место, где и он станет совершенно другим человеком.
Королева повернулась к окну и посмотрела на холодное голубое майское утреннее небо.
– И я снова почувствую аромат апельсиновых деревьев.
Теперь она говорила как Валери – о растениях и цветах, которые привязывают ее к родине.
– Вы снова увидите Кастилию, ваше величество. – Гил посмотрел на Валери. – Клянусь этим камнем!
Это была нерушимая клятва, данная себе и Валери, которая успела полюбить и королеву, и далекую страну – хотя пока не понимала, почему ему так необходимо покинуть Англию. Она учила язык, она рассказала королеве о планах войны, она доказала свою преданность Кастилии.
И все же, когда он повторил свою клятву и посмотрел на будущую жену, он не увидел в ее глазах ожидаемой гордости.
Он думал об этом, скача назад в Лондон и гадая, что означало странное выражение ее лица. Он бы не назвал ее взгляд решительным; не было в нем и сомнения.
Только добравшись до Савойского дворца, он понял, что на ее лице отразилась печаль. Когда он заговорил о Кастилии, он увидел только печаль.
Роды у Ла Рейны начались под вечер летнего дня. Элиот и Кэтрин не спали всю ночь вместе с Валери и одной из фрейлин, которая немного понимала по-английски. Они помогали повивальной бабке и королеве понимать друг друга: королева не могла одновременно рожать и пытаться говорить на иностранном языке.
Младшей сестры королевы, Изабель, нигде не было видно. Валери подозревала, что та флиртует с кем-то из охраны.
Ла Рейна все время требовала, чтобы Валери стояла рядом с ней; видимо, королева хотела видеть рядом спутницу, которая так же мало знает о деторождении. Поэтому она держала Констанцу за руку, вытирала ей лоб, а когда не переводила слова королевы повивальной бабке, ласково утешала роженицу, хотя Валери сама не понимала, на каком языке она говорит.
И вот с рассветом в комнате послышался детский крик.
Опытная повитуха обмыла и закутала ребенка.
– Здоровая девочка.
При этих словах пустое лоно Валери сжалось. Удастся ли ей когда-нибудь подержать на руках собственного ребенка? Ребенка, отцом которого станет Гил? Ей хотелось этого больше, чем чего бы то ни было.
– Хвала Всевышнему, – прошептала она, произнося одновременно благодарственную молитву и мольбу.
Кэтрин улыбнулась; в ее улыбке читалась печаль, как на статуях Богоматери, которая знает, что ждет ее ребенка.
– Господь получил бы больше восхвалений, если бы она родила сына.
Валери вздохнула. Государственные дела вмешивались даже в такие, самые интимные, мгновения. Разве дочь не лежит на руках у матери так же, как лежал бы сын?
Констанца, хотя и женщина, по праву унаследовала трон; если у нее не будет сыновей, ее наследницей станет эта девочка. Однако народу Кастилии нужен король, человек, в жилах которого течет их кровь. Поэтому и Констанца, и Кэтрин понимали: поскольку родилась дочь, монсеньору Испании придется вернуться в постель законной супруги, чтобы попытаться зачать сына.
Кэтрин потянулась к ребенку, собираясь отнести его в детскую, но Констанца прижала крохотную инфанту к груди и покачала головой, как будто она тоже была всего лишь ребенком.
Потом она повернулась к Валери и протянула к ней руки.
– Ты.
Валери посмотрела на Кэтрин.
– Нет! – Голос королевы звучал неожиданно сильно. – Ты!
Валери нерешительно взяла дитя. Роженица мирно улыбнулась и закрыла глаза.
Валери с беспомощным видом посмотрела на остальных.
– Что мне делать?
Королева тихо всхрапнула, и Кэтрин потянулась к крохотному свертку.
– Я могу отнести ее.
Валери медлила. Больно ли Кэтрин видеть этого младенца, дочь жены ее любовника? Конечно, Кэтрин тоже будет хорошо заботиться о девочке ради ее отца.
Кэтрин улыбнулась и пожала плечами.
– Пожалуйста.
Королева сказала: «Ты». Она выбрала Валери, доверила ей самое драгоценное – своего ребенка. Валери крепче прижала к себе теплое тельце. Может быть, нянча девочку, она убедит Господа, что заслуживает собственное дитя.
Она улыбнулась Кэтрин в ответ, но девочку ей не отдала.
– Я научусь. И я не одна буду заботиться о ней. Кэтрин сняла фартук.
– Кто-то должен передать Джону новость, – заявила она; при Валери можно было не заботиться о внешних приличиях. – Раз заботу о ребенке поручили тебе, в Лондон поеду я.
Валери кивнула, и они обнялись, рассмеявшись, когда ребенок запищал в знак протеста.
На пороге Кэтрин остановилась.
– Что-нибудь передать Гилу?
– Передать? – Разве женатые пары так общаются?
Ей захотелось, чтобы Гил увидел ее с младенцем на руках. Если она сможет подарить ему ребенка, может быть, он поймет, что даже его дом можно возродить. Может быть, ради ребенка он попробует вернуть свою землю вместо того, чтобы тосковать по Кастилии.
– Передай ему, что я готова на все ради его удовольствия.
Удовольствия… Она вспомнила его губы, его руки. В те мгновения она почувствовала удовольствие, которое раньше никогда не испытывала. Скоро он станет ее мужем, и ей придется доставлять ему удовольствие, хочет она того или нет.
Она посмотрела на крохотное личико. Даже если все будет так ужасно, как она запомнила, такая награда стоит мучений.
Повивальная бабка, стоящая у нее за спиной, вздохнула.
– Если вы будете о ней заботиться, мне нужно вас кое-чему научить.
Глава 11
Известия о судьбе экспедиции поступили в начале июля. Гил услышал обо всем первым.
«Флот уничтожен. Люди сгорели заживо на подожженных кораблях, которые сели на мель у входа в порт Ла-Рошели».
Ему выпала тяжелая обязанность сообщить известие Ланкастеру.
– Милорд, флот, Пембрук…
Ланкастер поднял на него заинтересованный взгляд.
– Какие новости? – с нетерпением спросил он, уже рассчитывая праздновать победу.
Но вместо победы пришлось узнать о поражении. И даже хуже.
– Флот погиб. Все пропало. Корабли, люди, деньги… – Горькие и жестокие слова. Если бы Ланкастер уже захватил трон, если бы кастильцы не встали на сторону французов, если…
Для пожеланий уже поздно. И молиться тоже поздно.
Человек, который должен был стать королем, оцепенел; на его лице проступило недоверие.
– Мы никогда не терпели поражения на море! – Спустя мгновение он осознал масштаб катастрофы. – Что Пембрук?
– Кастильский претендент захватил его в плен и требует выкупа. – Худшее из всех оскорблений. – Они хотят… – Гил назвал сумму, она казалась непомерной.
– Но у него было двенадцать тысяч фунтов… – Достаточно, чтобы вести войну в течение нескольких месяцев. – Наверное, этого хватит, чтобы освободить его, пока соберут остальное…
Гил опустил голову.
– Деньги попали в руки врага. Или лежат на дне моря. – Так или иначе, теперь нечем платить жалованье солдатам, невозможно купить победу во Франции, чтобы можно было двигаться дальше, в Кастилию. Все потеряно.
Ланкастер повесил голову; поражение обрушилось на него тяжким бременем.
Гил взял его за плечи.
– Мы отомстим за смерть товарищей! Солдаты готовы! – Они собрали почти две тысячи пехотинцев, готовых к битве. – Когда мы возьмем Кастилию…
– Мы не можем высадиться во Франции. Как мы возьмем Кастилию?
Хотя его слова обрушились на Гила тяжким ударом, он понимал, что герцог прав. Они не могут добраться до Кастилии, пока не вернут себе владычество над морем. В очередной раз мечта о Кастилии, до которой, казалось, можно дотянуться рукой, уплывает у него из-под носа, как будто унесенная отливом, и опускается на дно вместе с английскими кораблями.
– Можем, – ответил Гил. – И возьмем ее!
Констанца поручила ему напомнить ее мужу о долге. Кусочек камня из Алькасара оттягивал Гилу карман. Никогда нельзя терять надежды.
– У нас есть еще корабли. Есть еще люди. Мы высадимся в Португалии. – Вот каким теперь должен быть их план. – Нас постигла временная неудача, вроде метели в испанских горах. Она сделает весеннюю победу еще слаще!
Ланкастер поднял голову – еще потрясенный, но Гил заметил и проблеск былой энергии.
– Я пойду к отцу и брату. Мы должны все продумать…
Новые планы. Новые битвы. Разумеется, все решения сейчас предстоит принимать Ланкастеру. Его брат, наследный принц, когда-то самый грозный из военачальников, сейчас лишь ненадолго встает с постели. Не настолько, чтобы составлять планы вторжения. А король то болен, то поглощен своей любовницей; он часто бывает рассеянным, как будто все его мысли уже о лучшем из миров.