Кощунственная мысль! И кощунственно больше думать об удовольствии, чем о долге. Но сейчас она испытывала не просто удовольствие. Сейчас они наконец слились воедино.
Позже, гораздо позже, вернувшись на землю, она открыла глаза и увидела, что муж смотрит на нее и улыбается.
Теперь она понимала, какое наслаждение сулит такая улыбка.
– Значит, – хрипло проговорил он, – верить ты умеешь.
Она ответила ему улыбкой на улыбку.
– Значит, муж мой, давай делать сына.
Радость у него на лице, когда он снова привлек ее к себе, не требовала слов, но требовала плоти.
Но, открывшись ему так, как никогда еще не открывалась другому мужчине, она все же не сказала ему всей правды: «Я хочу остаться в Англии. Я не разделяю твою мечту о Кастилии».
Эту тайну она хранила по-прежнему.
Наверное, она не имеет права так поступать. Можно было обманывать других, тех, кто не умел и не хотел отличать ее ложь от правды. Но ее муж прекрасно умел отличать ее правду от лжи.
Глава 16
Валери надеялась, что, привезя Гила домой, она сумеет показать ему, что он может быть счастлив в своем родовом гнезде. Она надеялась сделать замок настолько уютным, что муж оставит мечты о Кастилии. Поэтому на следующий день она попросила его погулять с ней, думая, что ему, как и ей, понравится ощущать под ногами свою землю.
За те несколько недель, которые прошли после их предыдущего приезда, лето вступило в свои права. Их окружали зеленые листья и трава, такая яркая, что было больно глазам. Она почти не видела пастбищ. Землю распахивали на волах, но крупный рогатый скот здесь, видимо, не держали.
Кроме того, здесь ничего не выращивали просто для красоты.
Долгое время никто не любил эту землю. Кое-что сажали, но только по необходимости. В заросшем сорняками огородике у кухни вопреки всему росли какие-то травы. Повсюду она замечала, сколько всего предстоит сделать.
– Муж мой, давай поговорим с управляющим до твоего отъезда и обсудим, что нужно сделать за то время, пока тебя не будет. – У нее самой появилась масса идей, но, хотя Валери была женой лорда, она приехала сюда недавно. Ей придется заручиться его поддержкой, его разрешением, прежде чем управляющий начнет ее слушать.
– Раньше я никогда не занимался такими ве щами.
– И вот результат, – выпалила она и сразу же пожалела о своих словах – критика не убедит его заботиться о своем доме, как тот того заслуживает. – Когда ты уедешь, я прослежу за тем, чтобы твои приказы выполнялись.
– Здесь ты жить не будешь. – По-прежнему ни единой искры интереса. – Королева ждет твоего возвращения.
– Нет, она… – Валери пожалела о том, что сразу не сказала ему всего. – Она считает, что для меня будет лучше остаться здесь. Растить нашего ребенка на его собственной земле.
Коварный довод. Он ведь не узнает, будет у нее ребенок или нет, до того, как уплывет.
Гил долго думал и наконец сказал:
– Хорошо, но только до тех пор, пока мы не переедем в Кастилию! – В его глазах снова зажглась решимость. – Я тебя не подведу!
Кастилия, Кастилия! Ей до смерти надоело это ненавистное слово.
– Знаю. – Она приходила в отчаяние оттого, что никак не могла его разубедить. – А до тех пор я постараюсь и здесь создать кусочек Кастилии.
– Это невозможно.
– Что-то, что напоминало бы нам о ней. Я тоже тебе обещаю. – Она не должна оставлять ему возможность отказа. – Я думала о саде. – О саде, который ей хотелось так же сильно, как ему хотелось в Кастилию. – О таком саде, какой ты видел в Алькасаре.
– В Алькасаре мощенные плиткой дворики, и пруды с золотыми рыбками, и деревья с плодами, похожими на солнце.
Ничего подобного она не могла создать, и он это понимал.
– В Кенте у меня были розы, – быстро сказала она, – и айва, которую Элеонора привезла с собой из Кастилии… – Но все это больше ей не принадлежит. – Может быть, удастся добыть черенки в чьем-нибудь саду…
– Нет. Здесь никакого сада не будет.
Значит, надежды нет. Им обоим отказано в исполнении их самых заветных желаний.
Они гуляли молча; Валери утешалась лишь видом растений. Даже без ухода садовника кое-где мелькали проблески цвета: несколько цветков, таких упрямых, что выжили. На краю рощицы она заметила высокие стебли наперстянки; они достигали ее талии и покачивались на ветру; ей даже показалось, что колокольчики вот-вот зазвенят.
– Видишь? – Она показала рукой. – Нам не нужны золотые рыбки. Цветы на твоей земле так же красивы, как в Кастилии.
Он посмотрел туда, куда она показывала, но не улыбнулся. Наоборот, волна пурпурных цветов заставила его нахмуриться.
– Они не красивые, – произнес он, глядя на них. – Они ядовитые.
Когда они вернулись, он велел управляющему скосить их под корень.
Только когда у них кончилась соль и из-за разбитых ставней дождь попал в спальню, Гил вынужден был признать, что его жена в чем-то права.
Первые ночи Гил и его жена лишь наслаждались, открывая друг друга. Днем он едва замечал что-либо, хотя Валери звала его исследовать замок и угодья, показывала ему места, которые он много лет не видел.
Ланкастер был прав, когда укорял его в небрежении.
Он нехотя начал обозревать свои владения и согласился, что Валери следует продолжать работу, когда он поплывет с королем на войну. Он не хотел, чтобы его ребенок родился здесь, но к тому времени, как ребенок появится на свет, он надеялся вернуться и принять нужные решения.
Поэтому всю следующую неделю он без устали работал с управляющим, стараясь устранить самый серьезный ущерб, чтобы жена жила хоть с какими-то удобствами.
Валери же занялась землей. Ланкастер когда-то смеялся, узнав о том, как она интересуется урожаем ржи, но, когда она начала задавать управляющему наводящие вопросы, Гил не рассмеялся, а, наоборот, обрадовался.
Он знал, что она любит цветы, но оказалось, что она многое знает и о посадках. Вначале управляющий и работники отнеслись к ней настороженно, но Гил ясно дал понять, что они должны ее поддерживать. Она со знанием дела говорила о бобах, горохе, спрашивала, почему урожай так скуден, и предложила отвести южное поле под ячмень для пивоварения.
По правде говоря, ее познания ошеломили его так же, как ее ошеломляли разговоры мужчин об оружии.
Он никогда не интересовался такими вещами. Бруэны были воинами, к своим угодьям относились равнодушно. Гилу казалось, что сама земля, на которой стоял замок, была отравленной, ядовитой. Но, наблюдая за тем, как Валери строит планы, он невольно задумался. Будь здешняя земля более плодородной, не отказались бы его дяди от своих разбойничьих набегов?
И от кое-чего похуже…
Странно было снова очутиться в замке. Его так давно здесь не было, что воспоминания вытесняли то, что находилось перед его глазами. Однако дни и ночи, проведенные с молодой женой, создавали новые воспоминания, такие, которые хотелось перебирать в грядущие месяцы.
Он отчаянно старался прогнать из памяти прошлое, хотя бы на время, как он признался сам себе, мечтал наложить новые воспоминания на старые, большинство из которых покрылись временем и землей.
Если Господу будет угодно, пусть они там и останутся.
Наступил август. Валери осталась всего одна ночь – может быть, две – с мужем, прежде чем она отдаст его Ланкастеру, войне, его мечтам о славе. Он уедет в Лондон, где к нему присоединится Кэтрин; они поскачут на побережье, а Валери останется здесь и будет молиться, чтобы Господь благословил ее ребенком.
Она хотела ребенка так сильно, как никогда прежде. Не только ради себя самой или для защиты, но и ради него, чтобы он знал, что его кровь способна создать настоящее чудо. Тогда, может быть, ему в самом деле удастся справиться с собственным прошлым.
Может быть, он даже захочет дать сыну неотъемлемое право по рождению на эту землю.
В последний летний день, пока Гил проверял, хорошо ли отремонтировали внутренний двор, она бродила за замковыми стенами, думая о том, где можно будет разбить сад.
Он был убежден, что они пробудут здесь недолго, и все же позволил ей здесь остаться – хотя бы на время. Поэтому она снова начала мечтать о саде.
Своими мечтами она с мужем не делилась. Она еще не готова начать; она лишь оценит землю. Поймет, с чем ей предстоит работать.
За южной стеной она ходила туда-сюда по небольшому участку земли; ей нравилось, как его освещает солнце, и она мечтала еще об одной айве, которая может расцвести здесь через много лет. Ее ребенок может играть в тени айвы в такой же летний день, как сегодня.
Она нашла грабли, у которых недоставало нескольких зубьев, и маленький совок. Земля здесь казалась рыхлой, как будто раньше участок обрабатывали, и она сгребла траву и дерн, а затем, опустившись на колени, начала копать, наслаждаясь процессом, потому что сейчас было неподходящее время для посадок. Из земли росли несколько грибов незнакомой формы; Валери не знала, съедобные они или нет.
Совок наткнулся на что-то твердое.
Наверное, камень. Возможно, прежде, чем что-то здесь сажать, вначале придется извлечь отсюда камни. Но край совка скользнул, как будто камень был маленьким, и тут же ударился обо что-то другое. Может, тут кучка камней?
Расчистив небольшой квадрат земли, она сразу поняла: внизу не камни.
Она нашла кости. Человеческие кости.
Солнце уже давно зашло, когда они закончили ремонтировать ставни. Гил с нетерпением ждал, когда можно будет незаметно ускользнуть с женой в спальню.
Еще одна ночь.
Если бы ему предстояло скакать в Дувр одному, он мог бы еще немного задержаться, но он обещал сопровождать леди Кэтрин, значит, ему придется провести в пути больше времени и ехать медленнее.
Еще одна ночь с женой.
Он нигде ее не видел, но кто-то сказал, что она вышла за стену, и он пошел ее искать. Ему стало не по себе. Повернув за угол на южной стороне, он все понял.
Она нашла то, что, как он надеялся, так и останется спрятанным. И от нее, и от себя.