Хорошая ли у тебя была жизнь, моя дорогая Ларейна? Этого я не могу знать. Но даже здесь, ведя жизнь, полную молитв и размышлений, я каждый день думала о тебе. И когда я просила в своих молитвах, чтобы у тебя были все блага жизни – хороший дом, мужчина, который будет любить тебя, работа, которая вознаградит тебя так же хорошо, как моя вознаградила меня, дети, которых ты сможешь лелеять, – тот же самый внутренний голос, который когда-то сказал мне, что я должна расстаться с тобой, ответил мне, что у тебя все хорошо.
Не будем горевать, дорогое мое дитя! Потому что в душе я чувствую, что мы никогда не разлучались и что мы навсегда будем…»
На этом месте письмо обрывалось. Но Лари все равно знала последнее слово.
Она посидела в часовне еще немного. Даже не глядя на письмо, она ощущала, что по-прежнему общается с матерью. Наконец, когда Лари поднялась со скамьи и повернулась, ей показалось какое-то движение в тени в задней части часовни, словно возле края двери промелькнул подол черного одеяния.
Может быть, настоятельница все это время стояла там и наблюдала за ней?
Лари поспешила к двери, но потом резко остановилась и замерла на месте. Больше не осталось ответов, за которыми нужно было гнаться. Что ей сказала настоятельница? Что Кат теперь с Господом. Так или иначе, в этом и заключается правда – та, которая позволит им обеим обрести покой. И остаться навечно вместе.
Когда Лари покинула часовню, коридор снаружи был пуст. Теперь она ускорила шаг – ей не терпелось добраться до внешнего мира, мира, в котором ее ожидало столько любви.