Все трое сыновей полководца заняли весьма почетное положение в обществе. Старший, Михаил, – генерал, сенатор, действительный тайный советник по Табели о рангах. Средний, Николай, – канцлер, министр иностранных дел в годы наполеоновских войн, меценат, собиратель редкостей и древностей. Коллекция Николая Румянцева легла в основу знаменитого Румянцевского музея, открывшегося в Петербурге в 1831 г. и ставшего первым публичным частным музеем страны. Младший сын полководца, Сергей, стал дипломатом, писателем. Как ни удивительно, но все трое сыновей генерал-фельдмаршала Петра Румянцева остались холосты, хотя любовные истории там фигурировали. С кончиной Сергея Петровича фамилия Румянцевых пресеклась.
«Неожиданное благополучие»
Великий русский полководец, не проигравший ни одного сражения, национальный герой, гордость России, Александр Васильевич Суворов – личность весьма необычная. При Царском дворе ходило немало разговоров о его странностях и порой вызывающих чудачествах. А еще он, увы, был несчастен в семейной жизни. Дважды Суворов уличал свою супругу в неверности. Первый раз эта история окончилась церковным примирением, состоявшимся ни много ни мало по настоянию лично императрицы Екатерины II…
Современники свидетельствовали, что Суворов как будто бы преднамеренно нарушал требования придворного этикета. При Дворе, будучи человеком резким и порой даже желчным, он заслужил немало недоброжелателей и служил предметом злословия и сплетен. Причем нередко сам как будто намеренно подливал масла в огонь: язвил по адресу многих высокопоставленных придворных, чем наживал себе еще больше врагов.
Сам полководец как-то признал: «Цари меня хвалили, солдаты любили, друзья мне удивлялись, враги меня ругали, придворные надо мною смеялись. Езопом являясь при дворах, побасенками говорил я правду, был Балакиревым для пользы Отечества и пел петухом, пробуждая сонливых».
Однажды, будучи недоволен невежливым приемом, который ему оказал царский фаворит граф П.А. Зубов, Суворов ответил тем же, только в своем стиле: принял его, будучи в одном исподнем. Впоследствии на вопрос Гавриила Державина, зачем он это сделал, ответил кратким латинским выражением: «Vice versa» («Наоборот»).
На официальных приемах Суворов допускал мальчишеские выходки, которые явно не вязались с его возрастом и положением. В одном из писем к заграничному корреспонденту, датированном началом 1790-х гг., императрица так отзывалась о полководце: «В общем, это очень странная личность, он очень начитан, обладает большим природным умом, но и бесконечными странностями, которые нередко ему вредят…».
Однажды Суворов вызвали к Павлу, тогда еще наследнику престола. Войдя в кабинет, полководец вдруг начал по-детски проказничать и кривляться. Павел остановил его: «Мы и без этого понимаем друг друга». Суворов сразу же сменил тон, но, выйдя из кабинета, побежал вприпрыжку и запел по-французски: «Принц восхитительный, деспот неумолимый».
А.В. Суворов
Стоит ли добавлять, что отношения императора Павла с Суворовым не сложились. Полководец относился к нему без всякого почтения, его даже изгнали из армии без права ношения мундира, орденов и без пенсии и отправили в ссылку в свое село Кончанское…
При всех своих чудачествах Суворов отличался четким распорядком дня. Уже на закате жизни он рассказывал о себе своему биографу: «…никогда не соблазнялся приманчивым пением сирен роскошной и беспечной жизни, обращался я всегда с драгоценнейшим на земле сокровищем – временем – бережливо и деятельно, в обширном поле и в тихом уединении, которое я везде себе доставлял…».
«Самая большая проблема заключается в том, что мы вообще не очень много знаем о личной жизни Суворова, – говорит замдиректора мемориального музея Суворова Александр Лукирский. – Источником наших знаний служит его личная переписка, известная с середины 1760-х годов. Сохранились, например, очень доверительные письма Суворова к матушке военачальника Якова Кульнева – Луизе Ивановне. Больше всего суворовской переписки относится к 1790-м годам. Предыдущих лет гораздо меньше.
Письма Суворова хранятся по двум адресам: в отделе рукописей в Российской национальной библиотеке (так называемый «Суворовский сборник») в Петербурге и в Российском государственном военно-историческом архиве в Москве. Письма Суворова были опубликованы (правда, выборочно) в 1986 году в серии „Литературные памятники“. Кроме того, есть еще четыре тома документов Суворова, изданных Архивным управлением НКВД еще в 1949–1953 годах. Это до сих пор основной источник документов о Суворове как о полководце. Но до сих пор полная подробная биография Суворова не написана».
В.И. Суворова
Суворов женился в 1774 г., зимой, когда приезжал в Москву после побед над турецкими войсками. Невесту, Варвару Ивановну Прозоровскую, «подобрал» Суворову его отец, Василий Иванович Суворов, который вообще немало поспособствовал военной карьере сына. Отец полководца занимал немало высоких должностей, в том числе генерал-губернатора Восточной Пруссии. В 1762 г. участвовал в низложении Петра III и возведении на престол Екатерины II, на следующий год получил чин генерал-аншефа, на склоне лет – сенатор.
Когда Александр Суворов собрался жениться, ему уже исполнилось 43 года, и на любовном фронте побед у него было гораздо меньше, чем на военном поприще. Маленький рост, крайняя худоба и рано поредевшая шевелюра не очень располагали к успеху у женщин. Варваре Ивановне – 23, она пышнотелая, румяная, статная – настоящая русская красавица. По тем временам считалась, что она уже давно «пересидела в девках».
Свой скоропалительный брак Суворов называл «неожиданным благополучием». Жену он обожал, с нежностью называл ее Варюткой. 1 августа 1775 г. родилась дочь, которую назвали Натальей. Семейная жизнь оказалась непростой: Варвара то сопровождала супруга в поездках, то месяцами его не видела. В Крыму полгода ей пришлось мучиться лихорадкой.
Спустя несколько лет подробности семейной жизни Суворова стали достоянием публики: о них вовсю судачили в высшем свете. Суворов обвинял свою жену в измене. Прелюбодеем оказался его двоюродный племянник Николай Суворов, к тому же еще и офицер штаба Александра Васильевича. По традиции XVIII в., Суворов составил протекцию своему ближайшему родственнику, а тот самым отвратительным образом подвел своего дядюшку. Суворов много пишет об этом в своих письмах.
В одном из своих писем (И.Д. Канищеву) в июне 1779 г. Суворов писал: «Не думай на одного Н[иколая] С[уворов]а: ей иногда всякий ровен. Итак, весьма присматривайся на то. Она очень лукава, однако видали Н[иколая] С[уворов]а, как к ней по ночам в плаще белом гуливал».
Графу Г.А. Потемкину свою беду Суворов описывал следующим образом: «По благополучном окончании военных действий, когда все в том подвиги восприявшие наслажаются покоем, надеялся и я вкусить от плодов оного; но среди того постигли меня толь горестные обстоятельства, коих воспоминовение желал бы я скрыть навсегда от света, естли б честь и достояние звания моего не исторгали от меня поминутно их признания. Обезчестен будучи беззаконным и поносным поведением второй половины, молчание было бы знаком моего в том соучастия. Нет тут, Светлейший Князь! недоказательного; иначе совесть моя, никогда не поврежденная, была бы мне в несправедливости изобличителем…».
Осенью 1779 г. Суворов письменно обратился в Славянскую духовную консисторию с просьбой о разводе, но получил отказ: церковный брак нерушим.
«Родные Суворова, особенно его сестра Анна Васильевна, склоняли его к примирению к женой, – говорилось в книге Григория Мееровича и Федора Буданова „Суворов в Петербурге“. – Аристократическая родня, приобретенная Суворовым благодаря женитьбе, начала вмешиваться в отношения супругов. Панины, Репнины и Голицыны, находившиеся в родстве с Прозоровскими, были достаточно близки ко двору, чтобы без особого труда причинять Александру Васильевичу неприятности и огорчения… Есть основания предполагать, что к примирению к женой склоняла Александра Васильевича и сама императрица».
После приема у Екатерины II Суворов принял решение совершить церковный обряд покаяния в Астрахани, поскольку не было времени совершить его в Петербурге, и взял обратно прошение о разводе. Покаяние должно было содействовать «обновлению» брака. Специально для этой цели в Астрахань вместе с четой Суворовых прибыл кронштадтский протопоп. После того как на Страстной неделе в апреле 1780 г. состоялись покаяние и примирение, известить об этом отправили курьера к самой государыне.
В письме генерал-поручику Петру Ивановичу Турчанинову, правителю канцелярии Г.А. Потемкина, Суворов в марте 1780 г. писал: «Сжальтесь над бедною Варварою Ивановною, которая мне дороже жизни моей… Обороните ее честь. Сатирик сказал бы, что то могло быть романтичество; но гордость, мать самонадеяния, притворство – покров недостатков, – части ее безумного воспитания».
То есть Суворов оправдывал жену тем, что она вовремя не распознала опасности в ухаживаниях Николая Суворова, а когда поняла ужас своего положения, не открывала ничего из гордости и страха быть опозоренной соблазнителем.
И далее: «Примечу: страх открытия, поношение, опасность убийства, – далеко отстоящие от женских слабостей. Накажите сего изверга по примерной строгости духовных и светских законов, отвратите народные соблазны, спасите честь вернейшего раба Нашей Матери, в отечественной службе едва не сорокалетнего…». Александр Васильевич призывал особенно строго наказать Николая Суворова, поскольку тот прибегал к угрозам.
Письмо А.В. Суворова Г.А. Потемкину от 10 декабря 1784 г.
Автограф. Государственный исторический музей
Наконец, в самом конце письма: «В[арвара] И[ванов]на упражняется ныне в благочестии, посте и молитвах под руководством ее достойного духовного пастыря». Имелся в виду бывший астраханский губернатор Никита Афанасьевич Бекетов, в имении которого (Черепахе) Суворов и его жена подолгу жили.