– Я все тебе сказала. Именно ждать и не надо. Перезвоню через полчаса.
Но ситуация не просто не сдвинулась, начался полный кошмар, который длился два месяца. За все время Марину только один раз пустили к матери. Даша лежала, опутанная трубочками, самая толстая из них была у нее во рту, ее через нее кормили. Она не могла бы заговорить, даже если бы была в состоянии. Глаза открыла, на Марину вроде бы посмотрела. Дочери показалось, что в глазах матери блеснули слезы. Ни на один свой вопрос Марина ответа от персонала не получила. Она вылетела из больницы и прямо с улицы начала звонить по уже сохраненным телефонам.
Через два дня Марина вернулась домой, когда в квартире был Коля. Марина остановилась в прихожей и послушала его речь, обращенную к бабушке.
– Мы – взрослые люди, и мы должны нормально принять новую ситуацию во всем объеме, – говорил Колька-мент. – Есть диагноз, нет диагноза – результат один.
Даше жизнь, получается, спасли, значит, не такие там плохие врачи, вряд ли кто-то за большие деньги сделал бы больше. Но надеяться на то, что Даша станет полноценным, трудоспособным человеком, уже не приходится. Ходить она не будет наверняка, мозг не умер полностью, но и ничего хорошего. Мы можем привезти ее сюда, но это очень тяжелый уход. Я считаю, надо подумать о специальном учреждении для таких инвалидов. И главное, что я хотел сказать: у меня пока связаны руки. Вот я подготовил с юристами документы – полное опекунство над бывшей женой-инвалидом, дочерью, которая пока не зарабатывает, и вами, как моей престарелой родственницей, у всех вас, кроме меня, больше никого нет. И, разумеется, перевод собственности на всю недвижимость. Этим надо срочно заниматься. Дача уже начинает разваливаться, да и по квартире много вопросов. Почитайте, подпишете уже у нотариуса. Это не к спеху пока. Надо еще, чтобы Дашу признали недееспособной. Такая есть формальность, раз она полная собственница.
Бабушка заплакала, а Марина шагнула в комнату и какое-то время стояла на пороге, смертельно бледная, не в силах разжать зубы и заговорить. Но справилась с собой и выпалила приготовленную в прихожей речь сразу и полностью:
– Специальное учреждение для мамы? Для тебя полная опека над нами всеми? Управление нашей квартирой и дачей? Да это же просто мечта мента какая-то. Документы, говоришь, есть? И у меня они почти готовы. Для начала покажу на телефоне. Вот согласие известного исследовательского центра принять маму сегодня же. Вот мое заявление в прокуратуру по поводу так называемого лечения мамы и стремной больницы, которую нашел ты. Вот контакты юриста и частного детектива, который ведет по моему поручению расследование. Вот мой с ним договор.
– Да ты гонишь! – рассвирепел Коля. – Начиталась всякой фигни и детективов в интернете насмотрелась. Кто у тебя что примет. Кто ты такая, соплячка, еле восемнадцать стукнуло.
– Мне недавно исполнилось девятнадцать, папуля, – презрительно ответила Марина. – И я полноценная гражданка, у которой по такому серьезному поводу все уже приняли. Собственно, маму сейчас уже перевозят в исследовательский центр. Ее документы из больницы везет мой представитель – частный детектив Кольцов. Возможно, ты о таком слышал.
– То есть ты так с родным отцом? – встал в позу Коля. – Смотри, не пожалей. Как бы вы все не пожалели. Надеюсь, ты врешь. Но если на самом деле накатала заяву на отца – не жди ничего хорошего.
Коля хлопнул дверью, вышел из дома и прямо из машины начал наводить справки. Узнал только одно: его жену на самом деле без его ведома перевели в исследовательский центр, дорогой, к слову. Главврач больницы сказала:
– Николай Васильевич, мы ничего не могли сделать. Приехали юрист с поручением дочери и представитель прокуратуры. Сказали, что требуются срочные исследования и новые экспертизы по поводу лечения и причины болезни.
Я скажу вам больше: это пока не официально, но мне верный источник сообщил, что к нам направят комиссию для проверки. Это такая нам благодарность за почти три месяца помощи вашей жене за ваши гроши и ваше честное слово, извиняюсь, конечно.
Ситуация с Дашей менялась стремительно. В исследовательском центре с самым передовым оборудованием ей первым делом отменили назначения прежней больницы. Вытащили трубку изо рта, которая шла в желудок. Убрали все капельницы, провели проверку мозга, взяли новые анализы и сравнили их с результами тех, которые были в истории болезни. Лечащий врач сказал Марине в присутствии ее представителя Кольцова:
– Ни по каким первичным анализам и процедурам не вижу повода подозревать инсульт, энцефалитного клеща, даже сосудистую дистонию. Сейчас трудно что-либо утверждать, но по симптомам и состоянию внутренних органов могу предположить, что речь идет об отравлении. Такие яды быстро испаряются из крови, если нужна точность, то требуется эксперт-криминалист. А мы сделаем, что можем. Мозг, кстати, в порядке. Больную явно держали под тяжелыми препаратами, то есть кома была химическая.
Дашу привезли домой через две недели. Она была страшно слаба. Не могла самостоятельно передвигаться, но нормально говорила, помнила все и в центре отвечала на все вопросы врачей, экспертов и следователя. Она смотрела на Марину с изумлением и слезами благодарности. Вдруг рядом с ней из нежной девочки в самый тяжкий час явился сильный, мужественный, ответственный и решительный человек.
– Главное для тебя, мама, – это хорошо есть. И работать. Я уже договорилась с массажистом и тренером по лечебной физкультуре. Они будут тебя мучить. Это не может быть не больно, но за восстановление мышц придется бороться, – говорила Марина, поставив перед Дашей поднос с каким-то чудодейственным блюдом, рецепт которого она нашла в интернете.
Раздался звонок домашнего телефона. Марина подняла трубку. Чудеса: впервые ее отец звонил перед тем, как подняться в квартиру.
– Конечно, заходи, – оживленно произнесла Марина. – Мы тебя ждем.
Коля удивился и на всякий случай оробел. Что-то тут не так. Но вошел и бодро направился к жене:
– А ты уже не так плохо выглядишь, как раньше.
В это время Марина еще раз открыла входную дверь, и в комнату вошли мужчины, вид которых был неприятен Коле до судорог.
– Разрешите представиться, – сказал пижон в джинсах. – Частный детектив Сергей Кольцов. – Представляю интересы вашей дочери и жены. Попрошу в их интересах не приближаться ни к той, ни к другой.
– Да ты че?! – рявкнул Коля.
– Полковник Земцов, – по виду совсем опасный тип сунул Коле под нос удостоверение. – Начальник отдела по расследованию убийств. Николай Васильевич Соколов, вы подозреваетесь в попытке убийства вашей жены Дарьи Андреевой путем отравления ядом, который во время обыска по ордеру прокуратуры и был найден в сейфе вашего рабочего кабинета.
– Да я… Туда не только я могу положить… Да это там давно валяется… Изъяли у подозреваемого. Да какое убийство, не могло быть никакого убийства…
– Замечу, Вячеслав Михайлович, – обратился к полковнику пижон в джинсах. – Подозреваемый фактически сознался, что яд мог находиться в сейфе с его ведома. И не только для данного случая, а «давно там валяется». Также фактически сообщил о том, что доза была точно рассчитана, чтобы жертва не умерла там, где они вдвоем попили чаек. «Не могло быть никакого убийства». Она должна была умереть в больнице, с долгой путаницей диагнозов, с соучастниками в виде врачей. Или, как он рассчитывал по плану Б, осталась бы молчащим инвалидом, запертым в закрытом учреждении, где дело бы довели до конца. Марина записала речь Соколова, в которой он это предлагает бывшей теще и требует полной опеки над всеми членами семьи и единоличных прав на недвижимость.
– Соколов, – обратился к Коле Земцов, – вы профессионал и все знаете о чистосердечном признании. Как это здорово в вашем положении. Тем более что дилер, который поставил вам для личных надобностей яд, уже задержан и дает показания, в том числе и об источнике. Так что на выход. Прошу прощения у всех присутствующих за то, что омрачили радость встречи с Дарьей.
Даша хотела только лежать и выдыхать свое бесконечное бессилие. Она все понимала и помнила, но ни мозг, ни душа не были готовы к муке настоящего осознания. Как можно такое понять и выжить: твое тело, твой мир, твои покой и счастье истребляли долго и продуманно даже не потому, что ты чей-то враг. Только потому, что ты обладатель какого-то жалкого барахла. Но Марину никак нельзя теперь подвести. И Даша работала, терпела боль, временами ей казалось, что она теряет сознание, что ничего больше не вынесет. Но физическая подготовка дома закончилась. И Даша наконец вышла с дочерью рано утром на пробежку. Вдохнула свежий воздух, устояла на уже окрепших ногах и потянулась за тоненькой, несгибаемой фигуркой своего ребенка, своей спасительницы.
Потом они пили чай в кухне, ели теплые тосты. Для Даши все это было как в томительном сладко-горьком сне, и она все время думала лишь о том, чтобы не пролились непрошеные слезы.
– Я буду работать, мама, – сказала Марина. – Может, даже получится остаться на дневном отделении. Полно предложений на вторую половину дня: репетиторство, просто забирать детей из школы, да что угодно. Это и практика.
– Я тоже, – тихо ответила Даша. – Я тоже скоро смогу что-то делать. Я не чувствую себя больной. Но я скажу только тебе: я никогда не стану здоровой. Не физически. Во мне что-то убито, то, что не подлежит восстановлению. Не знаю, как посмотреть людям в глаза. У меня увечная душа.
Марина долго молчала. А потом произнесла:
– Я очень хорошо понимаю, о чем ты. И тоже переживала что-то похожее. Так, наверное, у всех, кого настигает нестандартное, неестественное несчастье. Но я вижу, как ты возвращаешься, как мы с тобой всю нашу жизнь возвращаем, и понимаю другое. Это наша победа. Да, я гордо выйду сейчас из дома и так же посмотрю всем в глаза. И жертвам, и преступникам. Именно такими стали мне казаться все люди. Мы сумели не погибнуть – вот до чего мы сильны. Потому что любим друг друга. Ты же ради меня терпела боль с этой гимнастикой, никто бы ради себя на такое не пошел, мне кажется.