– А что – я? Я их познакомила с Иваном. Ты только подумай, каково мне было видеть его рожу? Иван ведь его домой приглашал, обсуждать дела в неформальной обстановке! – криво усмехнулась Гелька.
– И ты что же – не могла сказать, что не хочешь этого? – глупо переспросила я.
– Да? А на каком, простите, основании? Сама привела в контору – и теперь видеть не могу? Не-ет, я терпела, улыбалась, делала вид, что мне до смерти интересно, как он живет со своей Наташкой, как у него дети растут. Он их балует, души в них не чает – а наш с ним сын, о котором этот урод даже не знает, живет в деревне с бабушкой, не слышит, не видит! – Гелька всхлипнула, борясь с подступившими слезами.
Я не покривлю душой, если скажу, что в тот момент я совершенно забыла о том, что отсидела четыре года по ее вине.
Мне на самом деле отчаянно жаль было Ангелину и ее больного мальчика, а еще – подкатила тошнота от того, каким мерзавцем оказался Стрыгин, сумевший легко перешагнуть через еще не родившегося ребенка и даже не поинтересоваться спустя годы его судьбой.
Ангелина перестала всхлипывать, закурила.
– Знаешь, Люська, я сейчас очень жалею, что так с тобой обошлась. Если бы можно было отмотать назад, я бы иначе все устроила. Но ты такая всегда была правильная, такая непогрешимая… и мне стало обидно. Ты вроде бы и жила хуже меня, и денег не было, и мать больная – а все-таки было в тебе что-то такое… спокойствие какое-то, что ли. И потом – Стрыгин тебе всегда нравился, ты мне об этом в школе все уши прожужжала. Вот я и решила… И встречу в офисе Ивана я подстроила, не должен был Стрыгин в тот день там оказаться. И квартиру свою я тебе поэтому одалживала – чтобы в курсе быть. С фотографией вот только прокололась, забыла совсем. Когда ты рассказала про то, как Стрыгин в нее впился, я аж помертвела – ну, думаю, а вдруг что-то заподозрил? Он ведь однажды у меня спрашивал, чем, мол, дело с беременностью кончилось. Я его послала, конечно, а тут вдруг об этом вспомнила и испугалась. Я не хотела, чтобы он знал. Коляня – мой. Это мой крест. В общем, я наказана на всю жизнь – потому что кому он нужен-то без меня? – она снова вздохнула. – Ну, а там, на вечере, я подкараулила момент, когда Стрыгин покурить на крыльцо вышел, пошла следом и застрелила его. Он так и умер, не узнав о Коляне. У моего сына нет отца – лучше никакого, чем предатель. Я ведь сюда вернулась за ним и за мамой, Ивану честно все рассказала, он и велел приехать и забрать. В Америке можно жить спокойно, имея больного ребенка, там никто пальцем не тычет, как у нас.
– А я думала, ты мне подруга, – горько призналась я, чем вызвала презрительную усмешку:
– Да? А зачем ты мне нужна была, нищебродка? Я столько сил и денег на тебя ухлопала, чтобы в нормальный вид привести. На тебя ж не то что Стрыгин – бомж вокзальный бы не клюнул, когда мы встретились. Ты нужна мне была только для того, чтобы со Стрыгиным свести счеты. Я просто не знала, что потом мне будет так тяжело жить с этим. Оказывается, про совесть не врут
– она есть, и она так мучает. Но ненависть, с которой живешь многие годы, мучает еще сильнее. Я мечтала Стрыгину отомстить – и отомстила. А что ты под раздачу попала – ну, так ведь кто-то должен был… Согласись – я удачно все сделала?
Вот тут я и сорвалась, перестав жалеть Ангелину. Меня использовали и выкинули за ненадобностью! Ярость ослепила меня, и я, не понимая, что делаю, вскочила и вцепилась Ангелине в горло. От неожиданности та растерялась, хотя была крупнее и сильнее меня, и упала на пол, увлекая и меня за собой. Если бы на звук полетевших со стола вслед за стянутой скатертью тарелок и чашек не подбежали метрдотель, охранник и швейцар, я вполне могла бы получить новый срок – Ангелина хрипела и закатывала глаза, хватая воздух ртом.
– Сдурела?! – рявкнул швейцар, встряхивая меня за воротник платья. – Снова в тюрягу захотела?!
– Пусти! – отбивалась я. – Это она… из-за нее я… из-за нее! Четыре года… четыре! А мама в одиночестве умерла… Это же она убила Влада – она! И пистолет – ее! Я вспомнила теперь, вспомнила – у нее моя сумка была, когда я в туалет выходила! У нее!
Охранник меж тем крепко держал брыкающуюся Ангелину за локоть, а второй рукой набирал номер.
– Не имеете права! – бесновалась Ангелина, стараясь вырваться из цепких пальцев бывшего спецназовца. – Я вообще подданная США!
– А нам без разницы, – меланхолично отозвался охранник. – Устроили дебош в кафе, на официантку с кулаками напали…
Больше я ничего не слышала – в голове стало как-то пусто, а свет вообще исчез.
Очнувшись в больничной палате, я с трудом разлепила тяжелые веки и кое-как села. Никого – я одна. Буквально через несколько минут заглянула медсестра, увидела, что я сижу, и тут же исчезла, а вместо нее спустя какое-то время появился следователь. После стандартной и хорошо мне знакомой процедуры допроса он вздохнул и, убирая листы протокола в папку, сказал:
– Ну, устроили вы тут Санта-Барбару, девки. Первый раз такое вижу. Повезло вам, Макеева, – судимость снимут теперь, дело на пересмотр – получит подруга все, что заслужила, да плюс довесят еще за клевету.
Конечно, я была рада это услышать. Но где-то глубоко внутри я по-прежнему жалела несчастную, запутавшуюся Ангелину и ее больного мальчика Колю. Конечно, то, как она обошлась со мной, не имело никаких оправданий. Но и то, что сделал Влад Стрыгин… Да, он не заслужил смерти – но заслужила ли Ангелина то, через что ей пришлось пройти? А я? Разве я заслужила эти четыре года лишения свободы за то, что просто волей судьбы оказалась тогда в супермаркете, где встретила Ангелину? Но разве мне могло прийти в голову, что моя одноклассница будет использовать меня как слепое орудие мести в своей вендетте со Стрыгиным? Я просто отчаянно хотела выбраться из беспросветной нищеты. За все нужно заплатить, как оказалось.
И мы заплатили – Влад, Ангелина и я.
Но я могу начать жить сначала. А вот Ангелина… На какую жизнь она обрекла своего больного сына? Как теперь будет справляться со всем ее уже немолодая мать? Цена одной юношеской ошибки оказалась слишком велика.
И вот тут я неожиданно поняла, что уже совершенно не держу зла на Гельку.
А еще я теперь твердо знала, что мне делать…
Пожилая женщина заботливо поправила шарф на шее худенького высокого подростка лет шестнадцати, крепко ухватившегося за ограду полисадника:
– Холодно, Коленька, – она чуть наклонилась к уху мальчика, на котором располагался слуховой аппарат. – Может, дома подождем?
Но он только мотнул головой и уставился прозрачными невидящими глазами в сторону автобусной остановки, откуда приближалась невысокая светловолосая женщина с большой сумкой. Заметив мальчика, она подняла было руку для приветствия, но потом, вспомнив, опустила ее и ускорила шаг.
Буднично поздоровавшись с бабушкой, она нагнулась к уху мальчика:
– Здравствуй, Коленька. Это тетя Люся.
Дарья КалининаЖених в нагрузку
Свадьба у Наташки намечалась пышная. Родители постарались. Раз уж их дочери удалось отхватить хорошего жениха, так и они со своей стороны не должны ударить в грязь лицом. Поэтому был заказан ресторан, несколько лимузинов и сотня белых голубей. Шампанское и прочие напитки закупались целыми багажниками, чтобы и перед гостями было бы не стыдно, и потом вспомнить приятно.
– Молодец, доченька! Умница! Не засиделась в девках. Оно и правильно, хороших парней еще в детстве щенками разбирают.
Жених Дима лишь скромно улыбался. Был он парнем стеснительным и тихим. Хоть из себя и не красавец, но зато квартиру имел, и с работой у него был полный порядок, благо папа его владел сетью автосервисов, в одном из которых Дима и работал сейчас мастером. Пока мастером, это понимали все вокруг, потому что других наследников у папы не имелось, Дима был единственным сыном в семье очень даже богатеньких родителей.
Семья Наташи большими доходами похвастаться не могла, но они назанимали всюду, где возможно. От дочери требовалось лишь озвучить список своих подруг, которых она хотела бы видеть на празднике. Наташа честно перечислила всех.
– Машу забыла, – предупредила ее мама.
– Нет, не забыла, – отрезала дочь.
– Что же, не позовешь свою лучшую подругу?
– Нет!
Родители с недоумением переглянулись.
– Поссорились?
– Нет, не поссорились.
– Тогда почему?
– Не хочу, и все!
Спорить со счастливой невестой и настаивать на своем родители не стали. В самом деле, кто такая им эта Маша, чтобы из-за нее расстраивать родную кровинушку? Да еще в такой важный для нее этап жизни! Родители у Наташи придерживались старомодных взглядов и считали, что главное для каждой девушки – это удачно выйти замуж. Образование, карьера – все это вторично и только для тех неудачниц, которым не повезло в этой жизни найти себе крепкую шею, чтобы раз и навсегда устроиться на ней удобно и с комфортом. Их дочери повезло, значит, надо сделать все от них зависящее, чтобы торжество запало в памяти у всех собравшихся.
Потом была покупка платья и прочего, что полагается. Множество сопутствующих всякой свадьбе хлопот. За всем этим исчезновение лучшей подруги с горизонта как-то забылось. И про Машу снова вспомнили лишь на самой свадьбе. И вспомнил не кто иной, как сам жених.
Оглядев гостей и не обнаружив среди них той, которая всегда и всюду сопровождала его молодую невесту прежде, он очень удивился:
– А где же твоя любимая подружка?
– Не смогла прийти.
– А что с ней? Заболела?
– Дела у нее.
Дима пожелал узнать, что за дела такие неотложные, но Наташа внезапно вспылила:
– Тебе что за дело до Машки? Что ты все Маша да Маша? Может быть, я ревную тебя к ней! Может быть, мне неприятно видеть, как ты на нее смотришь!
И весь остаток свадебного торжества Диме пришлось потратить на то, чтобы убедить невесту в том, что он и не думал смотреть ни на кого, кроме нее, любимой. Потрудиться ему приш