– Это был полный бред. – Правда была подобна вздоху облегчения.
Наконец Наоми обернулась.
– Ты уверен? – Ее слова были произнесены с некой осторожностью, словно она давала ему время, чтобы придумать отговорку. Но он не хотел, чтобы между ними стояла сомнительная ложь. В идеале ему не хотелось, чтобы между ними вообще что-либо стояло.
– Да. Я немного перебрал и, похоже, получил хорошую встряску. Вот и стал плохо соображать.
Она поставила средство с чистящим средством на кафедру, словно неожиданно бутылка стала слишком тяжелой, чтобы держать в руках.
– Значит, ты не хочешь ни с кем встречаться?
Ему показалось или в ее голосе прозвучало облегчение? Вот бы стереть это напряжение с ее лба! Но вместо этого он просто засунул руки в карманы.
– Не то чтобы мне не хотелось заводить отношения. Просто я не хочу обременять тебя поисками. – Почему так сложно признаться в своих чувствах? Почему он не может выразить симпатию к ней напрямую?
Она подняла руки и с помощью резинки, снятой с запястья, собрала волосы в небрежный пучок. Ее силуэт в этот момент был подобен отточенным прямым линиям.
– А я и не против.
– Не против? – тут же переспросил он.
Если бы она испытывала к нему хоть какой-то романтический интерес, то определенно не стала бы так беспечно отстраняться. Он полагал, что деликатный отказ пойдет только на благо. Очевидно, если он вступит с Наоми в более серьезные отношения, продолжать курс будет затруднительно.
И все же он поежился от чувства разочарования.
– Не-а, – повторила Наоми. – Как ты сказал, распознавание химии, даже между чужими людьми, – один из моих талантов. – Впервые за весь вечер тон ее голоса смягчился. – К тому же ты заслуживаешь найти свою любовь.
Ударение на слове «ты» застало его врасплох.
– А разве не все заслуживают? – Чтобы занять чем-то руки, Итан принялся ходить между рядами и собирать разбросанные ручки и скомканные листы бумаги, оставленные на сиденьях и под ними.
– Нет, – беспечно ответила Наоми, продолжая заниматься своим делом. – У меня есть список.
– Людей, которые заслуживают любви? – И почему ему так нравится ее порочная сторона?
Она пожала плечами.
– Любовь – это нечто драгоценное, разве нет? Нечто очень желанное. Так почему бы людям не бороться за нее?
Ему хотелось сказать, что любовь неотъемлема. Что существует множество неосязаемых форм любви. Что она может создать любовь, распространяя ее вокруг себя. Но что-то в изгибе ее губ и настороженной линии челюсти заставило его проглотить эти заверения.
– Любовь ценится на индивидуальном, социальном и эволюционном уровне, и, конечно же, иудаизм учит нас почитать брак как наиболее распространенный институт, созданный во имя любви, – сказал он в итоге. – Но, думаю, на простом языке это значит, что любовь помогает выжить, и этого заслуживает каждый.
Наоми сжала губы в жесткую линию.
– Не каждый.
Гневная интонация дала Итану понять, что ему следует действовать осторожно.
Нагнувшись, он поднял лист, выпавший из ее записной книжки, и аккуратно положил на кафедру вместе с ручками.
– Неважно, – сказала Наоми после долгого молчания, собирая свои принадлежности и возобновляя процесс уборки. – Скажи мне, какие качества ты ищешь в партнере?
– Сейчас? – Все внутри Итана скрутилось от тревоги. Он опустился на место в первом ряду.
– По-моему, сейчас самое подходящее время. – Она закончила собирать вещи и присела рядом с ним.
Итан ломал голову в поисках прилагательных, в которых Наоми не сразу распознала бы себя. Он остановился на черте, которая была для нее характерна, но которую она тщательно скрывала:
– Я хотел бы встретить добрую девушку, – и, не сумев сдержаться, добавил: – Такую, которая хорошо знает себя и свои желания.
Наоми нахмурилась:
– Доброта – слишком субъективное понятие, чтобы использовать его в качестве фильтра для потенциальных кандидатур.
Итан повернулся к ней.
– Что, если мы придем к какому-то общему знаменателю?
– Мы с тобой? – она скептически провела между ними рукой.
Он кивнул.
– Что, если мы включим в ряды добряков тех, кто относится ко всем с должным уважением и старается видеть в людях только хорошее? – Возможно, они найдут точки соприкосновения на уровне слов, если уж не на практике.
Наоми одарила его горькой улыбкой.
– Думаю, качество, которое ты ищешь, – наивность.
Удовольствие волной прокатилось сквозь него. Ему нравилось, когда она становилась немного дерзкой, но под всем этим скрывались теплые чувства. Сидеть так близко к ней было привилегией, как бы нелепо это ни звучало. Когда он смотрел на нее, она находилась в постоянном движении, рассеивая свое внимание в десяти разных направлениях. Проворная. Артистичная. За счет относительной доли спокойствия Наоми казалась обманчиво покорной, но при этом оставалась грозной на вид. Сверкающий взгляд. Быстрая речь.
Желание было столь осязаемым, что подступило к горлу.
– Я всегда считала, что общие ценности важнее общих интересов, – произнесла она. – Люди сближаются из-за любви к футболу, классической музыке или еще к чему-то в этом духе, но исследования показывают, что отношения, основанные на общих интересах, имеют плохой показатель долгосрочной совместимости. Это освещалось на моих курсах по социальной психологии.
– А кто говорит про долгосрочные отношения?
Наоми опустила голову и покосилась на него.
– Ты раввин, и тебе за тридцать.
– И что?
– Твоя специальность говорит о том, что ты ответственный и тебе нравится заботиться о людях. – Она невольно потянулась и поправила его галстук. Итан надеялся, что она не уловит бешеного ритма его сердца. – А твой возраст – о том, что ты осознаешь свою биологическую потребность размножаться.
Пожалуй, он сам, хоть и невольно, подписался на такого рода анализ, когда обратился к Наоми с просьбой найти ему девушку. И все же не стоило ей говорить о размножении. Он поерзал на месте, испытывая дискомфорт оттого, что в брюках стало тесно.
– Ты сам спросил, – сказала Наоми, напоминая ему о причине его дискомфорта.
– Я подозревал, что ты уже успела составить обо мне мнение, – признался Итан.
– С тобой проще, чем с другими, – сказала Наоми совсем не грубо. – Ты живешь с душой нараспашку.
С этим он не мог поспорить. Итан давно усвоил, что совсем неважно, какие чувства он испытывает. Рано или поздно они дают о себе знать. И раз уж на то пошло, надо встречаться с ними лицом к лицу. Это лучше, чем однажды позволить им выбить себя из колеи.
– Давай начнем с основ. – Наоми вскочила и подбежала к недавно протертой доске. – Ты должен жениться на еврейке. – Быстрым движением руки она обозначила первый пункт.
– Если она будет еврейкой, то это значительно облегчит дело, – признался Итан.
– Желание создать семью, – продолжала она писать, читая вслух. – Я наблюдала за тобой и Лией, – сказала Наоми. – Ты хочешь такую девушку, которая будет способствовать сплочению семьи.
– Я люблю Лию и свою маму, – согласился он, – и стараюсь проводить с ними как можно больше времени, но у всех разное понятие семьи. Я никогда не стал бы отказываться от человека только потому, что он не близок со своими родителями или с другими членами семьи. А иногда у людей и вовсе нет выбора.
Наоми смахнула волосы с глаз.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, мой отец умер. – Он говорил эти слова прежде, неоднократно, но вслух они всегда звучали так же неправильно, как и в его голове.
– Черт. – Наоми сделала шаг в его сторону, но тут же два – назад. – В смысле, я сочувствую.
Итан попытался выдавить из себя улыбку, ведь Наоми выглядела такой встревоженной и серьезной, а ему просто хотелось, чтобы она расслабилась.
– Все нормально, – заверил он и понял, что сегодня это ближе к правде, чем когда он говорил это в прошлый раз.
На секунду она сжала руки.
– Когда он умер?
– Шесть лет назад. Рак. – Итан сразу назвал причину, предвидя следующий вопрос. Обычно на этом разговор заканчивался. Пусть он и жил с душой нараспашку, но ему не нравилось выплескивать свое горе на окружающих.
– Это худшее, что со мной случилось. – В то время он ничего хуже и представить не мог. – Отец был моим компасом. Каждое явление в мире имело смысл. И когда его не стало, ничего больше не имело значения. Работа преподавателя ничего не значила. Мне стало наплевать на друзей.
С тех пор как он стал раввином, его работа принесла ему так много страданий. Но боль – это не то, к чему можно привыкнуть. Усиление воздействия никак не помогло Итану, и, когда нахлынули воспоминания о больном отце, о том, как тот лежал в муках, он закрыл глаза. Сколько раз Итан мечтал взять в руки медицинский скальпель и собственноручно вырезать боль отца из его кожи! Сантиметр за сантиметром. Фрагмент плоти за фрагментом. Жуткие воспоминания. Наоми не стоило этого знать.
– Не существует правильного или неправильного способа горевать, – сказала она. Ее волосы выбились из пучка. Он с упоением наблюдал, как золотистые пряди касались ее щек.
– Я пытался сбежать от этого. – Сразу по окончании шивы он забронировал билет на самолет. – Оставил все… и всех… здесь. Отправился в Бруклин к кузенам, потому что это было самое отдаленное от Лос-Анджелеса место, где можно было переночевать.
– И что ты обрел в Бруклине?
– Ну, все закончилось тем, что я стал преподавать в воскресной школе при синагоге моего брата. Им как раз требовались люди, а я был безработным с опытом преподавания. Я умолчал о том, что несколько лет почти не практиковался. Типичная история. Я уехал из Лос-Анджелеса, чтобы сбежать от воспоминаний о детстве, воспоминаний об отце, но потом у меня не осталось выбора, кроме как начать копаться в них в попытке найти обрывки фраз и особенностей ритуалов, которые я подзабыл. Повсюду были его следы.
– Тебе пришлось собрать себя заново из разрозненных кусочков прежней жизни. – Наоми сложила руки на груди, и у него сложилось впечатление, что таким образом она пытается сдержать эмоции и дать ему возможность высказаться.