тала доверять мужчинам. Кстати, ты поделилась этим с Джереми?
– Нет.
– Напрасно. Не бойся своих чувств, Тори. Пускай Джереми солгал матери и не заступился за тебя, но это не значит, что он тебя не любит.
– Он не признался.
– Знаю. Подумай на эту тему. Когда определишься, поговори с Джереми. В любом случае вам придется обсудить вопросы, связанные с воспитанием ребенка.
Они встали из‑за стола и вернулись к машине.
Тори вздохнула:
– Не могу избавиться от мысли, что Джереми использует свое влияние и деньги, чтобы отобрать ребенка. Мне нужно быть готовой к такому развитию событий, чтобы противостоять ему. Но сердце говорит, что он никогда не пойдет на такой шаг. Чувствую себя полной дурой.
Шелли ничего не ответила, но Тори знала, какой совет дала бы ей мать. Прежде всего, не надо торопиться и следует спокойно все обдумать, а потом поговорить с Джереми.
Друзья встретились в шумном, многолюдном баре. Брэн, судя по всему, почти не реагировал на происходящее, Коул, как обычно, флиртовал с официантками и расточал обаяние, а Джереми был сам не свой. Он больше не мог оставаться один в пустой квартире и согласился на встречу в большей степени из‑за Брэна. В первых числах февраля Брэнсон планировал переехать в свой новый дом, после чего втроем они могли бы долго не увидеться.
Официантка принесла заказ: пиво, виски и ром с колой. Коул одарил ее широкой улыбкой, и девушка отошла, соблазнительно покачивая бедрами.
– Перестань, – пристыдил его Брэнсон, – тебе уже не двадцать пять.
– О чем ты? Я скорее умру, чем перестану замечать хорошеньких женщин.
– Какой смысл, если ты ни с кем не встречаешься, потому что слишком много работаешь.
– Ладно, заканчивайте. Я пришел сюда выпить и расслабиться, – вмешался Джереми.
– Не придумывай. – Коул глотнул рома. – Ты здесь потому, что места не находишь с тех пор, как Тори вернулась в Канаду.
– Согласен. – Джереми поднял кружку с пивом.
– Когда мы навестили тебя в офисе в тот день, ты выглядел счастливым, – заметил Брэнсон. – Она думает, ты притворялся? Манипулировал? А на самом деле?
– Конечно нет. Я хотел, чтобы мы жили вместе, – вскинул голову Джереми. – Но то, что я говорил матери… будто Тори не стоила любви… Мне понятно, почему она разъярилась и уехала.
– Отлично сказано, – салютовал бокалом Коул.
Брэнсон покачал головой:
– Скажи, Джер, когда ты понял, что любишь ее?
За столом воцарилась тишина.
– Послушай, когда я встретил Бекки, то не сразу полюбил ее, – продолжил Брэнсон. – Но я помню один эпизод. Как‑то раз, у меня дома, она посмотрела на меня через плечо и засмеялась. Все, я пропал. Уверен, у тебя тоже был такой момент. Вспомни.
У Джереми перехватило дыхание.
– Мы были на катке. Тори сделала пируэт, повернулась ко мне лицом и взяла за руку. Она казалась такой смешной в нелепой шапочке. У меня в сердце вспыхнула радуга.
– Приятель, вот что я скажу. Ты должен все исправить. У меня не будет второго шанса, потому что Бекки умерла, но Тори жива. Она должна знать о твоих чувствах. Всю оставшуюся жизнь будешь жалеть, если упустишь свой шанс. Тори носит твоего ребенка. Если хочешь вернуть ее и не повторить ошибки отца, ты должен действовать.
– Она не хочет меня видеть…
– Перестань. Сейчас надо забыть о гордости. Возможно, придется просить. Но раз ты любишь ее…
– Люблю. И малыша тоже. Я слышал, как бьется его сердце.
– Тогда борись за нее. Глупость дорого обошлась тебе, а если Тори любит тебя, знай, ты разбил ее сердце.
– Мне больно говорить такое, – вмешался Коул, – но я согласен с Брэном. Мы дружим со школы и видим тебя насквозь. Ты никогда не уподобишься отцу, поэтому перестань вести себя, как он. Каждый раз, возвращаясь в дом родителей, ты… теряешь контроль. Твоя мать как хочет вертит тобой. Ты же взрослый мужик.
– Именно так сказала Тори, – непроизвольно хмыкнул Джереми.
– Короче говоря, перестань хныкать и поезжай к Тори. Скажи ей о своих чувствах. Иногда быть мужчиной не значит проявлять силу, но иметь мужество открыть сердце, – заявил Брэнсон.
– Согласен, но как это сделать?
– Думаю, стоит объясниться и, если надо, умолять о прощении, – высказался Коул.
– Ты прав, семья очень много значит для Тори. Она обожает мать и скучает по отцу – он умер года два назад. А я чувствую себя чудовищем, неспособным на родственные чувства…
– Эй, – остановил его Брэнсон. – Семья больше, чем генетика. Мы узнали это в Меррике.
– Выпьем за дружбу, – подхватил Коул, и они сдвинули бокалы.
– Вы правы. Я считаю вас братьями.
– Вот поэтому мы имеем право вмешаться, когда ты ведешь себя как идиот. Возьми себя в руки и придумай, как вернуть Тори. Рождество – самое подходящее время для этого.
Джереми воспрял духом. По крайней мере, стоит попробовать. Последние несколько дней он чувствовал себя несчастным, квартира казалась пустой и холодной, ему не удавалось сосредоточиться. Глядя на ультразвуковую карту, он думал о том, что по глупости потерял лучшее, что было в его жизни.
Пока Брэнсон и Коул обсуждали меню, Джереми уже обдумывал план действий.
Глава 15
Наступило утро Рождества. Накануне выпал свежий снег, и природа сияла яркой белизной под безоблачным небом. Тори ночевала у матери, намереваясь ехать в Сэндпайпер позже. Работы на курорте было немного, и в гостинице дежурили всего несколько человек. Тем не менее Тори организовала для персонала праздничный бранч в полдень, и даже добавила в меню фруктовый салат, который заранее сама приготовила.
Часы пробили восемь. Тори сидела за столом в маминой гостиной, рассматривала подарочные пакеты, разложенные возле наряженной елки, и размышляла о том, что у нее счастливая судьба. Она здорова и здоров ее малыш, у нее любимая работа и заботливая, любящая мать. Однако праздничное настроение омрачали неотвязные мысли об отце ребенка.
– Приготовила тебе чай, – сказала Шелли, выходя из кухни. Как и Тори, она была в новой пижаме. В семье давно стало традицией дарить друг другу на Рождество красивые пижамы.
– Уже открыла свои подарки? – спросила она, усаживаясь рядом.
– Ждала тебя.
– Постой, сначала включу музыку и зажгу огоньки на елке.
Под рождественские хоралы они открывали пакеты, охая и ахая над любимыми брендами шоколада, чая, косметики. Тори пришла в восторг от теплого детского одеяльца из мягкой пряжи.
– Я много лет не вязала, – улыбнулась Шелли, – но решила, что сейчас прекрасный повод снова взять спицы. Тебе нравится?
– Конечно. А главное, малышу понравится, ведь это подарок бабушки.
Наконец Шелли открыла последний пакет и достала елочное украшение – стеклянный шар с золотой надписью «Бабушка».
– Где ты нашла это чудо?
– В маленькой лавочке в Нью‑Йорке.
По правде говоря, еще одно такое украшение лежало у Тори в ящике стола. Оно было куплено для Джереми, но Тори не успела подарить ему. Теперь оно напоминало о счастливом дне, когда они с Джереми были вместе и спали в одной кровати.
– С тобой все в порядке?
– Все отлично, – постаралась улыбнуться Тори. Она положила руку на живот. – Оба в порядке, только очень голодны.
Мать с дочерью направлялись в кухню, когда в дверь постучали.
– Ты кого‑то ждешь? – спросила Тори, выглядывая в прихожую. – Кто там?
– Это я, – сказал Джереми, появляясь на пороге.
Тори не ожидала, что будет так счастлива увидеть его рождественским утром в Новой Шотландии, в доме матери.
– Привет. – Все, что она могла сказать, стоя перед ним в пижаме, тапках на босу ногу, с растрепанными волосами.
– С Рождеством!
Наступила неловкая пауза. Шелли ушла в кухню со словами:
– Сейчас приготовлю завтрак.
Несколько минут Тори и Джереми молча смотрели друг на друга.
– Ты замечательно выглядишь, – произнес Джереми так нежно, что Тори готова была расплакаться.
– Что ты здесь делаешь?
– Приехал просить прощения, – сказал Джереми, стоя на коврике у двери.
Тори вышла в прихожую, чтобы остаться с ним с глазу на глаз. Она усмехнулась, слыша, как ее Шелли демонстративно гремит сковородками у плиты.
– Ты похожа на мать. Она так же хмурится. Велела мне все сделать правильно на сей раз.
– Мама за словом в карман не лезет, – покраснела Тори.
– Как и ее дочь. Думаю, вы обе правы.
Тори боялась надеяться, но Рождество сулит чудеса. Взгляд серых глаз Джереми был прикован к ней. Он посмотрел на ее живот.
– Хорошо себя чувствуешь?
– Мы оба в порядке. Малыш все время двигается.
– Это хорошо, – кивнул Джереми. Он глубоко вздохнул и расправил плечи. – Тори, я навестил мать, и сказал ей то, что должен был сказать тем вечером. Я признался, что люблю тебя и ребенка и хочу быть рядом с вами. Мне очень стыдно перед тобой. В том доме меня наказывали за любое проявление эмоций. Ты изменила меня, позволив быть самим собой, но вместо того, чтобы принять этот дар, я обидел тебя. Прости.
Некоторое время Тори растерянно молчала, не зная, что сказать. Всей душой она хотела верить Джереми. Она много размышляла над тем, что произошло. Конечно, он очень обидел ее. Джереми так и не признался в любви, но пытался объясниться, а она не позволила. Как и Джереми, она была напугана и предпочла сбежать.
– Ты любишь меня? – спросила Тори. – И ребенка?
– Люблю малыша с той минуты, когда увидел его на карте ультразвука. Думаю, что давно полюбил тебя, Тори. Твой дом здесь, и друзья, и любимая работа. Не буду просить тебя бросить все это, если не хочешь.
– Я останусь, а ты?..
– Буду жить в Нью‑Йорке. Договоримся на твоих условиях. Не могу заставить простить или полюбить меня, но знаю, ты будешь прекрасной матерью. Лучшее, что я могу сделать как отец ребенка, – это не мешать твоему счастью.
С трудом сдерживая слезы, Тори уточнила:
– Но ты сказал, что любишь меня.
– Настолько сильно, чтобы позволяю поступать, как захочешь.