Она подмазала губы. Легран никогда не красилась — не нуждалась в этом, она была и так очень яркая. Ничего удивительного, что Стюард Маккензи предложил ей место в Совете директоров — и в своей постели, разумеется! Оливия критически осмотрела свое отражение. Белый кружевной воротничок под лампами дневного света выглядел слегка пожелтевшим, к тому же располагался немного не по центру. Она поправила его, расположив строго посередине между лацканами своего блестящего черного жакета, безукоризненно выглаженного через оберточную бумагу — этот способ она позаимствовала у Эрнста, отцовского шофера. Его мать всегда гладила шоферскую униформу через оберточную бумагу, и та выглядела безукоризненно.
Однако одежда не вполне соответствовала ее нынешнему положению. Пора подумать о новом имидже. Блестящие костюмы уже, наверное, не годятся. Она последний раз провела щеткой по волосам и смело отправилась на встречу с врагом.
На этот раз ей противостояла не Фэй Ратленд, которую она почти нокаутировала, а Стюарт Маккензи собственной персоной. Он со своей командой находился в фойе вблизи от двери туалетной комнаты.
Вот глупость-то! Почему бы им не стоять внизу, там, где мужской туалет? Невероятно смущенная, Оливия решила напомнить руководству «Кавычек», что некоторые женщины нуждаются в уединении.
— Простите…
Он обернулся и, улыбаясь, приветственно протянул руку.
— Оливия, не так ли? Оливия Котсволд! Привет, наконец-то мы встретились!
— Привет!.. — жалобно пискнула она.
Разумеется, он знал, кто это. Не он ли посылал к ней Джарвиса с таинственными посланиями на визитных карточках? А как насчет орхидей, которых хватило бы для опыления всем насекомым Лондона?
— Мы, по-моему, не были представлены, мистер… э?..
— Маккензи, Стюарт!
— Ах, ну конечно! Совершенно забыла — как глупо!
Он представил присутствующих:
— Дженезис Марч, директор по связям с заграницей, и Джереми Уэббер, коммерческий директор. Могу я предложить вам выпить, Оливия? — темная бровь вопросительно изогнулась. — Джин с тоником, лимоном и льдом?
Так, значит, он наблюдал за каждым ее движением в тот субботний вечер и, похоже, очень пристально!
— Только тоник с лимоном и льдом, мистер Маккензи. Впрочем, отец, вероятно, уже заказал его — он ждет вас с часу дня.
Поскольку прошло уже тридцать минут, ее удар попал в цель. Он, кажется, немножко занервничал.
— Ох, я сожалею, что мы опоздали. На дорогах такие пробки…
В клубе были две столовых — одна для курящих, другая для некурящих. Оливия заняла свое место за столом отца. Он сидел уютно и благодушно, перелистывая контракт с Маккензи, курил толстую сигару и попивал виски. Дейвина тоже курила, поставив локти на стол, пачка сигарет и красивая зажигалка лежали рядом.
— Почему ты не улыбаешься, как он, Оливия?
— Как кто? — машинально спросила Оливия, изучая меню.
— Как кот на сметану.
— О, на то нет причины… Па, я возьму для начала авокадо по-клубному, затем свиной бефстроганов, картофель в мундире и набор паровых овощей.
— Ты выглядишь, будто неделю не ела, — криво усмехнулся он и потянулся за своим виски, не открывая глаз от бумаг.
— На самом деле я очень хорошо ела, па! Вчера я завтракала с тобой и мамой, если помнишь. Я говорила тебе о своей идее спасательной операции для «Лэмпхауза», но ты не пожелал слушать, вспомни!
— Что за операция? — насторожилась Винни.
— Поздно, дорогуша, — сказала Оливия.
Как раз в этот момент прибыли Стюарт Маккензи и его команда. Отец встал, чтобы пожать им руки, и двести страниц их контракта скрылись из вида под стулом. Приветствия были теплыми, настроение приподнятым, каждый старался произвести впечатление на остальных. Канадо-американо-британская беседа большую часть ланча скользила мимо Оливии. Она чувствовала себя, словно страус, гуляющий по тонкому льду с плакатом на шее: «А я умею делать шпагат!».
Официант, подающий вино, то и дело мотался туда-сюда между их столом и клубным погребом. Стюарт Маккензи напомнил ей отца манерой энергично распоряжаться. Оливия прикрыла свой бокал рукой; за этой трапезой она хотела быть абсолютно трезвой. Сама еда вовсе не требовала анализа, но Оливия сосредоточенно изучала каждый кусочек на своей тарелке. Стюарт, сидевший между ней и Легран, вкрадчиво прошептал ей на ухо:
— Вы получили цветы?
— О да, благодарю. Но у меня аллергия на орхидеи, так что Бэрди Гу увела их у меня из-под носа в буквальном смысле.
— Бэрди Гу?
— Папина ЛС.
— Простите? — он, похоже, с трудом понимал ее.
— Папина личная секретарша или, если хотите, личный помощник.
— Ага, понятно!
— Бэрди всегда была с нами. Она немножко старомодна. Естественно, она и дальше будет с нами — бедняжка рассчитывает на это. Она — самая преданная. Весь персонал «Лэмпхауза» предан нам, за одним меркантильным исключением. — Оливия не смотрела на Дейвину, но Стюарт Маккензи понимал, о ком идет речь.
— Значит, вы предпочитаете красные и белые хризантемы? — спросил он, поблескивая глазами.
— Красные и белые? — Оливия поперхнулась тоником, и у нее защекотало в горле. Она поставила стакан и стала искать в сумочке носовой платок. По другую сторону Легран была слишком занята болтовней с Джереми, иначе Оливия вполне могла бы схватить ее за шиворот и ткнуть лицом в крабовый салат. Она взяла себя в руки и сказала Стюарту Маккензи:
— Красные и белые цветы вместе — это плохая примета, мистер Маккензи.
— Я понятия не имел, пока цветочница на углу Шафтсбюро-авеню не сказала мне. Но Винни говорила…
— Я бы не верила ни одному ее слову, мистер Маккензи. В школе Винни неизменно получала призы за творческое воображение.
— Правда?.. — Он казался очень искренним и слегка огорченным.
Оливия уже пожалела, что высказалась так поспешно и резко об его орхидеях.
— Вот почему она такой хороший редактор. Она «чует» книгу и взгляды автора. Вам повезло, что вы так успешно заманили ее к себе. «Лэмпхауз» поддерживает и персонал, и авторов на очень высоком уровне. И хотя мы не можем платить им по масштабам Фэй Ратленд, зато предоставляем им благоприятную обстановку, спокойствие и, главное, уверенность в работе. Винни, очевидно, недооценила эти выгоды и заслуживает несколько большего, чем то, что вы ей предложили.
— Вы уверены?
— Вполне. Ей следует получать по крайней мере шестьдесят тысяч долларов в год.
Он, в свою очередь, поперхнулся вином, взял клубную салфетку, подходящую по цвету к его глазам, и вытер свой красивый подбородок, прежде чем вкрадчиво спросить:
— Так как насчет обеда вечером, Оливия?
— Что?
— Обеда, Оливия, обеда только вдвоем. Мы сможем обсудить зарплату Винни и многое другое.
Оливия оставалась холодной.
— Я знаю, что отец организовал этот ланч, чтобы мы все получше узнали друг друга, прежде чем подписывать решающие документы. Однако я чувствую, что обсуждение вопросов зарплаты и приобретения контрольного пакета должно происходить за столом Совета. Рабочие завтраки, ланчи и обеды только затуманивают суть совместного руководства.
— Не всегда!
Он нахально вперился в нее проницательными голубыми глазами. Сначала в лицо, читая ее мысли, потом пониже, туда, где кружевной воротничок чуть открывал ключицы, раздумывая, что бы еще ей предложить. Оливия откашлялась и сосредоточилась на следующем блюде.
— Вы когда-нибудь подходите к телефону? Или вас никогда нет дома? — задал он еще один рассчитанный вопрос, когда подали банановый торт с кремом. Оливия заказала его, а он последовал ее примеру. Раньше он никогда не пробовал такого десерта, и ему хотелось отведать его.
— Угу! — сказала она.
— В Англии никто ничего не выдает, да? — добавил он.
— Они не могут себе это позволить, мистер Маккензи. Все мы знаем свои возможности и платим подоходный налог.
— Я имел в виду засекреченную информацию…
— Например?..
— Ваш личный адрес и телефон — никто мне не сказал, даже секретарша вашего отца, как я ни молил ее.
— Бэрди мне как вторая мать. Опекает меня. Так как же вы это выяснили?
— Секрет!
— Я, кажется, догадываюсь! — Она снова свирепо воззрилась на Легран, которая, похоже, ничего не заметила.
— Я надеялся поймать вас вечером в субботу с орхидеями!
— Так что вам помешало?
— Вы уже исчезли в такси. А потом я изменил свое намерение следовать за вами до дома на случай, если ваша домовладелица начнет возражать против визитеров, заходящих в неположенное время.
Мужчина, который боится скомпрометировать репутацию женщины, не может быть совсем плохим; в ее глазах он поднялся на ступеньку. Оливия сказала:
— Нет никакой домовладелицы, мистер Маккензи, только отсутствующий домовладелец. Но вы были правы, проявляя осторожность. После такого наглого поведения я бы вас осадила. Писать грубые записки на обороте визитных карточек — это… это унизительно!
— Унизительно?
— Да. Очень вульгарно.
— Вот те на! Да у меня и в мыслях не было ничего предосудительного — разве что чуть позабавиться в довольно скучной ситуации! Пожалуйста, простите меня. Тем более, я и не думал быть наглым. Разочарованным — да! Я не мог отделаться от Ратленд и своих коммерсантов, чтобы подойти и галантно познакомиться с вами, но…
— Не надо покровительствовать мне, мистер Маккензи!
— Простите! — Он твердо поглядел на нее. — Но, знаете ли, вы, со своей стороны, вели себя довольно высокомерно. Вам ничего не мешало самой представиться нам, Маккензи, — на самом деле я просил Винни позвать вас, но она ответила, что вы не склонны быть представленным кому-нибудь. Я понял, что вы, должно быть, горюете по «Лэмпхаузу»…
— Не горюю, мистер Маккензи, но печалюсь.
— Понимаю, однако вам нечего печалиться — в отношении «Лэмпхауза» ничего не изменится. Компания всего лишь финансово окрепнет, вот и все. Знаете, я звонил вам на квартиру вчера утром — пригласить выпить со мной кофе перед деловыми встречами. Мне опять не повезло — я опоздал. Вы так легко ускользаете, мисс Котсволд…