А к кому ей было еще идти? Мишаня не отзывался. Тишаков категорически отказал. И еще наговорил кучу мерзостей о слепоте, нерастраченной материнской любви, отсутствии профессионализма и что-то еще говорил, что-то такое гадкое. Она потом его уже и не слушала вовсе. Указала на дверь и не слушала.
У нее оставался один Гольцов. Но он упрямился и ни в какую не хотел соглашаться. Оно и понятно. Кому охота из огня да в полымя?! Но он был единственным, кто мог ей помочь. Оставался тем единственным, на кого она могла еще надеяться. Хотя он и корчил из себя подонка, Лия-то знала: он не такой. С ним многое было непонятно, но эти непонятности были из разряда пустяковых. И ей пока некогда было ими заниматься. Потом когда-нибудь, не сейчас...
– Дим, ты мне поможешь? – спросила Лия, понемногу успокаиваясь.
Гольцов, конечно, тоже к этому руку приложил. Поначалу сидел и не подходил. А потом все же поднялся. Обнял, усадил на стул. Напоил водой. И еще говорил что-то ей на ухо доброе и понятное.
– Лия... Лия, я бы рад, но не могу. – С чего-то снова ему сделалось стыдно за себя, и не захотелось водить ее за нос, и отказать он решил прямо сейчас, не откладывая. – В моем положении это не самое лучшее, пойми! Черт, я не знаю, что тебе и сказать...
– Дим! – Лия отпрянула от него, вцепилась в его голые плечи и заставила смотреть себе в глаза. – Ты вынуждаешь меня сделать подлость! Не хотела, видит бог!
– Что ты имеешь в виду? – Гольцов привычно испугался, но скорее действительно по привычке, чем по-настоящему.
– Я заставлю тебя мне помочь! – произнесла она хрипло. – Пускай это и подло, но я заставлю!
– Да? Каким, интересно, образом. – Гольцов нехорошо усмехнулся, настораживаясь.
Что еще за кролик в шляпе? Что она задумала? О какой подлости речь...
Лия недолго собиралась с духом. Видимо, долго думала, прежде чем идти к нему. И мелочи все, и возможные варианты его ответов были ею просчитаны и предусмотрены. А так же были предусмотрены варианты ее решений. Вот она и выпалила скороговоркой:
– Если ты откажешься и не захочешь помочь мне, я сдам тебя милиции, вот.
– Да? И как, интересно?
Он все понял. И про кролика, готового вот-вот показать свои длинные безобразные уши из черного, как ночь, цилиндра. И про подлость, что она для него уготовила на случай его отказа.
Ай да... Лия! Ай да молодец! И восхитился бы тобой, да не тот случай. Зачем же было... Зачем же было все так портить?..
– Я сдам тебя как первого и единственного подозреваемого на роль убийцы Игоси, Гольцов. И я сделаю это, поверь. И тогда ты поймешь, каково приходится сейчас моему мальчику там, на нарах.
Лия судорожно сглотнула и опустила глаза, тут же зажмурилась, замотав растрепанной головой, настолько тяжело ей было продолжить. Но она все же продолжила.
Он ведь молчал. Значит, надо было ей...
– Я расскажу своим бывшим коллегам о том разговоре, что состоялся между тобой и Игосей в Светкиной прихожей – раз.
Ей надо было быть жестокой сейчас. Надо было быть ею непременно! И еще не смотреть на него. И не видеть, как он начинает презирать ее. Как наполняются жгучей неприязнью (хорошо еще, что не ненавистью) его темно-серые добрые глаза. Добрые же, чего уж. Она в этом хорошо разбиралась и часто видела то, что другим было не под силу.
У Гольцова были хорошие, добрые глаза. Были...
– А что два? – бесцветным голосом поинтересовался он. – Говори смелее, не стесняйся. Раз уж начала...
– Игося погиб ночью, – медленно произнесла Лия, стараясь не слушать себя и не вдумываться в истинный смысл того, что собиралась сейчас ему сказать. – А ты этой ночью уходил куда-то, Дима. Я видела! Спать мне сегодня не пришлось. Время твоего ухода совпадает со временем его смерти. И еще... У тебя в руках была большая тяжелая сумка.
– Ага! – Тут он вдруг развеселился и даже глянул на нее коротко и с жалостью. – Кувалду из дома захватил, чтобы проломить Игосе череп! И тащил ее через весь город.
– Ладно, один-один. Но отрицать ты не можешь: в момент смерти Игоря тебя дома не было. И еще... Ты ведь звонил ему.
– Это-то откуда тебе известно?! – снова насторожился Гольцов и снова отвернулся от нее к окну, за которым кисла непогода.
– Галка, давая показания следователю, упомянула о том, что Игося собрался среди ночи на встречу и все шутил, что коридорный разговор, оказывается, будет иметь продолжение. Ну-ну, типа, послушаем, что он скажет в свое оправдание.
– Почему ты решила, что это непременно я ему звонил? Мог ведь быть кто-то и еще.
– Мог. Но ты знаешь наши силовые структуры. Зацепятся, и все сойдет у них гладко. И все твои прежние грехи вспомнят. О боже! Прости меня, Гольцов! Прости ради бога, но если ты меня пошлешь, я тебя сдам.
Реветь ей больше не хотелось, а вот провалиться сквозь землю – да. С радостью бы исчезла из этого мира, чтобы не терзаться, не мучиться, не стыдиться так, как сейчас. Знала же прекрасно, что не пойдет никогда в милицию и не заявит на него. И не потому, что считала Гольцова не причастным – хотя и не считала, – а потому что не была подлой никогда. И шибко правильной тоже не была. Самой обычной она была, и любить, как оказалось, умела. Хотя Тишаков и это счел ошибкой.
– Я помогу тебе, Лия, – вдруг произнес, не оборачиваясь, Гольцов. – И не потому, что боюсь, что будто бы ты... Не пошла бы ты никуда. Точно же не пошла бы?..
Она промолчала, не зная, как правильнее ответить.
– А потому... Потому что знаю, каково там за чужие грехи... Сейчас уходи. Час тебе на то, чтобы привести себя в порядок. А потом поговорим.
– Хорошо. – Лия согласно кивнула и безропотно поднялась со стула, только сейчас осознав, каким чучелом явилась к нему. – А можно я зайду чуть позже, чем через час?
– Только не сильно поздно. Вечером меня дома не будет.
– А где ты будешь? – Вопрос пополам с удивлением, она уже начала привыкать к мысли, что он всю оставшуюся жизнь будет принадлежать их общему делу.
– У меня свидание. – Гольцов невесело хмыкнул, ну и денек, ну и насыщенность.
– Свидание?! С кем?! – Лия уже успела дойти до кухонной двери, а тут вдруг остановилась.
– С невестой, представляешь!
– С кем?! С невестой?! С той, что... Послушай, но ты же говорил, что она...
– Говорил. – Дима небрежно дернул крепкими плечами. – Я и сам так думал, что она... А тут вдруг звонок, слезы, приглашение на ужин. Ты только не переживай, нам с тобой это никак не помешает.
Ей показалось, что он насмехается, или нет? С чего это он взял, что она переживает из-за какой-то там невесты, что бросила его год назад? Еще чего! Станет она переживать, и из-за кого? Из-за Гольцова? С какой это стати! Ей есть о ком попечалиться. Санька в тюрьме. Филипп Иванович погиб. Ей нет никакого дела ни до Гольцова, ни до его бывших невест. Он ей нужен для дела. И ни для чего больше.
– Я и не переживаю. Не помешает так не помешает, – пробормотала она торопливо и, так же не мешкая, ушла.
Она ушла, а Гольцов расстроился еще больше. Хотя куда уж больше. И так под завязку. На троих, пожалуй, многовато. И все же...
Ишь ты, не переживает она! А могла бы! Хоть чуточку могла бы и попереживать. Марта вон и та слезы льет. Хотя ее слезы, все сплошь вода. Узнать бы еще сегодня, с чего это такой благосклонностью заполыхала ее нежнейшая душонка? Или не ходить? Взять и провести этот вечер с Лией. Сначала о деле поговорить, а потом можно было бы...
Нет, пойдет. Пойдет и постарается узнать, не смерть ли Игоши сподвигла Марту на желание встретиться с ним. И если так, то что именно хотела Марта из всего этого извлечь. Что?..
Глава 11
К ресторану он подъехал на такси. Его теперешняя машина была слишком непрезентабельной для такой шикарной парковки, которую обслуживающий персонал ежедневно отмывал шампунем.
В вестибюле снял с себя куртку и заученно небрежно швырнул ее на руки гардеробщику. Не забыл еще, как это делается, не забыл...
Метрдотель был все тем же, что и год, и два назад. Узнал его сразу, натянуто, но вежливо улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой в сторону зала.
– Меня должны здесь ждать. – на всякий случай обронил Гольцов, притормаживая рядом с накрахмаленным лакеем; меньше всего ему хотелось бы сейчас шнырять по переполненному залу и высматривать среди посетителей свою бывшую невесту. – Марта... Она...
– Она уже здесь. – метрдотель был мастером своего дела, потому так долго и задержался на этом престижном месте; всех завсегдатаев знал не только в лицо, но и по именам. – Дальний столик у эстрады. На двоих...
Гольцов поблагодарил его кивком головы и, стараясь не слушать растревоженного предстоящей встречей сердца, шагнул за тяжелые бархатные портьеры.
Народу, как всегда, было много. И каждый в соответствии с рангом и толщиной кошелька сидел на отведенном ему месте. Места, другими словами, были заняты в соответствии с их билетами. Только продавала их не кассирша в будке за углом, а судьба в компании с удачей.
Гольцов тоже в одно время был обладателем такого вот счастливого билетика, да не уберег, потерял. Или украли его у него, кто знает. Вытащили из внутреннего кармана, когда он зазевался, вкушая радости.
Лия обещала, что поможет ему во всем этом запутанном деле разобраться. А он уж и не знал, стоит ли. Что было, то прошло. В любом случае вернуть все и исправить не удастся...
Странно, но его появление в ресторанном зале не произвело ожидаемого фурора. Он не ждал рукоплесканий, конечно, скорее удивления, быть может, пополам с недоумением либо презрением, но и того не было.
Его приветствовали! Ни один из знакомых по прошлой его жизни не отвернулся. Многие даже протягивали руку для пожатия. Странно все это было для него. Странно и удивительно. Будто и не было целого года, целых трехсот шестидесяти пяти дней и ночей, что прожил он в изгнании. Будто вышел он отсюда, из этого переполненного нарядными людьми зала, еще вчерашним вечером.