Лия послушно приняла из его рук бокал с вином, пригубила и поставила на стол, не переставая размышлять вслух.
– Ладно, не стали они копать глубоко, делая скидку на то, что она конченая. Но почему тогда тебя так долго в тюрьме продержали?! Игося мне шептал, что ты сам не хотел оттуда выбираться, что будто бы были какие-то большие ребята... И что они вроде начали проявлять пристальное внимание и все такое... Это как расценивать?
– Вот об этом мне ничего не известно. Меня держали там ровно столько, сколько кому-то было нужно.
– Кому?!
– Не знаю! Наверное, тому же, кто сегодня устроил мне встречу с Мартой, – снова помрачнел Гольцов, вспомнив о сегодняшнем сюрпризе. – Ничего не понимаю!!! Ничего!!! Ладно, раньше могло все это случиться. Раньше я был на виду. Пер напролом в бизнесе. Сейчас-то... Унаследованные миллионы кому-то покоя не дают?!
– Это все глупым кажется, Дим, – возразила Лия, и вдруг задала ему вопрос, который поверг его в шок: – Твоя Марта тебе изменяла?
– Марта?! Мне?! – первые пять минут он даже не мог собраться с мыслями, чтобы ей ответить. – Марта! Мне изменяла? Да чушь!!! Она сама настаивала на свадьбе... Опять же... Плакала так, когда меня забирали.
Плакать-то плакала – принялись тут же красться из потаенных углов противные мысли, – а потом видеть не захотела. Пускай отец ее был против, пускай против их союза было настроено пресловутое высшее общество, но она же... Она же всегда говорила, что любит его!
Любить и не желать увидеть?! Это, простите, нонсенс, господа! Он ведь так об этом весь год и думал. Потом уже, когда увлекся своей красивой соседкой, оставил эти мысли в покое. Но первое время... Первое время просто с ума сходил от ревности. И думал, конечно же, думал, что у нее кто-то есть. И если не был раньше, то за то время, что он сидел, непременно появился.
– Так изменяла или нет? – поторопила с ответом Лия нахмурившегося Гольцова.
Тот молчал неприлично долго, спрятавшись за бокалом вина. Потом допил его одним глотком и выдохнул с горечью:
– Я не знаю, малыш! По сути, я ничего не знал о том, как она проводила время, когда я работал. А работал я почти всегда. Ты знаешь... – Он поставил пустой бокал в раковину, снова повернулся к ней и усмехнулся невесело. – У меня даже подозрение закралось в тот вечер в ресторане... Что ее отец оставил все свое состояние мне только из-за этого! Только из-за того, что я безвинно пострадал по вине его дочери. Ну, а он, как водится, добавил под занавес, выставив меня за дверь. Черт их разберет! Семейка... Кто же все-таки изувечил Марту? И почему она вдруг вздумала дожидаться меня в моей постели, да еще и голой? Чертова баба!!!
Об этом и многом другом они проговорили почти до самого утра. Улеглись прямо в одежде, прямо поверх покрывала на ее постели. И, обнявшись, проговорили, забыв о времени. Сначала про Марту, потом про него. Затем про Саньку и Тишакова. Сумеет ли тот разобраться с этими убийствами, или им самим придется заниматься и этим тоже? А вдруг история с Мартой сможет как-то ограничить Гольцова в передвижениях? А что?! Возьмут с него подписку о невыезде, будет им тогда Сытниково и все остальное...
Говорили, возражали и еще надеялись, крепко обнявшись и уткнувшись друг в друга лбами.
Лия потом еще чувствовала сквозь сонное забытье, как Димка тянет из-под нее покрывало и укутывает ее и еще ворчит, что у нее вечно холодные ноги. Но ни рукой, ни ногой шевельнуть уже не могла. Сил не было.
Уснула внезапно, как провалилась в глубокую черную яму.
И так же внезапно проснулась.
Проснулась от холода и ощущения чего-то нехорошего. Начала вспоминать и про Саньку, и про Марту, и тут же застонала, переворачиваясь. Перевернулась на другой бок и опешила.
Господи! Димки не было! На кровати не было рядом с ней. И она была уверена, нет и в квартире. Она почувствовала это сразу. Куда он мог деться?!
Лия подскочила на кровати и, путаясь ногами в покрывале, которым он обмотал ее ночью, помчалась по квартире.
Точно, не было его нигде, она не ошиблась! Ушел! И даже записки не оставил, гад! Так же нельзя. Она же волнуется. Вспомнив про утро минувшего дня, Лия выскочила на лестничную площадку и принялась названивать в его квартиру. Может, он снова решил душ у себя принять. Может, переодеться пошел. Может...
Не было его там. Никто не открыл ей, во всяком случае.
А вдруг... Вдруг его милиция забрала по подозрению, пока она спала?! Он не стал ее будить, пожалел. И теперь его уже допрашивают и вешают и вешают на него всякие дурацкие несправедливые обвинения...
Лия вернулась к себе в квартиру на негнущихся ногах, закрыла дверь и тут же, осев на пол, заплакала.
Нет, она точно не выдержит всего этого! Точно умом тронется.
Впору было по-бабьи причитать: «Ну за что мне все это, что я такого сделала в этой жизни».
Она не успела. Ее вовремя остановил звук поворачиваемого в замочной скважине ключа. Лия выпрямила поникшие плечи и насторожилась. Неужели Мишаня?! Только вот визита бывшего мужа ей и не хватало. Если он сейчас...
Дверь открылась, и в квартиру ввалился Гольцов, нагруженный огромными пакетами.
– Эй! – испуганно вытаращился он на нее, роняя пакеты на пол. – Ты чего?! По какому поводу сырость? Что еще случилось, пока меня не было?
Он разулся и, сняв куртку на счет раз, зашвырнул ее куда-то в угол. Подскочил к ней, рывком поднял с пола и прижал к себе, и зашептал ей на ухо:
– Ну, Лиечка, крошечка моя! Ну, что это с тобой, а?
– Я... – она всхлипнула, пискнув. – Я проснулась, а тебя... тебя нет!
– И только-то? – Он отстранился и заглянул ей в лицо с улыбкой. – И только?
– А этого мало, Дим?! Этого мало для горя? Я хочу, чтобы ты всегда был рядом, понятно! – Она стукнула его в плечо, разозлившись и не поняв его радости. – Разве мало для горя того, что тебя нет рядом?!
Он ничего не сказал. Прижал ее к себе и вздохнул глубоко-глубоко, счастливо-пресчастливо. И рад он был, чего уж душой кривить, и горю этому ее мимолетному, и слезам был рад. Никто и никогда так не расстраивался из-за того, что его не оказалось рядом. Марта, помнится, плакала, но он теперь сильно сомневался в искренности ее слез. Нет, не зря все же он выбрал эту женщину. Не зря на нее надеялся. Все у них получится. Все, включая счастье.
Глава 16
В палату к Марте их, конечно же, не пустили. Молодой сержант с вялым отчаянием во взгляде отрицательно покачал головой и промычал: «Не положено».
Они потоптались в больничном коридоре, в надежде перехватить кого-нибудь из медперсонала, и так и ушли ни с чем.
– Слушай, я все же наведаюсь в свое отделение, – вдруг решила Лия, останавливаясь возле открытой дверцы Диминой машины. – Не все там сумели меня забыть. Может, Тишаков там. Его попрошу посодействовать. Попробую разыскать того, кто вел твое дело. Как, говоришь, его фамилия?
Фамилия следователя была родной и привычной, как буханка хлеба на каждом российском столе.
Иванов... Иванов Вадим Васильевич. С Лией был незнаком, но представившейся возможности познакомиться с чего-то вдруг обрадовался.
– Проходите, конечно же, Лия Андреевна! – воскликнул Вадим Васильевич, когда дежурный, проводив Лию до его кабинета, представил ее ему. – Рад! Очень рад знакомству! Ребята мне столько о вас говорили...
– Какие хоть ребята, Вадим? – уточнила на всякий случай она, усаживаясь на новенький стул возле его стола. – Ничего, что я без отчества, на «ты»?
– В порядке! – Иванов скалился в приветливой улыбке, что не могло ее не воодушевить. – Тишаков Серега много рассказывал. Еще тут... Говорили, что вы просто асом были в своем деле. И шпана вас уважала... Вы ведь из-за нее тут?
– Из-за кого? – Она улыбалась через силу, не улыбаться было нельзя, хозяин кабинета источал дружелюбие, следовало отвечать тем же.
– Из-за шпаны! Тут мы на след банды вроде как вышли. Орудовали в районе, старушек убивали и грабили. Одного вроде взяли.
– Это кто говорит? – на всякий случай спросила Лия, мысленно обругав Тишакова за скоропалительность вынесенных решений. – Сергей?
– На совещании Тишаков докладывал в понедельник, да... – Иванов вдруг подскочил с места и кинулся в дальний угол кабинета, где у него на тумбочке красовался новехонький прозрачный чайник. И засуетился там, просыпая заварку и сахар, и заспешил: – Я вас сейчас чаем угощу, Лия Андреевна! У меня хороший чай, все ходят попрошайничают!
Он болтал еще минут десять обо всем и ни о чем. То про погоду, то про наркотрафик, что недавно удалось прикрыть, потом снова перебрасывался на заметное похолодание с утра. Если ее визит его хоть как-то насторожил или озадачил, Иванов никак не дал ей об этом догадаться.
А потом он вдруг как брякнет:
– Слышал, назад к нам собираетесь?
– Это тоже на совещании докладывали? – Она загадочно улыбнулась, едва не поперхнувшись чаем (к слову, тот и правда оказался бесподобен).
– Нет, это Серега Тишаков шепнул нам всем. Когда вас к шпане сопровождал, тогда и шепнул. Мол, Лия Андреевна назад собирается. А вчера из одного детского дома звонили с жалобой, что вы, мол, самоуправством занимаетесь. Визиты там несанкционированные наносите и все такое... Тишаков быстренько им рты позакрывал. Все рады, что вы возвращаетесь!!!
Ай да Тишаков! Ай да молодец! Может, зря она на него так сердится. Может, еще и получится у них подружиться...
– Ну, так что, Лия Андреевна? – Иванов хитро прищурил голубые глаза, почти сомкнув светлые ресницы. – Правда или болтает Серега?
– Думаю, что не болтает он, Вадим, – не признаваться же было, что и думать не думала о возвращении; и не подставлять же бедного Тишакова, которому, судя по всему, пришлось вертеться ужом на горячей сковородке. – Устала я без работы. И в работе тяжко было. И без нее тоже, знаешь... Привыкла я...
Иванов вздохнул с явным облегчением. Сразу расслабился, начал делиться последними новостями и потом, плавно подведя разговор к вчерашним событиям в квартире Гольцова, спросил: