Совсем отвыкла от помощников по дому после того, как съехала от родителей, а потому сейчас даже неловко было дергать Наталью в канун женского праздника. Дойдя до кухни, я вытащила бутылку красного сухого, прихватила брют для мамы, и с двумя бутылками вышла обратно в гостиную, но замерла рядом с диваном, расслышав из прилегающего коридора голос Громова:
— Потерпи, сутки остались. Что ты как девочка.
Я невольно напрягла слух и сделала шаг в его сторону. Никогда раньше не слушала его разговоры, но сейчас почему-то сердце застучало быстрее и будто подталкивало меня к этому коридору.
— Не, Катюха не знает. Психанет еще раньше времени.
От звука собственного имени по спине веером разошлись мурашки.
— Ну, конечно, расскажу, куда деваться-то теперь. Или что, думаешь, я тебя поматросил и всё? Завтра на бой придёт, сама догадается. Мне эти прятки по углам уже надоели.
Дальше слушать я не смогла, вернулась к родителям и постаралась нацепить на лицо улыбку, чтобы моя эмпатичная мать снова не стала задавать вопросы, а я не испортила всем вечер.
Через пять минут вернулся Громов, уселся за стол и положил телефон на скатерть. Мой взгляд намертво припечатался к темному экрану, а мозг уговаривал не делать поспешных выводов. Мало ли, с кем и о чем он мог говорить. Может, он вообще имел в виду совсем не то, чем это мне показалось. Тогда что?
— Эдуард, — папа прочистил горло. — Снова что-то планируете?
— Да, завтра женский поединок. Ноу-хау вроде как в наших стенах.
— Женский, стало быть…?
— Девчонки биться будут.
Папа недоверчиво выгнул бровь, а Эд рассмеялся.
— Вот я так же смотрел, когда предложили. А потом глянул на них и…
— Что же, так впечатляюще?
— Еще как! У них азарта… И схватывают на лету все. Старательные, послушные. У меня парни на тренировках ныли, а эти держатся, добавки просят, чтобы побольше погонял.
Еле удержалась, чтобы не фыркнуть. Еще бы они не просили. Особенно одна. Хлебом не корми, дай у Эда урок взять. Догадываюсь я, чему она там хотела научиться.
— Женька вон сегодня с семи утра в клубе и только вместе со мной закончила. Машина! Да я на нее смотрю и сам зажигаюсь.
— Прости меня, Эдик, — мягко вмешалась мама, приложив к груди руку. — Но, наверное, я никогда не пойму таких развлечений. Ладно мужчины, у них в крови эти споры, драки… Но девушки? Не могу себе представить, чтобы я или Катя, участвовали в таком.
— Вы просто не спортсмены, — хмыкнул беззлобно Эд, отвлекся на новое сообщение, коротко ответил и снова вернулся к нам. — Вам с Катей это и не будет интересно, вы другие. А мы… На одном языке что ли говорим. Этим жить надо, любить. Да, вы правы, наверное, это в крови. Только к полу отношения не имеет.
— Ну, главное, чтобы без травм обошлось, — примирительно улыбнулась мама и подняла бокал.
— И без омона, — добавил дегтя папа, получив от Эда укоризненный взгляд, и тут же миролюбиво улыбнулся. — Давайте за праздник. Пусть и не принято заранее, но…
Я нехотя присоединилась к остальным, хоть пить и праздновать что-либо вообще расхотелось. Остаток вечера Громов так же переписывался с кем-то, а я старалась делать вид, что этого не замечаю, и не смотреть в экран, где могу увидеть то, что мне не понравится. Догадывалась, кто мог ему написывать, и с большим трудом сохраняла самообладание.
Когда мы с ним попрощались с родителями и сели в машину, настроение было на нуле.
— Коза, ты чего груженая такая сегодня? — спросил Эд и включил правый поворотник на выезде из поселка. — Молчала все. Не узнаю тебя. То трещишь без остановки, а тут как воды в рот набрала.
— Перебивать тебя не хотела, так рассказывал интересно про тренировки. Заслушалась.
— Язвишь?
— Нет, ну что ты.
— Кать, что не так опять? — Эд повысил голос, резко дернув рычаг коробки передач и выжимая газ. — Просила приехать, я приехал. Оделся вон, как пингвин. Папе твоему не хамил в этот раз…
— Зато весь вечер или в телефоне сидел, или бойцов своих расхваливал.
— У меня бой завтра!
— Об этом и захочешь забыть — не забудешь, — с сарказмом улыбнулась я и отвернулась к окну. — Даже на семейный ужин этих монстров притащил.
— Папа спросил, я ответил. Или что мне ему сказать надо было? “Не ваше дело, ешьте молча”? И сколько раз повторять, не монстры они, ты ж видела. Что за стереотипы?
— Видела, угу. И Женю эту видела, и беленькую с рыженькой.
— Тааак, а это тут при чем?
— Да ни при чем. Только и слышу целыми днями о них. То до ночи там с ними боксируешь, то в кабинете закрываешься.
— С кем я закрываюсь?
— С Женей этой. С машиной.
Громов фыркнул и закатил глаза.
— Я должен был ей тактику при Валере рассказывать? Чтоб он своих подготовить успел? Катюх, да мне позарез надо, чтобы она завтра выиграла.
— А что, если проиграет, небо разверзнется? Или дождь из дохлых крыс начнется?
— Небо тут, похоже, уже разверзлось, — Эд перехватил руль, сжав его так, что костяшки побелели.
Дальше спорить расхотелось, я уставилась в окно и до самого дома не произнесла ни звука. Громов тоже злился, не в первый раз пытаясь мне доказать, что этот бой ему важен. Я и раньше это хорошо понимала, а сейчас стала четче осознавать, почему именно. Не припомню, чтобы хоть за одного из своих бойцов он переживал так, как за эту Женю.
Дома я сразу легла спать, отвернулась и натянула одеяло до плеч, намекая, что лезть ко мне не стоит, но Эд и не пытался. Так же, как и я, лег ко мне спиной, долго устраивался и сопел, матерясь себе под нос.
Догадки мешали заснуть, а отбросить их не получалось. Меня с ног до головы сжирала ревность и злость на Громова. Эту его Женю я вообще почти ненавидела.
Отключилась только к утру, а проснулась уже в одиночестве. От Громова на подушке лежала только розочка и записка:
“Жду тебя в клубе к шести. С праздником!”
Конечно же, ехать я никуда не собиралась. Еще не хватало глазеть на женский мордобой. Болталась по квартире до самого вечера, размышляя о том, что делать. Когда ревность и обида окончательно меня добили, я села в кухне, где девять месяцев назад началось наше с Эдом тесное знакомство, и обняла себя за плечи, вдруг осознав для себя кое-что важное.
А что, если я для Громова не просто привычка, а ответственность, которая против воли легла на его плечи, и теперь он сам не знает, как ее сбросить, не став при этом подонком? Приручил, позаботился, вырвал меня из лап злодеев. Что, если все чувства ко мне были только жалостью и заботой. Бросить меня теперь с его стороны было бы свинством, но и мне оставаться с мужчиной, для которого я обуза, тоже не хотелось.
В половине шестого завизжал мой телефон. Покосившись на экран, увидела фото Эда и всхлипнула. Потом еще раз, но трубку так и не взяла. Его увлеченность боем и хедлайнером программы все сильнее клонила в сторону нерадужных мыслей. Надумала я себе это или нет, но по крайней мере будет правильно взять паузу и обо всем подумать. Нам обоим.
Я вытащила из шкафа чемодан, принялась складывать свои вещи, а стены квартиры Эда как будто кричали мне, тоскливо выли, умоляя остаться.
— Нет уж, — шмыгнула носом и впихнула в чемодан косметичку. — Вот и проверим, как все на самом деле. Без давления и навязанного чувства ответственности.
Закончив со сбором, я поставила чемодан на колесики и села на него сверху. Лучше всего уйти, пока Громова нет. Разберемся в себе, тогда и решим, вместе мы или у каждого теперь свой путь.
В последний раз обвела глазами до боли знакомый интерьер спальни, вспоминая, как счастлива была здесь с ним. Уходить до дрожи не хотелось, и еще чуть-чуть, я бы точно передумала, закрыла глаза на эту Женю и вечные отлучки Эда, его обещания не зависать все выходные в клубе, о которых он забывал, едва выйдя за порог. На эти его тайны.
Входная дверь хлопнула, заставив вздрогнуть. Я наспех вытерла слезы.
— Катюх, ты дома? — крикнул Громов из прихожей.
Он быстро прошагал сперва в кухню, потом показался в дверях спальни и нырнул к комоду.
— Ты папку синюю не видела? — спросил, выдвинув нижний ящик с каким-то барахлом. Никогда в него не заглядывала. — Я вроде в прихожую клал, а в итоге забыл.
— Не видела, — ответила я тихо.
— Да куда она делась-то?!
Громов перерыл еще один ящик, потом открыл шкаф и заглянул на верхнюю полку, где лежали его документы.
— Сам забыл, куда сунул, — довольно хмыкнул он и вытащил нужную папку. — А ты чего дома еще? Я думал, уже подъезжаешь. Звонил тебе.
Только потом он обернулся ко мне и оторопел, увидев чемодан.
— А это еще что такое?
Брови хмуро сошлись к переносице. Громов положил папку на комод и шагнул ко мне, а я рефлекторно встала и выдвинула ручку на чемодане.
— Извини, я хотела успеть до твоего возвращения.
— Что успеть? Куда ты намылилась?
— К родителям.
Эд иронично фыркнул.
— Не многовато вещей взяла? Коза, ты, меня, конечно, и раньше убивала этим, но щас прям совсем перебор. Может, грузовик подогнать еще? Хотя… — он вдруг сбросил шутливый тон. — Погоди-ка. Они ж уехали?
— Уехали.
— И?
— Я думаю, нам надо сделать паузу, — выпалила я, внутренне сжимаясь под его взглядом.
— И нахрена она нам?
— Так будет правильно. Нам обоим надо во всем разобраться и решить, как быть дальше.
Громов зарычал, отошел к комоду.
— Я вообще щас ничего не понял! В чем разобраться? Что решить? Тебя в какой момент осенило-то?
— В тот момент, когда поняла, что ты не обязан быть со мной только из-за того, что было когда-то. Проблемы больше нет, ты свободен, если этого хочешь.
— Ты меня так послать решила? — он нахмурился сильнее.
— Нет… Но не хочу быть якорем.
— Катя, каким, нахер, якорем?!
Скулы на его лице заходили ходуном, демонстрируя мне раздражение, которое и без того легко считывалось.
— Я осложняю тебе выбор, — выдала я решительно и крепче перехватила ручку чемодана. — И мне это не нравится. Я слишком тебя люблю, чтобы ставить в такое положение.