Иди же сюда, милый…» – и он послушно шагнул вперед, присел рядом и стал развязывать пояс туники. Пальцы дрожали, будто у школяра на первом свидании. И когда невесомый витой шнур наконец соскользнул, Фил осторожно запустил руки под тунику, под талию, прочувствовав всем естеством своим, насколько горячо и податливо ее тело. Она потянулась навстречу, и его ладони легли на ягодицы, ощутив их упругость и бархатистость кожи. С огромным трудом сдерживая порыв немедленно и грубо овладеть этим телом, он, наслаждаясь, впитывал прикосновения, с нестерпимым вожделением дотронулся до грудей и сильно сжал их в ладонях. Потом наклонился и стал целовать коричневые острые соски, тут же затвердевшие под губами. Женщина застонала, выгнулась и медленно раздвинула бедра. «Все, я готов, щас точно с ума сойду…» – пронеслось в голове у Фила. Он лихорадочно освободился от одежды, ни на мгновение не сводя взгляда с распростертого под ним тела, а скинув последнее, простонав-прорычав что-то невнятное, стал жадно целовать ее всю, как и хотел совсем недавно. Голова кружилась, в паху стремительно нарастала тяжесть, легким не хватало воздуха, а сердце жаждало вырваться из грудной клетки подобно птице.
И когда он вошел во влажное, ждущее лоно двумя сильными толчками, она тут же обвила его бедра неожиданно сильными ногами, подчинив движения обоих какой-то невероятной внутренней пульсации, немедленно отозвавшейся в его теле, пробежавшей холодком по позвоночнику и мягко толкнувшей в затылок. Ощущения тут же усилились невероятно, он будто бы весь стал одним большим органом, ищущим соития с этим до судорог желанным, грешным и жадным до его ласк телом… И как-то на удивление просто получалось балансировать на грани, удерживая себя, оттягивая мгновение взрыва до последнего.
Фил взвыл, как стая диких зверей, стал легким, будто воспарил над собой, и все продолжал извергать семя в ненасытное лоно, сотрясаясь в конвульсиях запредельного по ощущениям оргазма. А тело женщины претерпевало непонятную трансформацию, переходило в какую-то иную форму, сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей, пока не стало клубком извивающихся щупалец, намертво вцепившихся в Фила. Теряя сознание, тот издал придушенный всхлип, но вырваться из скользких объятий не смог, продолжая низом живота соприкасаться с горячим лоном – единственным, что осталось от божественной женщины после ужасающего преображения. И это лоно неумолимо втягивало в себя, вбирало без остатка жизненные силы единственного мужчины на этом корабле…
Стражи Энейды отлично умеют защищать от чужаков свою маленькую райскую планету – лакомый кусок для колонизаторов. Миролюбивая раса бесконечно милосердных существ выбрала самый щадящий способ умерщвления вражеских лазутчиков, оставляя их в счастливом неведении до самого конца и скрашивая последние мгновения жизни наивысшим наслаждением.
А Стража Гарха за блестяще проведенную операцию досрочно отпустят с очередного патрулирования домой, в родное Синарское море. Повидаться с женой и тремя детьми…
Надежда ПероваМедальон страж
Волосы Аулай переплетаются с серебристыми травинками. Она дерзко, несмотря на наготу, смотрит на нависшую над ней Корину. Зрачки волчицы расширены, и этого достаточно, чтобы слова были не нужны.
Как же все-таки жаль.
Она проводит рукой по шраму волчицы. От шеи, по груди, спускается к животу… Аулай прикрывает глаза и вдруг резко притягивает ее к себе и прикусывает ухо так, что не вырвешься, если не оттолкнешь.
Все к охотникам. Это последнее полнолуние.
Она касается груди женщины почти невесомо, но властно в своем праве последней ночи и заставляет любовницу отпустить ее, чтобы тут же поцеловать оборотницу в шею. Ощущать губами усиливающийся пульс, каждое движение шеи из-за приглушенного шепота…
Луна освещает два сплетенных тела.
Собирать губами пот, прикусывать тело под тобой до крови и тут же зализывать ранки… Проводить языком по старым шрамам… Позволять себе все. Больше не будет.
Узор оплетает распластанное под ней тело. Аулай спит и не узнает, что вся надежда этого мира теперь в ней. Шанс, которого больше не будет. Даже этот последний хотели отобрать и уничтожить. Охотники будут идти за той, кто хранит медальон. Преследовать ее, где бы она ни была. Не давать ощутить, что бежать не нужно и теперь есть время отдохнуть, поспать, не драться за каждый вдох. Раньше они охраняли ее и медальон. Теперь у луны закончилось терпение, и она приказала своим волкам сделать новый мир.
И волки стали уничтожать то, что было раньше.
Только Хранящая была против.
Из оборотниц в Лунную Ночь выбирают ту, что будет носить медальон. Ключ их мира. Дверь, войдя в которую ты получишь ответы на все вопросы, достигнешь исполнения сокровенного желания, узнаешь, что скрывает луна, но заплатив огромную цену. Какую – не сказано. Еще никто не осмеливался.
Кроме луны, но ведь это было слишком давно, и толком никто ничего не знает.
Корина – последняя из Носивших Медальон.
Она верила в то, что у мира еще осталось будущее.
Волки найдут и убьют Хранительницу. Где бы она ни была – они почуют ее, ее кровь, ее мысли… и найдут. Но лишь если она знает, что в ее душе сокрыты тайна и надежда этого мира. Братья идут на мысли и желание сохранить медальон. Но как можно бояться потерять то, о чем не знаешь? Если можно, то тогда Аулай умрет, даже не имея шанса спастись. Ее страх приведет к ней охотников, а она даже не знает, что нужно охранять… или отдать.
Корина поцеловала спящую оборотницу и, не оглядываясь, пошла в лес.
Поздно думать о том, имеет ли она право на риск.
– Кори! – И волчица останавливается. Имя обладает властью? Нет, властью обладает его произносящий.
Властью обладают руки. Властью обладает голос того, кого любишь. Единственный, кто может ее убить.
Единственный, из-за которого она не умрет никогда.
– Ив, – шепчет она, обхватив Купе так, что, кажется, сейчас задушит и его, и себя. – Ив…
Теперь мир может лететь к охотникам сколько сможет.
– Бежим, – сжимает он ее запястье. Сердце бьется так, будто собирается истратить весь запас жизни на этот миг.
– Нас убьют.
– Я знаю.
Через тысячу лет после
– Корина, у тебя через семь минут семьдесят секунд встреча с биологической матерью. И если ты хочешь успеть на тест лояльности, то должна сегодня отправить…
Опять счетчик времени, после того как она попросила Аулай звать ее по имени, зашмымзил. Спрашивается, что существенно изменилось? Робот уже так долго с ней, что обладает личностью. Или хотя бы сознанием.
Аулай – не анаграмма. Имя. Кричать на всю клетку… извините, квартиру: «Робот!» – как-то не с руки. Это объяснение, по крайней мере, Корина и привела новоиспеченной Аулай, а та в то время еще не развила личный блок до вопросов хозяйке.
Имя, данное не Главами и не по тестам. Сколько времени прошло с тех пор, как такое было обычным?
Когда имя выбирали сама волчица или волк и оправдывали его своими поступками.
Им теперь нельзя. А у Аулай пусть будет.
Аулай. От аулэ – волк.
Знаем, что запрещено и что могут посадить. Имя для робота! Так докатимся до гражданских свобод, как в древние времена, и начнем саботировать Глав и их указания.
Взорвем Табулу. Для начала.
И будет… вот не знает никто, что будет.
– Аулай, я говорила тебе, что не буду проходить никаких тестов. Мне плевать, что все его проходят досрочно, не дожидаясь совершеннолетия. Я оборотень, а не трясущаяся от страха гора мяса!
Тушь летит об стену. Сегодня она определенно ничего не напишет. Сны по-прежнему не желают запоминаться так, чтобы она все же закончила картину. Что бы она ни делала, ее творение не достаточно. Куп уже шутит на тему того, что ей снятся две женщины, занимающиеся сексом. Уж не надоел ли он ей?
Кор закрывает глаза. Два сплетенных тела, окруженных золотистым, непонятным, родным светом… Вспышка, и она снова не помнит. Это было больше, чем просто секс. В ту ночь было что-то, что она не может показать.
Почему именно женщины? Что за дело могло потребовать? Не то. Страсть была слишком… искренней, что ли. С тех пор как в эротике стал появляться сюжет, а часть ее включили в обязательные к просмотру фильмы, Кор на вид определяла долг и искреннее желание сразу.
Она чувствовала эмоции женщин. Они не лгали. Печаль одной, грусть другой. Они обе знали – что-то переменится после этой ночи. Что они обе потеряют…
Корин махнула кистью по столу.
Там было что-то большее! Тайна не в том, что они должны были, они желали… но чего?
– Аулай, позвони Иву.
– Не очень доброе утро? – усмехается оборотень, пьющий чай с… Корин улыбнулась – людишки, идущие по улице, не знают, что в кружке налит и их, волчий, алкоголь. Им его не почуять. Им не ощутить его на губах самого лучшего волка.
– Уже доброе, – шепчет она после поцелуя. Мир катится к краю, но ей плевать. Ведь она борется только за стаю. Хоть сейчас их всех настолько мало, что собраться даже в одну – уже привлечь слишком много внимания. Но стая – это не то, от чего отказываются. Те, кто дорог, те, за кого умрешь, не говоря уже об убийстве. Они будут всегда.
Мир умирает. Волки часть его, и они знают.
– Сегодня Ивон Ксор.
– Сегодня?! Но… – Древний день, о котором даже люди знают. День, когда магия сильна, как никогда. День, когда миры танцуют. Ночь, когда…
– Ты занята? – Ив знает, что да, лучше ее самой. Лучше знает только Аул. Тест, работа… «Пастухи» интересуются ею слишком сильно. И сдерживать желание убить предателей и их собачек на двух ногах с одной подлой и трусливой сущностью, не уважающих Луну и Законы, все тяжелей.
– Ничего, что не хочу отменить.
– Тогда… – Волк поднимается. К нему прикованы взгляды – и женские и мужские, – не признать власть и силу, сквозящие в движениях и сущности Ива, и не захотеть покориться ей, смогут лишь сильные волки, а про люд… К охотникам их.