Здесь его некоторое время донимало жалобное блеяние козочек и овечек, мычание коров и телят, ржание лошадей и какие-то вообще невообразимые стоны, крики и уханья, производимые, несомненно, людьми.
Но постепенно стихли и звуки. Даже пчелы и шмели, некоторое время жужжащие над ухом, отстали. А ведь в их жужжании, если прислушаться, тоже можно уловить скрытый сексуальный смысл.
Спейсен зашел уже слишком далеко. Так далеко от города – хотелось верить ему – не заходил, кроме него, никто.
Оставалось пройти совсем немного. Спейсен решил сделать небольшой крюк и выйти на излюбленное место с другой стороны – чтобы сбить со следа возможных преследователей. Вуайеризм процветал, а Спейсену не хотелось, чтобы кто-то узнал его тайну.
И потому он был неприятно поражен, когда, проходя через полянку, по которой ни разу не проходил, хотя та находилась совсем недалеко от заветного места, – обнаружил на ней лежащего лицом вниз абсолютно голого парня. Производимые телодвижения, казалось, не оставляли ни малейшего сомнения в происходящем. И все же…
Ведь каждый день появлялись все новые извращения. Что, если это – одно из них?
– Что ты здесь делаешь? – презрительно спросил Спейсен.
Парень неторопливо поднялся, поправил сбившийся на затылок золоченый шлем и горделиво указал на уходящее в глубь земли отверстие. Оттуда поднимался поток теплого воздуха.
– Я – Зевс! – царственным басом произнес он. – А Гея – моя жена!
Спейсен усмехнулся и ничего не сказал. Только вновь подумал: «Извращенцы!» – и, сторонясь, бочком миновал лже-Зевса, продолжающего вглядываться в уходящее на неведомую глубину отверстие.
Быстро темнело. На небе загорались первые звезды, смущенно перемигиваясь, точно стыдясь наблюдать за тем, что вытворяют люди на земле. Чернота неба усиливалась.
Спейсен остановился у заросшего мягкой травой холма.
«А вдруг наверху кто-то есть?» – с тревогой подумал он.
Но на холме никого не оказалось, холм оставался девственно чист.
Спейсен поднялся на самую вершину, разделся догола, лег на спину и раскинул руки.
На него стремительно падала Вселенная…
Ольга ЛеданикаМуж на-про-кат!
Ритка-малолетка тянется к автомату с пирожными. Вздыхает и берет леденец из бесплатной вазочки. Леденец кислый, Ритка морщится.
«Дзи-и-инь!» – в голове раздается мелодичный звонок. «На вашем счету тысяча мумриков. Поздравляем!» – это Ритка так придумала, чтобы вместо рублей домашний помощник говорил «мумрики». У всех – рубли, а у нее будут – мумрики.
Ритка бежит в свой отдел и показывает язык всем, кто спешит на обед. Ей можно, она – малолетка. И кроссовки с лампочками на работу носить можно, и пирсинг. Только Ритка пирсинг не носит. Когда у всех есть – не интересно и не круто. А Ритке хочется, чтобы было круто. И потому пирожные уже два месяца скучают без Ритки, и мумрики – кап! кап! – капают на Риткин счет.
– Ты чего такая веселая? – Ольга Васильна подозрительно косится на Ритку. Ольге Васильне нельзя быть веселой – она уже старая, а еще – начальница.
– А у вас парик набок съехал, – говорит Ритка.
Ольга Васильна приседает, охает, хватается за голову и бежит к зеркалу. Возвращается, не глядя на Ритку, и задает работу на послеобеда. Придумать две юбки и босоножки. Ритка работает дизайнером. Юбка получается очень яркой и веселой – одна. А вторая похожа на пирожное – белая и пышная. Босоножки пускай будут с блестками.
Ритка рисует на юбке рожицу и отправляет картинки Ольге Васильне. Пускай разбирается, а Ритке некогда. Что пирсинг в пупке? У Ритки будет муж! На целые выходные. Дорогой – за тысячу кредитов. И Ритка пойдет с ним на дискотеку. И все малолетки, которые с пирсингом, разинут от зависти накрашенные рты и вытаращат глаза в серебристых ресницах.
– Присаживайтесь, будьте любезны, – какие все предупредительные, с ума сойти! Ритка делает серьезное лицо, как будто и правда взрослая и к ней нужно – на «вы». Секретарша делает вид, что верит, клацает мышкой – проверяет Риткин счет и тут же растекается по приемной любезной лужицей. Ритка смотрит свысока и важно входит в кабинет.
– Чего угодно молодой леди? – спрашивает старенький костюмный человек. Ритка прыскает. Приятно, когда есть тысяча мумриков и можно листать каталог и морщить лоб – как будто думать.
Может, ну его, этого мужа? «Яхту возьму!» – решает Ритка. Вспоминает, что с яхтой не пускают на дискотеку, и берет другой каталог – с мужьями.
«Платье у меня красное, – думает Ритка. – В ромашках и с белым бантиком. Значит… значит, муж должен быть брюнет!»
– Вот этот! – Ритка тычет пальцем в картинку.
Выводят мужа. Ритка прикидывает, как он будет смотреться на фоне ромашек, и требует показать другого… Другой тоже так себе. Костюмный человек вытирает лысину платком. Ритка пересматривает всех брюнетов. Потом всех блондинов. И требует вернуть самого первого.
– Характер какой будем заказывать? Добрый? Веселый? Заботливый? – заученной скороговоркой тараторит костюмный человек.
– Хочу… – медленно тянет Ритка и сама не знает, чего же хочет. – Хочу… настоящий! – Ритка робеет и думает, а вдруг настоящий – нельзя? Вдруг малолеткам только веселый или добрый муж напрокат полагается?
Костюмный человек кивает и клацает мышкой. Ритка подпрыгивает от нетерпения.
«Дзи-и-инь! Счет на тысячу мумриков. Один муж напрокат. Заплатить?» – кисло бубнит домашний помощник, как будто ему жалко Риткиных мумриков. «Заплатить!» – отвечает Ритка и топает ногой – на всякий случай.
По дороге домой Ритка все время тараторит и украдкой поглядывает на мужа. Муж послушно идет за Риткой, послушно сидит в кресле, послушно смотрит телевизор.
«Дзи-и-инь! Пора собираться», – напоминает домашний помощник, и Ритка бежит за красным платьем в белые ромашки.
– Ну как тебе? – спрашивает.
– Нормально, – отвечает брюнет из кресла.
– Как… нормально… – Ритка удивленно смотрит на мужа. Ромашки на платье вянут. – Нормально… – повторяет Ритка. – Нормально – и все?
– И все, – соглашается муж.
– Ну ладно… Тогда пойдем, – Ритка идет к двери.
– Не хочу.
Ромашки превращаются в кактусы. Ритка возвращается и смотрит на мужа. Муж сидит в кресле и смотрит на Ритку.
– А я хочу, – говорит Ритка и топает ногой.
– Иди.
– А я с тобой хочу! – Ритка хмурится и вызывает домашнего помощника. Муж сидит в кресле и делает вид, что читает газету.
Домашний помощник вызывает костюмного человека.
– Чем я могу помочь? – вежливо спрашивает костюмный голос.
– Он… он… – Ритка не может подобрать слов. – Он сказал «нормально» и еще сказал «иди»! – всхлипывает Ритка. – Он… он как Ольга Васильна! Не хочу, заберите! – Ритка плачет навзрыд.
Костюмный человек извиняется, кается, обещает все-все исправить, старого мужа забрать и разобраться, и вообще наказать, и снова извиняется.
– Вау! Какие кактусы! – Новый муж выпрыгивает из-за двери, тормошит зареванную Ритку. – Прикол! Супер!
– Правда? – Ритка размазывает по лицу серебристую краску с ресниц и недоверчиво смотрит на мужа.
– Супер! – повторяет муж и тащит Ритку к выходу.
Бум! Бум! Е-е-е! Бум! Бум! Е-е! Ритка прыгает под музыку и делает вид, что брюнет, который прыгает рядом, – это так, ерунда.
Поворачивает мужа той стороной, где красивый профиль, и как будто не замечает косых завистливых взглядов.
Просит мужа принести холодную колу – и рассеянно чмокает в щеку…
Утром счастливая Ритка жадно глотает свежий воздух.
– Прикольная дискотека, скажи? – спрашивает Ритка немного помятого, но все равно красивого мужа.
– Супер! – отвечает муж.
– Правда – супер? – Ритка хмурится. – А я? Я тоже – супер?
– Ты тоже супер! – Муж смотрит на Ритку радостными глазами.
– Дурак… – всхлипывает Ритка и думает, что в следующий раз лучше возьмет яхту.
Андрей СкоробогатовГустой чувак
– Ты густой чувак, – вещает Кит технику Сеньке.
Кит раскачивается на стуле, подбрасывая в руках карандаш. В самом разгаре бурная дискуссия на тему взаимоотношений полов, которую он, как самый опытный в группе, неизменно выигрывает. Кит рисковый парень, к тому же ведущий конструктор и альфа-самчина в их суровом мужском коллективе. И американец в третьем поколении, потомок беженцев из постъядерной Калифорнии.
Карандаш подлетает на метр вверх, вращаясь вокруг центра и едва не задевая коммутатор рабочего места над экранами. Любой забежавший и увидевший такое системный инженер запросто пропишет люлей за нарушение правил ТБ и порчу имущества. И дело не только в коммутаторе. Карандаши сейчас можно найти только в антикварных художественных лавках и сетевых магазинах для дошкольников, да и то с пометкой «классическая педагогика». Это большая редкость и раритет, пожалуй, во всех офисах России, за исключением Подвала и десятка подобных суперсекретных контор.
В Подвале работают на довоенной технике две тысяча двадцатых годов, без использования медных и беспроводных каналов. Только оптические кабели, которые невозможно подслушать. Плюсом к этому – «голый режим», и единственным способом утечки информации остается голова сотрудника. А тренажерка и получасовые сеансы виртуальной реальности в конце рабочего дня помогут сделать все, чтобы на нерабочее время мозги переключались и были заняты чем-нибудь другим, а не Проектом.
– Как это, густой? – хмурится техник, чуя недоброе.
– Так ободрительно звали друг друга грустные неохипстеры сороковых. Они фанатели от построка, таскали в карманах полную реплику ай-тюнс на пета-флешках, носили густые шевелюры и бороды… – Кит разворачивается на стуле, смотрит с лукавым прищуром и добивает: – И поголовно были девственниками, как ты!
С соседних столов слышатся смешки.
– Я не девственник! – Сенька густо краснеет и прячет румянец в рыжей бороде.
Он новичок и самый младший в отделе, но борода у него самая лохматая. Тема больная, парень подавлен и огорчен, и Кит на правах офисного «деда» продолжает давить: