– Ну и что, что девственник. Ты же не гей, не зоофил? Медкомиссию и предварительный отбор на завершающую стадию проекта прошел, да?
– Слушай, иди к черту.
– Но почему так, Сенька?! Тебе, черт возьми, двадцать четвертый год. Тебе что, некогда заняться бабами? Бросай быть ботаником, трахни кого-нибудь!
– Ну, как же… Я трахал. Просто я с родителями живу. Мне не хочется с сотрудницами. И привести некуда…
– А-а! Спалился! – кричит Сережа. – Точно мальчик.
Кит внезапно меняется в лице, бросает карандаш на стол.
– Дебильнейшие аргументы, – продолжает Кит. – И про сотрудниц, и про родителей. Сколько комнат в квартире твоих родителей?
– Ну… три. Две родительские и моя.
Соседи, зная красноречие офисного «деда», разворачиваются на стульях и готовятся слушать монолог.
– Жеваный крот. Ты реально густой чувак. Мы живем в эпоху расцвета посткорпоративного социума. Мы бесправные офисные биофункции, шурупы системы, и это клево. Мои троюродные братишки на постъядерном Западе в полисах при ультразаводах почитают за счастье спать в кабинках на двух квадратных метрах, рвать попу по четырнадцать часов с семидневной неделей и одним выходным в месяц. Эти чуваки ни разу в жизни не вылезут за пределы их ржавых кубических полисов, жеваный крот, лишь бы им в этот выходной дали полноценную комнату с двухместной кроватью, синтетическим бухлом и женщиной, готовой к соитию. А я, с тех пор как развелся и ушел в Проект, живу в съемной комнате в общаге, на восьми квадратных метрах, и каждый месяц меняю девушку. А у тебя, жеваный крот, своя комната, в спальном квартале, наверняка с нормальной кроватью и защелкой на двери. Да, нам по понятным причинам сложно заводить отношения с женщинами из гражданки – мы можем многое рассказать. Так почему бы тебе не пойти и не склеить застенчивую экологичку с пятого уровня, не соблазнить ее в собачьей позе в своей собственной комнате? Должен сказать, что экологички весьма недурны в этом ракурсе, я проверял.
– А я не умею, – отмахивается Сенька, не уточнив, что именно он не умеет, и поворачивается к своему экрану, в котором тут же начинают летать трехмерные детали гигантской конструкции Проекта, которую чертит Подвал.
Ребята ржут и ждут ответного монолога от Кита, но внезапно в кабинет вбегает начальник департамента, и все спешно ныряют в свои открытые модели. Начальник седой, хотя ему еще нет и сорока, худощавый и быстрый, он подбегает к одному из инженеров и, перехватив консоль, открывает другой кусок проекта.
– Сережа, у меня к тебе есть небольшая просьба, можешь выполнить?
– Ну, это смотря какая! – отвечает Сережа.
– Что это значит «смотря какая»? – удивляется начальник наглости инженера. – Попроси любого из отдела, вон, например, Кита, о маленькой просьбе, он выполнит. Ну-ка, Кит, у меня к тебе маленькая просьба?
– Кого нужно убить, шеф?
Все смеются, а Сенька сидит и злится. Мало того, что теперь все точно знают о его проблеме, так еще и дали прозвище Густой чувак. День ото дня проклятый обрусевший америкашка все сильнее пытается закрепить свою власть лидера, доминируя и угнетая. Дедовщина сплошная, а не конструкторская группа.
Страшно представить, что будет с их группой на Чердаке.
Рабочий день пролетает незаметно, все поднимаются на минус первый этаж Подвала и проходят в буферную зону с сотней дверей. Сотрудники скидывают в тамбурах одинаковую фиолетовую униформу, складывают все белье в один из десятка ящиков, проходят по одному голые через два сканера и надевают «гражданскую» одежду. Во внешней кабинке Сенька чувствует запах духов неизвестной сотрудницы, от которого наступает легкое возбуждение. Это его одна из самых ярких фантазий – чтобы счетчик входящих сотрудников случайно сбойнул и он оказался вдвоем с одинокой, молодой и готовой на все незнакомкой.
Но он знает, что этого не будет никогда.
У лифтов, ведущих наверх, он видит в толпе Кита, рядом с которым щебечет малознакомая девица. Кит проводит пальцами по ее спине и, заметив Сеньку, кричит:
– Густой чувак, хороших выходных!
Сенька отворачивается, чтобы никто не заметил, что обидное прозвище адресовано ему. Но пара человек рядом все равно улыбается, разглядывая его кучерявую бороду.
– Ой, тут занято! – Легкий испуг на лице девушки сменяется миленькой улыбкой. Она все еще застенчиво прикрывается только что снятой корпоративной футболкой, мнется около скамейки, но не спешит закрывать дверь.
– Ничего, переоденемся вместе, – внезапно говорит Сенька и заходит в раздевалку.
Девушка как ни в чем не бывало складывает футболку и кладет в тумбочку, продолжая раздеваться. Садится на скамейку и снимает носочки. Сенька сглатывает слюну и глядит на ее молодое, нежное тело. Грудь-яблочко с непропорционально-большими розовыми сосочками, мягкая попа, длинные русые волосы до пояса, стройные, идеальной формы ножки. Девушка тем временем, немного покраснев от смущения, делает вид, что не обращает на него внимания, и снимает трусики.
– Ты знаешь, у меня никогда не было мужчины, – кротко говорит она.
Он тоже начинает раздеваться, скидывает с себя одноцветные рубашку и брюки, чувствуя чудовищной силы сексуальное возбуждение. Наконец не сдерживается, хватает девушку за бедра, поворачивает лицом к скамейке и…
Свет в раздевалке загорается красным, звучит сирена, переходящая в звук будильника, и любовник-неудачник просыпается.
Через полчаса Сенька стоит в ванной и разглядывает свою кудрявую бороду. Он периодически подбривает бакены и держит в руках старинный одноразовый бритвенный станок. Его семейству от деда досталось по наследству шестьдесят килограммов таких станков, спертых с завода, половину из которых успел истратить батя.
Сенька держит в руках бритву и смотрит на бороду. Это продолжается добрых минуты две, после чего он все же кладет бритву на место, вытирает голову и удаляется в свою комнату. (Между прочим, правильно делает, потому что бороду такой кучерявости, как у него, бесполезно пытаться сразу уничтожить бритвой – сначала нужно безбожно срезать ножницами или триммером, а уже потом подравнивать оставшуюся щетину.)
В комнате его ждет любимое хобби. Мало кто из знакомых и уж тем более никто из коллег не знает того, что Сенька – достаточно известный в городской сети художник. Он рисует и акварелью, и карандашом, и на планшетах. Двухмерные и трехмерные картины, в основном пейзажи и портреты.
На его полотнах – иноземные исполинские животные, восход трех лун над ледяной пустыней, хижины и быт подземных дикарей, похожих на полярных сов, и гигантские сферические машины, зависшие над серо-голубым лесом. Несколько картин он прячет особенно глубоко в своих папках – там обнаженные натуры, занимающиеся любовью у иллюминатора с видом на незнакомые материки.
Родители сначала не относились серьезно к увлечению Сеньки, но в последнее время, в силу роста профессионализма, начинают осторожно хвалить. Особенно мать – отец более суров и молчалив. Пару раз даже говорили – мол, бросай работу в своей секретной штуке, иди в дизайнеры или зарабатывай выставками.
Но Сенька знает, что так дело не пойдет. Если бросить нынешнюю работу, то хобби превратится в новую, и творческая составляющая исчезнет.
К тому же никто не должен знать о том, что Подвал и есть главный источник его вдохновения.
Похвала от родителей перемежается с традиционными упреками по поводу поиска невесты. Материнская фраза «я внуков хочу» никуда не делась и в конце двадцать первого века, а после третьей мировой, когда рухнули идеалы западной цивилизации, традиционный взгляд на семейную жизнь только усилился.
В тот раз все началось тоже с невинных вопросов за семейным завтраком:
– У вас на работе есть симпатичные девочки?
– Мам, я уже говорил, что я не имею права рассказывать про свою работу.
– У вас же строительная компания, к чему все эти секреты?
– Такие порядки, я уже говорил. Сейчас все охраняют коммерческую тайну.
Гражданское строительство – это часть легендирования. Вывеска «Строительная корпорация Заозерья» красуется на фасаде трехэтажной «верхушки» Подвала. Хотя шила в мешке не утаишь, и в небольшом закрытом полисе все больше и больше народа догадываются об истинном предназначении объекта. Государственную и коммерческую тайну становится все сложнее утаить, тем более, когда главное доказательство – над тобой, в небе.
– Ну, так почему бы тебе не пригласить кого-нибудь из девушек с работы в гости? – не унимается мать.
– Не знаю.
– Может, все дело… в твоей бороде?
– А давайте просто покушаем и посмотрим новости? – предлагает Сенька.
– Она права, – внезапно подает голос отец. – Задумайся. Что-то в тебе не так. Я в твои годы, мать знает, был бабником, на басу играл. Сходи к психологу. У вас же есть штатный психолог?
– Есть, – неохотно соглашается Сенька. Он и сам уже давно думал об этом.
Все прерываются на выпуск космических новостей, отец хватает одно из новостных окошек на видеостене и распахивает его над кухонным столом.
«С орбитальных телескопов получены новые фотоизображения Блуждающей Планеты. (На экране кругляшка в разрешении средней паршивости, на которой видны циклоны и очертания белых континентов.) Снимки подтверждают предыдущие гипотезы о том, что небесное тело, пришедшее на орбиту вокруг Солнца, обладает атмосферой и является потенциально обитаемой планетой. Планета уже десять лет находится на одной орбите с Землей с шестимесячным перерывом относительно годового цикла. Напомним, что впервые существование Блуждающей Планеты было подтверждено в 2017 году, а космический катаклизм, заставивший планету закрепиться на орбите Солнца, произошел десять лет назад. Три экспедиции космических аппаратов закончились неудачей. Ученые не исключают в дальнейшем создания международной пилотируемой экспедиции. Пока остается неясным, как такое массивное тело сохранило атмосферу в течение космического дрейфа…»