Терзаемый муками совести, он сунул руку в карман трико. Под пальцами приятно хрустнула заначенная двадцатка. Завтра хватит на пиво. И кальмарчиков.
Жизнь определенно налаживалась.
Он бесцельно брел по обочине. Автомобили проносились мимо реже и реже, небо меркло, близилась ночь. Идти, собственно, было некуда.
– Малой! Эй, малой!
Рядом зашуршали шины, скрипнули тормоза. Из окна внедорожника, свесив руку, выглядывал мужчина в тренировочном костюме. На запястье блеснули золотом огромные командирские часы.
Мальчик отступил назад, чуть не запнувшись о бетонный поребрик.
– Отвали.
– Да ты не трясись. – Мужчина улыбался, у него было широкое открытое лицо – как у моряка на рисунке в детской книжке. – Поздно гуляешь, говорю. Копы загребут, так родителям мало не покажется.
Он промолчал.
– Или собрался куда? Если что, так подброшу. Так куда надо-то?
Он поколебался и ляпнул первое, что пришло в голову:
– В Марницу.
– В Ма-арницу? – протянул мужчина. – За Эльмотом? Далеконько. А деньги-то есть?
Мальчик замотал головой.
– Из дома сбежал, что ли? Видал я тебя сегодня на рынке. Работу ищешь?
Он кивнул. Дверца вдруг распахнулась.
– Садись, – бросил мужчина. – Как раз туда собираюсь. На полдороге в местечко одно заедем, а к утру будешь в своей Марнице.
…Всякое рассказывают об Эльмоте, крохотном осколке тех лесов, что росли здесь еще во времена мамонтов. В газетах пишут, что ночами над Эльмотом кружат вереницы цветных огней, что в пещерах над рекой живут заросшие шерстью чудища – йети и что пропадают бесследно забредшие сюда случайные путники – туристы, рыболовы, грибники. Может, и сочиняют впустую, да только лучше б те истории оказались правдивыми: иначе как надеяться на силу волшебства?
Анке шла медленно, почти на ощупь, сдерживая дрожь в коленях. Под ногами с треском сминался подлесок, где-то высоко гикнула и заухала невидимая сова. Затем путь преградило поваленное дерево, сухие сучья тянулись из тьмы, словно ломкие пальцы скелета. Всхлипнув, Анке кое-как перелезла через ствол и на той стороне вдруг увидела то, что искала.
Деревья здесь расступались, и пролесок густо зарос папоротником, серебрившимся в мягком сумеречном свете. Она пригляделась к перистым удлиненным листьям – да, то, что надо: не орляк, не колчедыжник, а щитовник. Щитовник мужской, разрыв-трава, жар-цвет.
Анке выбрала куст повыше, опустилась перед ним на колени, вдохнув запахи трав, мха, влажной лесной земли. Сломанной веткой очертила круг, замкнув в нем себя и папоротник, и, затаив дыхание, возложила руки на листья.
– Загорайся, жар-цвет, – облизнув пересохшие губы, четко и звонко приказала Анке. – Исполни загаданное. Пусть папа вернется домой, пусть мама перестанет мной командовать, пусть в школе не будут… – Голос сорвался, она кашлянула и зачастила испуганной скороговоркой: – Пусть у меня появятся друзья, пусть я стану хоть кем-нибудь в этой жизни, или пускай я смогу умереть…
Ветер зашелестел в кронах. Замирая в благоговейном ужасе, Анке смотрела на свои руки, русалочьи бледные в бликах восходящей луны, – вот-вот между пальцев вспыхнет огонек, затанцует на листьях пламенем колдовской свечи, переливаясь кипенно-белым, карминным, золотым. Но минуты текли, а папоротник не расцветал. И не расцвел, разумеется, а она-то, идиотка, так верила глупым книжонкам!
Снова на знакомой дороге Анке оказалась уже в полной темноте. Но ветвившийся развилками проселок не вывел ее к бревенчатым домишкам полустанка. Вокруг только гуще смыкался лес, а колея сужалась, зарастала кустарником и, по-видимому, уходила в никуда.
Анке заблудилась.
– Что это?
Мальчик вертел в руках синий блестящий шарик, не больше грецкого ореха. Надо же, неактивированный, подумал Лотош. Должно быть, завалялся с прошлого раза, когда вывозил на дачу жену с детьми.
Он присел на диван рядом с мальчишкой.
– Новинка ассортимента. – Забрал у пацана шарик, небрежно подбросил и снова вложил мальчишке в ладонь. – Эрзац-фантом.
– Что-о?
Лотош усмехнулся.
– Сосредоточься, – приказал он. – Представь что-нибудь… скажем, банку с пивом. Давай, действуй.
И, развалившись на диване, приготовился наблюдать.
Мальчик закусил губу. Ба, да он даже зажмурился от напряжения! Правда, почти сразу вновь распахнул глаза, вытаращившись на собственный кулак.
Чпок! Вздрогнув, мальчишка разжал пальцы, и с его пятерни соскочил на пол небольшой, с локоть, но вполне натуральный черт. С поросячьей мордочкой, копытцами на ногах и с рожками на черной, как у негра, башке.
– Клево! – восхитился мальчик.
Черт обернулся, стрекотнул что-то неодобрительное и бесследно растаял в воздухе. Дешевка все-таки. Ресурс исчерпан.
Мальчик захохотал, с горящими глазами обернулся к Лотошу:
– Отпа-ад! Крутая штука!
Лотош тоже засмеялся, хлопнул пацана по острой коленке.
– А то! Технологии будущего, как грится.
Он расстегнул поясную сумку. Порывшись, вытащил еще один шарик и протянул мальчишке.
Тот неуверенно мотнул головой.
– С-спасибо. Но у меня денег…
– Не твои проблемы.
И Лотош сам запихал эрзац-фантом в карман мальчишкиной рубахи.
– Делов-то. – Его рука по-хозяйски легла пацану на колено. Отдохнула немного и медленно поползла вверх, по бедру, а добравшись наконец до паха, легонько сжала там, в паху.
Мальчишка дернулся. Готов, стало быть, взвиться в негодовании. И взвился б, да только Лотош умел осаживать малолеток.
– Будешь вопить – урою, – обещал он, не повышая голоса. – За неблагодарность. За все в этой жизни надо платить: за жрачку, за крышу над головой… за транспортные, так сказать, услуги. Усек?
Мальчишка подумал и кивнул. Поверил, значит. Лотош опять засмеялся.
– Не ссы, не обижу. – Он стянул мокрую от пота футболку, остервенело поскреб под лопаткой. – Айда-ка на речку, искупнемся. Целый день в разъездах.
Лотош бултыхнулся с мостков, долго плавал в черной парной воде, не упуская из глаз смутную в потемках фигуру мальчика. Его рюкзак Лотош на всякий случай запер в машине, а впрочем, пацану по-любому некуда деться.
Славный парнишка, подумал Лотош, ныряя под мостки. Из небогатой семьи, сразу видно, но бродяжничает от силы неделю. И хоть всерьез за мальцами ударяют только пидоры, на эту ночь лично он, Лотош, предпочтет вот такого вот домашнего херувимчика, чем его прожженных ровесниц. А после несложно будет с выгодой пристроить пацана.
Он вынырнул, плещась и отфыркиваясь. На досках растеклись лужи, качались у тропинки потревоженные ветки ивы. Мальчишка исчез.
Ночь колыхалась листвой, звенела по-комариному, тонко и жалобно кричала птицей, названия которой он не знал. Горели обожженные крапивой руки, саднили царапины на лице – тогда, удрав с мостков, он затаился в ивняке и сидел там, пока разъяренный Лотош, матерясь, обшаривал берег. Только когда наступила тишина, он выбрался из укрытия и, стороной обходя дачный поселок, через Эльмот зашагал к трассе.
Но где она? Сейчас появится, говорил он себе, скоро, вон за той луговиной. Но трассы не было, была только тьма, и шепот деревьев, и тонкий ломтик луны в опрокинутой чаше небес.
Сзади хрустнула ветка. Мальчик, не оборачиваясь, прибавил шагу. Позавчера он видел, как погиб человек, бродяга в изодранном рыжем пальто, случайная машина сбила его и умчалась, не притормозив. Сейчас мерещилось, как тот бродяга, мертвый, крадется сзади, из проломленного черепа на листья каплет черная кровь. Или это Лотош подбирается в темноте?
Мальчик побежал. Он летел, не разбирая дороги, когда мир кувыркнулся и земля, внезапно приблизившись, больно ударила в грудь. Что-то маленькое, твердое уперлось в ребра, рядом с бешено колотящимся сердцем. Он пошевелился, прислушиваясь – никого. Тогда он встал и вынул из кармана тот самый шарик. Эрзац-фантом.
Его даже затрясло от злости – надо же, чуть не продался за побрякушку! Он размахнулся, чтобы зашвырнуть шарик куда подальше, но опустил руку. В карманах пусто, завтра жрать будет не на что, а возвращаться домой… ну уж нет. Эрзац-фантом можно сдать, например, в ломбард, а там, сказал он себе, я придумаю что-нибудь.
Он двинулся дальше, насвистывая для храбрости. Заблудился? Ну и подумаешь! Если что, он пересидит ночь под кустом, а утром обязательно отыщет дорогу. А байки о нечисти, живущей в Эльмотском лесу, конечно же, всего лишь враки и небылицы.
Скоро во мгле среди ветвей забрезжил просвет, и перед ним открылась полузаросшая лесная колея. Напротив у сосны сидел, скорчившись, кто-то худенький. Девчонка.
Анке огрызнулась:
– Не твое дело.
Несколько минут назад она решила, что не доживет до рассвета. Кураж, толкнувший ее в Эльмот, схлынул, остался только страх – такой, что хотелось скулить. А услышав чьи-то шаги, она сжалась в комок, совершенно парализованная. Лесной монстр, кто еще? Он изнасилует ее и перегрызет горло. И Анке так и не вернется домой.
Идет, насвистывает. Вот приблизился, встал напротив, переминаясь с ноги на ногу. Сказал ломающимся мальчишеским голосом:
– И что ты тут делаешь, а?
Анке открыла глаза. Маньяк был щупловат и с виду не старше ее самой. Она вскочила, рассерженная. Самый обыкновенный мальчишка! Да кто он такой, чтобы ее допрашивать?
– Не хочешь – не говори, – пожал плечами тот. – Просто я думал, может, ты знаешь дорогу?
Анке покачала головой и снова чуть не разревелась. Мальчишка вздохнул.
– Пойдем искать вместе?
Она тупо смотрела на него. Тогда он сказал:
– Ну, пока, – и зашагал прочь.
Анке шмыгнула носом. Она вдруг поняла, что еще немного – и снова останется одна. А еще она сообразила, что только что невообразимо смело разговаривала с мальчиком. И не испытывала перед ним, совершеннейшим чужаком, никакого запредельного трепета.
– Подожди!
Она кинулась следом, вцепилась ему в локоть. Сразу отшатнулась.