Виталина вызывает противоречивые чувства. С одной стороны, ею восхищаешься и уважаешь, а с другой – это некое недоверие и даже опаска. Я не скажу страх, бояться я давно уже ничего не боюсь, (кроме как за детей, конечно, потому что все под Богом ходим), но это чувство сильно мешает относиться к ней, как к женщине. Она ведь не смотрит, а сканирует. Такое ощущение, что читает твои самые потаенные мысли, а это, согласитесь, не очень приятно. Да еще ее феноменальная память!
Она меня, конечно, поразила. Куда там Ленке! Но ведь баба не должна быть умнее мужика. А Виталина умнее меня, я вынужден это признать. Она ловчее ведет дела, у нее стальная хватка, она всегда знает, где выгода, а где ее нет. Она все просчитывает, как самый настоящий компьютер!
Я по-прежнему говорю об этой женщине в настоящем времени, хотя ее давно уже нет в живых. Так она меня поразила. Я не думаю, что это была любовь. Вот Ленку свою я любил, у меня от нежности желудок судорогой сводило, а в горле словно ком застревал: ни слова выговорить не мог. Когда был с Витой, тоже долго не мог ничего сказать, но по другой причине. Боялся показаться дураком. Разве ж это любовь?
Когда в мой офис пришли эти двое щенков, я, признаться, растерялся. Они стали кричать:
– Вы убили свою любовницу!
Всех переполошили. Да что им надо-то? Какой-то выигрыш в лотерею, и почему-то им до зарезу нужна та самая квартира, этим двум детям. Там по-прежнему горел свет, во всех окнах, и я радовался, как последний кретин: долго же ее не хватятся, Виталину. Пока все лампочки в ее треклятой квартире не перегорят.
И вот нарисовались какие-то сопляки, которые затеяли свое собственное расследование. И ведь почти докопались до истины! Я понял, что надо принимать меры. Ну, а какие меры я могу принять? Предъявить следствию убийцу.
И я поехал к Игорю. Разговор у нас вышел тяжелый.
– Здор́ово, – сказал я. – Дело есть.
Он молча посторонился. Видно, понял, что я не с добром пришел. Я смотрел на него, как он нервно ходит по кухне, как дрожащей рукой наливает пиво в стакан, как жадно пьет, и вдруг вспомнил своего шурина, каким он был, когда мы только-только познакомились. Ленка нас познакомила:
– Сережа, это мой брат. Игорь.
Он был таким… В общем, таким. Я еще подумал, что у него наверняка от баб отбою нет. Коренастый, но подтянутый, весь такой холеный, с модной стрижкой, в шикарном костюмчике. У меня тогда таких еще не было. А сейчас передо мной была развалина. Толстый, лысый, обрюзгший мужик. Нет, мне не было его жалко. Если мужик так опустился, чего его жалеть?
– Тебя уже вызвали в полицию? – сказал я, усаживаясь на стул. – Повестку получил?
– Нет. – Он отвел глаза.
– Вызовут.
Он молчал.
– И что делать будешь? – с нажимом спросил я.
– Я… – Он нервно сглотнул. – Я… Не знаю я. Не смотри на меня так… – Он поежился.
– Ты должен признаться. Понимаешь ведь, что дальше тянуть нельзя. Скажи им, где труп.
– Ты что?! – Он вскочил и замахал руками. – Нет! Я не могу! Нет!
– Трус! А ну, сядь!
Он буквально рухнул на диван. Обхватил голову руками и затих.
– Я найму тебе лучшего адвоката. Будем бить на состояние аффекта. Учитывая орудие убийства…
– Я не хочу в тюрьму… – простонал он глухо. – Не хочу… Ты ведь знаешь, что там со мной будет… Я боюсь побоев… Я не выдержу… – Он оторвал руки от лица и затравленно посмотрел на меня. – А ты? Ты сильный… Ты не мог бы… Не мог бы взять все на себя, а? – И он посмотрел на меня с надеждой.
– С радостью. – Я усмехнулся. – Но штука в том, что у меня железное алиби. Откуда ж я знал, что ты за нами следишь? И чем все закончится. Я бы, конечно, подстраховался. Но из ресторана я, увы, поехал на работу. И все меня там видели. Я никак не мог спрятать ее труп, учитывая место, где он находится. Мне не удастся это объяснить. Моя машина стояла у дверей офиса, а потом у дома. Учитывая, что у меня «Рендж Ровер», тачка приметная, и место на паркинге за мной закреплено, ты сам все понимаешь.
– Но, может, как-нибудь обойдется? А?
– Нет. Уже не обойдется. Объявились наследники. Она была богатой женщиной. И теперь они землю будут рыть, чтобы найти ее труп. Ты это хоть понимаешь?
Он опять обхватил голову руками, стал раскачиваться и стонать:
– Не могу, не могу, не могу…
Мне стало тошно. Ненавижу трусов!
– Да будь ты мужиком! – заорал я. – Иди в полицию и признавайся! Я тебя прошу, Ленка просит, мать… Мать-то хоть пожалей.
Он вдруг замолчал. Я перевел дух. Вовремя я вспомнил про тещу. Учитывая ее состояние…
– В общем, так, – сказал я жестко. – Тебе все равно идти в полицию. И если ты не признаешься, туда пойду я. И на этот раз не буду молчать. Я скажу им, что видел в тот день на стоянке у ресторана твою машину. Я выступлю свидетелем против тебя. Ты понял?
– Да, – сказал он глухо. – Я все понял.
Больше мне нечего было ему сказать. Я встал и пошел к выходу.
– И все из-за этой суки, – сказал он вдруг с ненавистью. – Даже когда ее нет, она все равно продолжает разрушать мою жизнь. Пока она меня не убьет, не успокоится.
Я обернулся и поморщился:
– Хватит. Максимум десятка тебе светит. А то и меньше. Перетерпишь. Учитывая, что раньше ты не привлекался, действовал в одиночку, да еще и мотив: ревность. Судьи тебя пожалеют.
– Да я и дня в тюрьме не выдержу! Я, Серега, не боец.
– Правильно. Ты – тряпка, – сказал я презрительно.
– Тебе-то хорошо. Не тебе сидеть. А ведь все из-за тебя. Ты ведь ее трахал.
Я не выдержал и ринулся на него:
– А ну, замолчи!
Мне давно уже хотелось это сделать. Вмазать ему как следует, этому слизняку, чтобы привести его в чувство. Чего толку теперь-то крайнего искать? Действовать надо. Защищать свою семью. Женщин и детей. А он кочевряжится!
Он выл, пока я его бил. А я думал: ничего, пусть привыкает. Но мне быстро надоело трясти этот мешок дерьма. Я швырнул его на диван и сказал:
– У тебя времени до завтра.
И ушел. Я заставлю его это сделать. Наплевать, как.
На следующий день я понял, что все-таки его сломал…
Клим
– Привозите родственника на опознание. Мы, похоже, знаем, где труп Барановской. У нас есть признание убийцы.
– Что?!
Я не поверил своим ушам. Мы так долго этого ждали! Но почему они звонят мне?
– Господин Баранов не отвечает на телефонные звонки, – насмешливо сказал опер.
Понятное дело, не отвечает!
– Через час можете подъехать? – подозрительно спросил он. – Нам нужен кто-то, кто мог бы ее опознать. Не из фигурантов. Они лица заинтересованные.
– Через два.
– Ну, хорошо, – сжалился опер. – Подъезжайте к полицейскому участку. Там будет стоять микроавтобус. Вас захватят. Нам нужен ее родственник для опознания, – повторил он. Будто я с первого раза не запомнил!
– Но ведь столько времени прошло! В каком он состоянии, этот труп?
– Да мы и сами еще не знаем. Но будем надеяться, что в сносном. Зима ведь, – сказал он загадочно и дал отбой.
– Соня, эй! Вставай! – я потряс ее за плечо.
– А? Что такое, Клим? – Моя девушка сонно зевнула.
– Барановскую, похоже, нашли!
– А-а-а…
Это известие Соньку совершенно не вдохновило. Ей, похоже, было наплевать. С тех пор как мы с ней… гм-м-м… В общем, стали парой, наше расследование нам стало неинтересно. На свете есть дела и поважнее. Любовь, например. Но ведь есть еще и Колька Баранов. И мы в ответе за тех, кого приручили, так, что ли? Это ведь мы вытащили Кольку в Москву и заставили его таскаться по моргам. Жил себе человек спокойно в своем Зубовске и по-своему счастливо. А мы его сдернули, подвергли многочисленным соблазнам, а нервную систему суровым испытаниям. Об этом я и сказал своей девушке, торопливо натягивая джинсы.
– Ты прав, Клим, – согласилась она и вскочила. – Это ведь я кашу заварила.
– У нас два часа, чтобы привести Кольку Баранова в чувство и заставить его поехать на опознание.
– Ты говоришь, убийца во всем признался?
– Подробности не знаю. Выясним на месте. Все, пошли.
Кольку Баранова мы расталкивали долго. Хорошо, что накануне я сообразил взять у него запасной ключ от квартиры. Как чувствовал. Ну, надоело, черт возьми, ломиться в дверь! А этот алкаш все время дрыхнет!
– Вы чего, ребята? – отпихивал он нас ногами и все пытался натянуть одеяло.
– Вставай! – рявкнул я и спихнул его с дивана.
Колька плюхнулся на пол и завыл:
– Больно-о-о!!!
Мы с Сонькой потащили его в ванную комнату. Едва не опоздали в участок.
– Это кто? – подозрительно спросил один из полицейских, глядя на опухшее от беспробудного пьянства Колькино лицо.
– Родственник потерпевшей. Извините, других нет.
– Что ж, полезайте. – И перед нами распахнули дверцу микроавтобуса с синей полосой и с мигалкой на крыше. Там уже сидел мой старый знакомый, опер, который принял у нас заявление об исчезновении Виталины Сергеевны Барановской.
– Привет, – сказал он вяло.
– Добрый день, – поздоровались мы с Сонькой. Колька от испуга молчал.
– Все, мужики, комплект. Поехали!
И мы вырулили со стоянки у полицейского участка на шоссе.
– Что случилось-то? – спросил я. – Кто признался в убийстве?
– Любовник, – сказал опер все так же вяло. И зевнул.
– Мамаев? – ахнули мы.
– Не. Другой.
– А где он?
– Там, где надо.
Мы какое-то время молчали. Все были сонные, злые. Погода, как назло, хмурая, с неба сыпалась колючая крупа. Но ехали мы так долго, почти два часа, что опер под конец разговорился.
– Вчера позвонил Мамаев, сказал, что беспокоится за своего родственника. Телефон его, мол, не отвечает. Оба, и мобильник, и домашний. И что Сергей Викторович боится, как бы его шурин не наделал глупостей. И хотя у них с женой есть ключ от его квартиры, Мамаев предложил нам поехать туда вместе. Во избежание.
– Предусмотрительно, – усмехнулся я, уже догадываясь, куда он клонит.