– У Сергея Викторовича была на то причина. В общем, мы приехали, а он в петле болтается. Хозяин квартиры, Игорь Корнеев. Дверь, само собой, закрыта изнутри. Окна тоже. Странгуляционная борозда в верхней части шеи, четкая, прижизненная, с характерными признаками. У эксперта не возникло ни тени сомнения. На лицо все признаки самоубийства. В предсмертной записке Корнеев объяснил и причину. Мол, раскаивается в содеянном и не может больше с этим жить. Это он из ревности убил Барановскую. Долго следил за ней, узнав о ее романе с Мамаевым, ревновал, а под конец не выдержал, и… – Опер рубанул воздух рукой.
– Чем же он ее?
– Бутылкой. Так он пишет. Пустой бутылкой из-под «Боржоми», которая случайно оказалась в машине. А потом, когда Барановская потеряла сознание, задушил.
– А труп?
– На даче спрятал. Туда мы сейчас и едем. Хозяин уже там.
– Хозяин? – Мы с Софьей переглянулись.
– Ну да. Мамаев.
– Корнеев спрятал труп на даче у Мамаевых?!
– Своей-то у него нет. Это матери его дача. А что?
– Как-то все это… Подозрительно.
– История давняя. – Опер тяжело вздохнул. – Корнеев пишет, что они с Барановской когда-то были любовниками. Потом она его бросила ради какого-то олигарха. Все это нетрудно проверить. Да, есть еще показания аптекарши. Вы ведь сами у нее были. И что вас удивляет?
– Да, в общем-то… Ничего, – еле выдавил я.
– А почему Мамаев вам-то позвонил вместо того, чтобы самому поехать к шурину? – вмешалась моя девушка. – Вам не кажется это подозрительным? Похоже, Сергей Викторович подстраховался.
– В тот день, когда исчезла Барановская, Сергей Мамаев видел на стоянке у ресторана машину своего шурина. И догадывался о том, что случилось, поэтому и не пришел с заявлением в полицию, когда телефон Барановской перестал отвечать. Жена Мамаева умоляла его этого не делать. Мать у нее очень плоха. Они и молчали. Но тут вы объявились со своим расследованием. Да еще и родственник, наследник. – Опер с усмешкой посмотрел на Кольку Баранова, который все еще не мог понять, куда его везут и зачем? Сидел тише воды ниже травы и явно мучился похмельем.
– Круговая порука, понятно. Но почему Мамаев, увидев машину шурина и зная, в каких они с Барановской отношениях, не подошел к нему? Почему уехал?
– Он говорит, что очень торопился на работу. Дела у него были. И говорит, что очень об этом жалеет. Мы вчера до ночи проваландались, видишь вон, не выспался. – Опер широко зевнул. – Решили, что труп уже никуда не денется, да и убийца тоже, поскольку и он теперь труп. По светлому решили ехать. Прикорнули малость, и… – Он снова широко зевнул.
– Понятно, – повторил я, хотя мне многое в этой истории было непонятно. Как-то все это притянуто за уши, все факты.
Но что мне за дело до этого? Мы ведь искали труп и попутно, естественно, убийцу. Но, главное, труп, чтобы получить справку о смерти. В остальном пусть полиция разбирается. И потом: если Корнеев был не виновен, зачем он покончил с собой?
– Приехали, вылезайте!
Мы остановились перед шлагбаумом, возле которого стояли два могучих парня в камуфляже. Полицейских на дачу Мамаевых понаехало предостаточно. Сам хозяин тоже был здесь. На нас он посмотрел хмуро.
– Это троюродный брат Виталины Сергеевны и ее единственный наследник, – выдвинул я вперед Кольку.
Мамаев смерил его взглядом с головы до ног и усмехнулся:
– Бывает. Проходите на участок. – И он посторонился.
– Согласно показаниям Корнеева, изложенным в его предсмертной записке, труп он зарыл в землю за дровяным сараем, а сверху для маскировки навалил досок. Идемте, – сердито сказал следователь, который приехал гораздо раньше нас и успел замерзнуть. И зашагал к вышеупомянутому сараю. То есть, попытался, потому что тут же увяз в глубоком снегу и с чувством выругался. А вы попробуйте сами выехать на место происшествия зимой, если это место находится в дачном поселке!
Больше всего мне сейчас хотелось горячего чаю, да и всем остальным, похоже, тоже. Но мы приехали работать, и отступать нам было некуда.
Поскольку Баранов должен был опознавать труп на правах родственника, нас с Софьей взяли в понятые. Мы ведь видели Барановскую только на фото. Больше здесь, в дачном поселке, похоже, никого не было. Из домовладельцев. Зима.
Честно сказать, пришлось нам в этот день нелегко. Да чего там! Просто-таки невмоготу поначалу было! Сначала расчищали дорогу, чтобы машины могли проехать к дровяному сараю. Снегу в эту зиму навалило, дай боже! Потом выяснилось, что и земля здорово промерзла. Ее не копали, а долбили.
– Э нет, так не пойдет! – вытер пот со лба главный эксперт, весь взмокший от волнения, несмотря на холод. Приехало их сюда до черта, целая бригада. А вы как хотите? Убийство! – Мы можем нанести останкам потерпевшей невосполнимые повреждения. Как мне потом с ними прикажете работать?
– А что ты предлагаешь? – тяжело вздохнул следователь.
– Надо вырезать кусок грунта и для начала его разморозить. А потом аккуратно, где руками, а где и кистью счистить грунт с останков.
– А если его здесь нет? Трупа-то?
– Есть! – раздался вдруг пронзительный мальчишеский голос. Один из полицейских оказался особенно зорким. – Сапог! Женский, похоже!
– Всем стоп! – закричал следователь. – Вроде нашли.
Колька икнул и попятился назад. Потом, во время опознания, он пару раз отключался. И один раз его вырвало. Соньку я туда вообще не пустил, в морг, где тело Барановской освобождали от грунта. Зато оно неплохо сохранилось из-за холодов. Вскоре после того, как труп закопали, ударили ранние морозы. Зарыли его неглубоко, похоже, что наспех. Лишь бы избавиться от главной улики. И тут уж ничего не попишешь. Если бы Корнеев не убивал Барановскую, откуда бы ему знать, где ее труп?
– Она, – сказал наконец зеленый от мучившей его тошноты Колька. И, не выдержав, попросил у патологоанатома спирту.
Тот сжалился, да и мне предложил:
– Не хочешь выпить, парень? Работа у нас специфическая, а ты, я вижу, непривычный.
Я мотнул головой, отказываясь от выпивки. Баранову, кстати, не очень-то и поверили. Тело его родственницы, которую он давно уже не видел, четыре месяца пролежало хоть и в мерзлой, но все ж таки земле. Поэтому сразу назначили генетическую экспертизу. Материал для которой взяли в квартире у Барановской, а заодно и у Кольки, с целью установления родства.
Но это все технические подробности. История эта нас с Софьей порядком измотала.
– Я больше никогда не смогу ходить мимо этого дома! – сказала она с отчаянием, когда мы наконец подписали протокол. Осмотр места нахождения трупа и все такое.
– А я с работы уволился, – выпалил я. – Извини, но я сказал, что сделка сорвалась. А поскольку в последнее время я редко появлялся на работе…
– Правильно сделал. – Она кивнула.
Это было еще до того, как мы с Барановым вслед за грузовиком, в котором везли кусок мерзлого грунта с телом Барановской, поехали в морг. Мамаев тоже был на опознании. Но поскольку его роль в этом деле была весьма сомнительна, и не он подал заявление о пропаже, его показаниями не ограничились. Привлекли ближайшего родственника.
Кстати, Мамаева не рвало. Он просто беспрестанно курил. Я никак не мог понять свои чувства: симпатичен мне этот человек или нет? Осуждаю я его или оправдываю?
А точку в «квартирном вопросе» поставил Колька Баранов. Через три дня он позвонил мне, к моему огромному удивлению, абсолютно трезвый, и смущенно сказал:
– Ребята, зайдите.
В квартире он был не один, а с женой Машей. До сих пор она не очень-то верила в наследство, но теперь, когда можно уже было его открывать у нотариуса, объявилась.
– В общем, так. Мы тут это… – Баранов посмотрел на жену, и та, молча, кивнула. – Объявление под дверью нашли. Вот.
Я взял со стола валявшуюся среди апельсиновых корок и грязной посуды бумажку, где на принтере с явно умирающими картриджами было отпечатано, что некая фирма «за хорошие деньги» снимет квартиру в этом доме для «своих иностранных сотрудников».
– Мы туда уже позвонили, – с гордостью сказал Колька. – Мария звонила. Жена. Они пятьдесят тысяч в месяц предлагают! Вы только подумайте, ребята! Пятьдесят тысяч! В месяц! – с придыханием сказал он. – Это ж такие деньжищи!
Мы с Соней переглянулись. Это было до смешного мало для квартиры такой планировки и площади и в таком престижном районе. Но это уже не наши проблемы.
– Итак, вы отказываетесь от моих услуг, как риелтора? – сурово спросил я.
– Извини, парень, – смущенно сказал Колька. – Так уж получилось. Машка сказала: зачем нам в этом деле посредники? Сами вон предлагаются. – Он бережно взял у меня сулившее «золотые горы» объявление.
Что ж, в Москве всегда найдется Поле чудес для наивных провинциалов, раздобывших по воле случае пяток золотых монет. И лиса Алиса с котом Базилио в любой момент готовы пропеть свою песенку о чудо-дереве с миллионами. У наследства Виталины Барановской незавидная судьба.
Я перевел дух. Да, мы в ответе за тех, кого приручили, но до тех пор, пока они сами, по своей доброй воле, или по глупости не снимут с нас эту ответственность. Колька Баранов сейчас считает, что он нас кинул, и даже не подозревает, как жестоко хотят кинуть его. Ведь это еще только первый шаг! Цветочки! Там хватает квартир. Мы с Сонькой честные, мы продолжали бы Баранову помогать из чувства вины или жалости, не важно. Но тем, кто не ценит хороших людей, начинает «везти» на плохих.
– Счастливо оставаться! – сказал я, заметив, какое радостное лицо у моей девушки. И торжественно положил на стол ключи, которые тут же проворно схватила толстуха Маша.
Слава богу, мы развязались с этой про́клятой квартирой!
Я жил счастливо всего один день. А потом мы пошли в ресторан, отмечать свою свободу. От ненавистной квартиры Виталины Барановской, от моей не менее ненавистной работы, от хождения по моргам и прочих атрибутов криминальной жизни. Чтобы поставить в этом деле точку и подумать, что нам делать дальше? Я было отказывался от ресторана, но Соня сказала, что это в последний раз. О, женщины! Имя вам Коварство! Я даже не подозревал, что меня хотят накормить до отвала и подпоить, чтобы сказать мне…