Боже, как трогательно! Неудивительно, что она надоела Джо.
Испытывая презрение к себе, она заставила себя встать и влезть на стремянку. Ей как-то удалось топором срубить часть сучьев от большой ветки, а затем стащить ее с крыши. В изнеможении она, спотыкаясь, вернулась в дом и приняла душ. Потом приготовила завтрак для себя и для Адама: апельсиновый сок, омлет с грибами и английские булочки.
И тут она поняла, что сможет выжить. Как бы ужасно все ни было, у нее был Адам… у нее была Энни. Да, Энни. Как бы она ни была иногда зла на Энни, они были привязаны друг к другу… Ближе у нее никого не было.
И все же, думая о том времени, когда Джо будет свободен и сможет жениться на ком-нибудь другом, Лорел ощущала странную слабость во всем теле Может, именно поэтому она откладывала разговор о разводе. Может, именно поэтому она боялась, что, если он станет свободен, он женится на Энни.
А если он сделает это, что тогда?
Нет, он не мог этого сделать. Она бы все отдала, чтобы ей предоставили шанс начать жизнь с Джо сначала. Но Джо тоже должен этого хотеть. Она не может заставить его. Она уже пыталась это сделать, и к чему это привело?
Лорел приехала на квартиру к Долли несколько позже остальных, так как никак не могла выбраться со стоянки из-за загородившего ей путь фургона. Когда она приехала, свадебное пиршество было в полном разгаре Билл Уотли, давний член клуба Анонимных алкоголиков в Челси, чокался с женихом и невестой бокалом пепси и рассказывал о том, как он пьяный ворвался в магазин Долли в костюме Санта-Клауса, а она, вместо того чтобы вытолкнуть его, дала ему бутылку шерри, сказав, чтобы он дома согрелся. Но он не стал пить шерри, а на следующий день пошел в общество Анонимных алкоголиков. А бутылку ту до сих пор хранит в шкафу.
– Ты должен быть начеку, – прорычал Билли, – или она и тебя переделает.
– Она уже это сделала, – ответил Анри с усмешкой. Лорел отправила Адама к восьмилетним близнецам, внукам Анри, Адам немедленно потащил их в спальню для гостей, где Долли хранила ящик с игрушками. Затем, стараясь вспомнить то немногое по-французски, что она знала в школе она обменялась любезностями с дочерью Анри, симпатичной упитанной женщиной в воздушном розовом платье, которое совершенно ей не шло. После этого отправилась в бар и налила себе водки. Ей хотелось выпить за счастье Долли, более того, ей хотелось напиться.
– Лори.
Услышав знакомый голое она повернулась так быстро, что водка выплеснулась через край рюмки на ее руки. Она смотрела на круглые стекла его очков в металлической оправе и на свое отражение в них.
У нее было чувство, что прошла сотня лет с тех пор, как они разговаривали в последний раз, хотя он звонил по крайней мере раз в день, чтобы поговорить с Адамом. Но сейчас его голос звучал иначе, он был мягче, а может быть, ей это показалось?
– Нам надо поговорить, – сказал он тихо. – Давай пойдем на террасу, там мы сможем поговорить спокойно. Я принесу тебе пальто: сейчас немного холодно.
Холодно? Что он знает о холоде, о том пронизывающем все кости холоде, который ощущаешь, когда просыпаясь утром и протягивая руку, чтобы погладить своего мужа, обнаруживаешь, что его там нет; когда дрожишь под четырьмя одеялами, даже если обогреватель включен до отметки восемьдесят градусов.
Нет, сейчас ей было не холодно. Напротив, ее охватил жар. Она чувствовала, как сердце ее отяжелело и билось о ребра грудной клетки, голова затуманилась, а ее тщательно продуманная рассудительность исчезла. Черт его побери! Зачем он здесь?
Но она не спорила. Она согласно кивнула и спокойно стояла, ожидая, пока он принесет пальто.
«Он собирается сказать мне, что виделся с адвокатом и что нам пора развестись. Да, конечно, он прав… но, Боже, я не смогу перенести это».
Когда они вышли на террасу, она не стала застегивать пальто. Она чувствовала, что вся горит, в горле пересохло.
Лорел вдруг представила себе, что они с Джо плывут на плоту по бескрайнему океану. Ей очень захотелось остаться здесь с ним навсегда и никогда не подплывать к берегу.
«Ненавижу концы, – подумала она. – Даже в книгах. Я ненавижу перевертывать последнюю страницу. И у меня всегда такое чувство, как будто человек, которого я любила, умер. Или бросил меня. Не дожидайся, пока он скажет тебе об этом сам. Скажи ему об этом первой, пока у тебя есть еще остатки достоинства».
– Джо, мне кажется, я знаю, о чем ты хочешь со мной поговорить, и я не… – Она замолчала, так как у нее запершило в горле. Она кашлянула и продолжала: – Я не хочу усложнять ситуацию, которая и без того сложна. Ты знаешь, как многие пары начинают ругаться из-за глупых вещей, например, кому достанется графин для мартини.
Джо улыбнулся. Поверх дорогого синего костюма на нем было старое но очень красивое синее пальто, это было пальто его отца, он поднял воротник, а медные пуговицы поблескивали.
– У нас не было графина для мартини.
– Ну… ты понимаешь, что я имею в виду?
– Думаю, что да.
– Я хочу сказать, что дело не в вещах, не так ли? Я думаю, нам придется урегулировать кое-что. Например, с Адамом. Он спрашивает меня каждый вечер, когда ты вернешься домой. Будет трудно объяснить все ему, даже если мы не станем спорить из-за мелочей. – Она сделала глубокий вдох, и ей показалось, что вместо воздуха она набрала в легкие соленую воду. – И хорошо, что у нас не родились те, другие дети.
– Не говори так. – Джо схватил ее за плечи и повернул лицом к себе. В свете заходящего солнца она не видела его глаз, но она чувствовала его сильные пальцы даже сквозь свое толстое пальто. – Не говори так, – сказал он рассерженно.
– Почему? – Она почувствовала, что ее обида готова выплеснуться наружу. – Это правда. Еще один ребенок был бы еще одним препятствием между нами.
Жар придавал ей силы. Она не собиралась бояться. Ведь причина того, что Джо до сих пор не попросил у нее развода, крылась именно в Адаме.
– Откуда ты так хорошо знаешь, чего мне хочется?
– Откуда я могу знать, когда ты мне никогда ничего не говорил. Черт побери, Джо, ты должен был мне сказать о своем отце, об Энни, обо всем. Ты должен был мне сказать с самого начала, что женишься на мне из-за Адама!
– Но это неправда.
– Зачем ты мне сейчас так говоришь? Конечно, это правда. Я и тогда в глубине души знала, что это так, но я слишком хотела выйти за тебя замуж. Я думала, что смогу заставить тебя полюбить себя. Но никого нельзя заставить полюбить, правда?
– Я знаю, я должен был быть с тобой более честным. Я виноват.
– Мне казалось… но я знаю, что это были детские фантазии… я представляла, что, как в сказке, ты проснешься однажды утром и, увидев меня рядом с собой на кровати, поймешь, что дороже меня у тебя нет никого на свете, поймешь, что любишь меня, будто никогда не любил… – она вдруг почувствовала, что рыдания душат ее, а по щекам текут горячие слезы, – мою сестру.
– Но я ведь не хотел ничего сравнивать.
– Я знаю.
Вдруг яркое заходящее солнце померкло, может быть, его загородило пролетающее мимо облачко, и она опять увидела его глаза. Они казались добрыми на фоне угловатых черт его лица и нежно смотрели на нее. Он не отпускал ее.
– Лори…
«Ну, скажи это, – молила она про себя. – Пожалуйста, скажи это, и всему конец».
– Я люблю тебя.
Боже, за что он так мучает ее?
Она высвободилась из его рук и отступила назад. Она вся дрожала.
– Это нечестно.
– Лори, подожди. Я знаю, это не всегда так было…
– Нет, – перебила она его. – Я не хочу этого слышать. Просто представь себе, что я умерла. Потому что я хочу думать о тебе именно так, что ты умер во мне. – По щекам у нее текли слезы. – Джо, пожалуйста, если ты меня любишь, хотя бы чуточку, прекрати это. Просто прекрати, и все.
В отчаянии Лорел отошла от него, обошла вокруг террасы и остановилась с той стороны, где терраса выходила на Парк-авеню. Ей надо было найти способ… любой ценой избавиться от ощущения надежды, которое появилось у нее сейчас в душе. В ярости, ничего не осознавая, она стянула со своего пальца золотое кольцо и бросила его за чугунную загородку. Она видела, как оно, кружась, падало с двенадцатого этажа и медленно становилось все меньше и меньше, как монетка, брошенная в колодец исполнения желаний. Она представила себе, что оно просто растворилось в воздухе, как заклинание злого колдуна, от которого она теперь навсегда избавилась.
Обернувшись, она увидела, что лицо его побелело и кое-где на щеках остались красные пятна от жгучего холодного ветра. Она ожидала, что он теперь скажет о том, как он обо всем сожалеет и что он надеялся, что они останутся друзьями… ради Адама.
Вместо этого он быстро пересек террасу, распахнул стеклянную дверь и исчез в квартире.
Потрясенная, она мгновение стояла неподвижно, ничего не понимая.
Вдруг, словно вспыхнула молния, ее осенило. Кольцо. Он пошел искать ее кольцо. Как Ясон за Золотым руном.
Ей показалось, что у нее из легких откачали воздух, ее начало шатать. Она нагнулась над загородкой террасы и начала смотреть вниз. Сначала от высоты у нее закружилась голова, затем она стала различать очертания улицы, – она была узкой, как тонкая нить, – маленькие, как игрушечные, машины двигались в обе стороны Парк-авеню. Она увидела его крошечную фигурку, появившуюся из-под зелено-белого навеса дома. У мостовой он остановился, а затем бросился под проезжающие мимо машины. Лорел показалось, что она падает с этой высоты на серую мостовую, в ушах у нее загудело.
Она зажмурилась.
В висках стучало. Когда она опять посмотрела вниз, то увидела, как крошечная фигурка Джо проскользнула перед едущей машиной. Он развел руки в стороны, как полицейский, а затем она услышала скрежет тормозов останавливающейся машины.
Джо, как под гипнозом, бросился на середину улицы прямо под машины.
– Джо! Вернись. Вернись сюда. – Она знала, что он не может слышать ее, но продолжала кричать.