Энни пожала плечами:
– Может, его что-то задержало?
– Конечно. Может быть.
Среди гостей мелькнуло знакомое лицо. Глория де Вит, давняя помощница Долли. Вот уж кто не пропустит ни одной вечеринки! В ярко-розовом мини-платье, с огромными серебряными кольцами в ушах, с пышной прической «под африканца», которая торчала, как рождественский венок, она с энтузиазмом помахала Энни рукой с другого конца комнаты. Уже сколько?.. Ах да уже четыре года, как Глория ушла из магазина Долли и стала заниматься рекламой для «Войс». Теперь она уже там, наверно, за менеджера.
– Я вижу одну свою знакомую, пойду поздороваюсь с ней, – сказала Энни. – Поговорим потом.
Она встала с табурета и подошла к Глории. Та встретила ее с таким видом, словно они расстались не долее чем несколько часов назад.
– Ну как, приятно возвращаться домой? – положив руку на плечи Энни, спросила Глория. – Как там в песне поется: твое сердце осталось в Париже?
– Это не обо мне. Я была слишком занята, работала, как рабыня, – усмехнувшись, ответила Энни.
А что, это до некоторой степени верно. Она действительно была в рабстве. У Помпо.
– А какая же о тебе? «На жарком юге Франции все без штанов, но с глянцем»? Или опять не угадала?
Энни засмеялась. Воображение снова вернуло ее к Эммету, голому, только в своих ковбойских сапогах, стоящему перед ней на полусогнутых ногах, а она…
«Что же это такое! Неужели я уже ни о чем другом не могу думать?»
И, изо всех сил отгоняя вновь охвативший ее трепет, заставила себя сосредоточиться на Глории.
Но Глория уже смотрела куда-то поверх ее плеча.
– Между прочим, я вижу кошку, которая знает, чье сало съела, – лукаво сказала она.
Сердце Энни екнуло. Она обернулась так резко, что едва не расплескала бокал, крепко зажатый в руке.
– Джо! – воскликнула она но он был далеко и не слышал.
Он вошел в комнату из зеркальной прихожей и, улыбаясь, здоровался с гостями. Высокий, непринужденный мужчина, красивый, как Грегори Пек, одетый в выцветшие чистые брюки цвета хаки и свежую белую рубашку. На плечо накинута летная тужурка времен второй мировой войны. Стекла круглых очков в металлической оправе забрызганы сентябрьским дождем, который к тому же скрутил колечками концы его неровных каштановых волос. Небольшой дождик, как и предсказывали по радио. Никакой бури. Но в душе Энни поднялся настоящий ураган.
Их взгляды встретились, и она вдруг соединилась с ним… хотя на самом деле не тронулась с места. Будто противоположные углы комнаты сдвинулись под непреодолимой силой притяжения двоих.
В следующий миг он был уже в пределах досягаемости – стоял так близко, что она ощутила свежий осенний запах дождя. И снова не сделала по направлению к нему никаких движений. Просто стояла, прикованная к месту невыносимым смущением, которое дребезжало в груди назойливым колокольчиком.
«Он не любит меня. И никогда не любил». Отчаяние охватило ее, жгучее, скручивающее каждый нерв.
Наконец губы произнесли первое пришедшее в голову:
– А я думала, ты уже не придешь.
– Да, я сильно припозднился, – ответил он. – Пробка на шоссе. На Парк-авеню прорвало трубу. Проехать вообще было невозможно. Я просто отпустил такси и последние несколько кварталов шел пешком. – Он провел по своим влажным волосам, пропуская их сквозь растопыренные пальцы, и крутые завитки покрыли всю голову. – Ну что, с возвращением?
Последние слова были сказаны с таким же смущением, какое чувствовала Энни.
Она увидела, что он глядит на Лорел, затем снова перевел глаза на нее. Что все это значит?
– Спасибо, – ответила она.
– Ты сегодня очень красивая, – не сводя с нее взгляда, произнес он.
Она тоже смотрела ему в глаза:
– Ты отрастил волосы.
– А ты подстриглась.
Она бессознательно дотронулась до своей обнаженной шеи:
– Тебе нравится? Я чуть не заплакала, когда в первый раз увидела. Но парикмахерша вообще не понимала по-английски. Наверно, подумала, что я истеричка.
– Ты что! Ты выглядишь потрясно. Я тебе говорю.
– Хочешь шампанского? – решилась она на светский разговор. В голосе появился легкий, мелодичный перезвон.
– А если я скажу «нет»? – стараясь рассеять ее нервозность, поддразнил он. Ему это удалось… совсем немного.
Она улыбнулась:
– Но если Долли заметит, что ты без бокала, она поднимет бучу.
– Ну, если так, – отозвался он и взял ее за руку. Холодные длинные пальцы обернулись вокруг ее ладони, – нам лучше скрыться, пока она не заметила.
И он повел ее к выходу в столовую.
Несколько официантов хлопотали возле стола, представлявшего собой тяжелую плиту матового стекла, установленную на единственном мраморном столбе. Вокруг, словно ледяное арктическое море, распростерся голубой китайский ковер. Ореховые панели, оставленные от прежних времен, были выкрашены серебристо-белой краской. Над столом висела люстра в виде огромного подсвечника. Симметрично закрепленные электрические свечки были украшены хрустальными подвесками, которые переливались, как солнечные блики на воде. Молодые официанты в белоснежных рубашках быстро ставили блюда для ужина. Один из них обернулся к Джо и дотронулся рукой до лба, шутливо отдав ему честь.
– О, я вижу устрицы белон уже здесь, – сказал Джо маленькому рябому парню с темными волосами, завязанными хвостиком на затылке. И указал на поднос со вскрытыми устрицами, уложенными на колотый лед. – Прекрасно! А я боялся, их не успеют доставить вовремя.
– Почему же? – отозвался парень, пожав плечами, и ушел на кухню.
– Это ты поставляешь устриц? – прошептала Энни. – Долли мне не говорила.
– Хотела сделать тебе сюрприз.
– Я в восхищении. Это же чудесно… Я их обожаю. На самом деле сейчас она не смогла бы взять в рот ни кусочка.
– Все мои проблемы с обеспечением поставок практически решены. Осталось только расширить мои помещения, они совсем не рассчитаны на такие объемы. Этим я тоже понемногу занимаюсь.
– По-моему, ты этим уже давно занимаешься, только есть ли в этом какой-нибудь смысл? Ты ведь даже не выкупил здание. – Переключившись на свои привычные разговоры о работе, она почувствовала такое облегчение, как человек, снова надевший удобные домашние тапки. Теперь она полностью была в своей тарелке.
«Хватит дожидаться цветов и поцелуев, – твердо решила она. – Мы просто друзья».
– Как раз это я уже сделал.
– Джо! Не может быть! Ты действительно владеешь домом?
– Ну в основном им владеет банк, но документы на мое имя. Я был страшно рад. Бывший владелец поторопился освободить его – понадобились деньги для другого. Я бы тебе написал, но все формальности закончились только на прошлой неделе. А говорить что-то заранее, пока дело не закончено, мне не хотелось.
Энни быстро прикинула кое-что в уме.
– Но если так, сроки ипотечных платежей сильно увеличатся… к тому же здание на… – Заметив, что на лбу его собрались недовольные морщинки, она спохватилась. Вечно ей хочется зараз обскакать весь мир! И неуверенно закончила: – Ну, в общем, сам догадаешься.
– Да, дела идут. Только знай поворачивайся. – Он снял очки, все еще усыпанные дождевыми каплями, и протер носовым платком. Энни едва подавила нелепое желание провести пальцем по розовым намятинам, оставшимся от оправы по обеим сторонам носа. – А ты как? Когда собираешься приступить к делу?
– Вот съезжу в Лос-Анджелес, вступлю во владение наследством.
Уэлс Фарго из Лос-Анджелеса сообщил ей письмом, что деньги ее в целости и сохранности, все двадцать пять тысяч плюс проценты, накопившиеся за годы. И поскольку ей осталось до двадцати пяти лет всего несколько месяцев, ее поверенный мистер Кроуфорд обещал выдать их пораньше, как только будут оформлены все бумаги.
Джо взглянул на Долли, прошедшую мимо них в кухню, и спросил:
– Место у тебя уже есть, да?
– Да, Долли меня благословила. Говорит, что конкуренция со мной будет помогать ей держаться в форме.
– Я тоже желаю тебе удачи. Хотя уверен, ты в этом не нуждаешься. Тебе можно смело поручать даже дела государственной важности.
Энни вдруг обиделась. Что он имеет в виду? Что она суперменка? Если она кое в чем преуспела, это не значит, что у нее не может быть неудач и страхов. Как будто он не знает, как она волнуется! Ее все время что-то гнетет. А по временам нападает такое отчаяние, что вообще нет сил, и тогда она просто лежит целый день в постели, накрывшись с головой одеялом.
Ей и сейчас страшно. Неужели он не понимает? Не слышит, как стучит ее сердце?
Глаза ее наполнились слезами.
Внезапно Джо потянул ее в сторону, через крутящиеся двери в чулан, который некогда служил буфетной. Там было пусто. Глубокие встроенные шкафы загораживали стены. В прежние времена там хранилась посуда и столовое белье. А теперь Долли убирала туда зимние вещи на лето. Сквозь крошечное окошко с толстой рамой проходил скудный свет, оставляя помещение в полумраке. Пахло средством от моли и полиролью для серебра. Но Энни этого почти не заметила. Она была переполнена присутствием Джо. Он здесь, в темноте, так близко, со свежим осенним запахом и теплотой, исходящими от него.
Он тронул ее щеку, и прикосновение было таким нежным, что она чуть не расплакалась по-настоящему.
– Я представлял себе это совсем по-другому, – тихо сказал он.
– Только не говори, что ты скучал обо мне, а то я заплачу. По-настоящему. И тебе будет казаться, что ты снова попал под дождь. – Она схватила в горсть его белую рубашку на груди и требовательно, с отчаянием прошептала: – Нет, скажи! Если не скажешь, то я буду плакать, когда приду домой. Сама не знаю, что хуже. Хочешь, я первая скажу? Джо, я очень скучала. Меня так глодала тоска, что, наверно, у меня внутри теперь дыра.
Он крепко сжал ее плечи, но не поцеловал. Это немного успокоило ее, даже обрадовало. Если бы он поцеловал, то она уже не смогла бы остановиться. В глазах его тоже были слезы.
– Я ведь нарочно говорил, будто не умею писать письма, ты не догадалась? Если бы я написал, как сильно скучаю, это выглядело бы вроде плагиата из «Нау, Вояджер». – И, слегка улыбнувшись, тихо доба