Она хорошо помнила тот день в начале июня, когда без всякого предупреждения Эммет появился у двери ее квартиры. Он был в джинсах и в рубашке от Хенли, а в руках держал мятый бумажный пакет.
– Я провел выходные у своих друзей за городом и нашел вот это у них в саду, – сказал он без всякого вступления и протянул ей пакет. – Я подумал, что тебе это понравится.
Энни заглянула в пакет, и сердце ее екнуло. Папоротник. Он помнил, что она очень любила папоротник, и жаловалась, что никак не может найти его в магазинах. Увидев, что он принес, она тут же начала плакать, слезы капали ей на подбородок и на пакет с чуть завядшим папоротником.
– Ты можешь остаться? – дрожащим голосом спросила она. – Я пожарю его сейчас же, если у тебя есть время?
– Я могу остаться, – спокойно сказал он, и в его голубых глазах она прочла, что он собирается остаться, и не только на пятнадцать минут или на час, а гораздо дольше.
Он ничего не рассказал ей о женщина на которой собирался жениться и почему разорвал помолвку. А Энни никогда об этом не спрашивала. Она была рада, что Эммет опять появился в ее жизни и в ее постели. Зачем искушать судьбу? С тех пор Эммет ни разу не заводил разговор о том, чтобы съехаться. Она знала что он об этом думает и это вертится у него на языке, но он вел себя разумно и не заводил об этом разговор.
Но долго ли он будет молчать? Зная Эммета, она очень в этом сомневалась.
Сейчас же, стоя перед ним в узком пространстве между стеной, заставленной медными тазами разных размеров, и разнообразными эмалированными кастрюлями, стоящими на груде коробок, Энни вдруг почувствовала себя одинокой и потерянной, как будто ее оставили на айсберге посередине огромного океана. «Я не хочу потерять его», – подумала она.
Продать любимую конюшню и съехаться с ним? Она уже думала об этом и не раз была близка к тому, чтобы решиться на это… но затем что-то останавливало ее.
Был ли это Джо? Возможно. Или, может быть, она вообще не была создана для замужества. Она думала о своей сестре, для которой быть женой и матерью было так же естественно, как для птицы вить гнездо. Для Лорел дом был не просто тем местом, где она спала, ела и принимала друзей, – это был очаг, убежище, заставленное старой мебелью, которую Лорел сама отреставрировала, безделушками, которые она собирала много лет, книгами, которые она читала и перечитывала, одеялами, которые она сама простегала, игрушками Адама, которые она никак не могла выбросить. Энни любила свое жилище и то, чем занималась, и не стала бы меняться с Лорел… но сейчас она ощущала пустоту у себя внутри:
– Эм, извини…
– Ерунда. – Он взглянул на нее резким, оценивающим взглядом, затем отвел глаза. – Но знаешь, если тебе все равно, я, пожалуй, пойду. После того как я пять часов подряд показывал участки, я едва стою на ногах. Ты не возражаешь, если я пойду?
– Только если ты обещаешь поужинать со мной завтра вечером.
Он подмигнул ей:
– Договорились.
Наблюдая за тем, как он пробирался к лестнице, и замечая те восторженные взгляды, которые бросали на него женщины, мимо которых он проходил, Энни почувствовала, что настроение у нее портится. На сколько времени, думала она, исчезнет он на этот раз? Сколько раз он уже уходил?.. А на этот раз, наверное, навсегда?
Она вдруг ощутила усталость. Ей хотелось побежать за Эмметом, сказать ему, что передумала, но ей казалось, что ее пригвоздили к полу. Она вдруг вспомнила сцены из фильмов, когда люди бегут вслед уходящему поезду, не имея никакой возможности догнать его, музыка звучит все громче и громче, грохочут поршни, пар застилает окно поезда, из которого выглядывает его или ее заплаканное лицо.
Энни почувствовала, что дыхание ее участилось, а в висках начала пульсировать кровь, как будто она тоже только что старалась догнать уходящий поезд.
28
Лорел поймала резиновый мячик и бросила его обратно Адаму. Она смотрела, как он поднял руки вверх, встал на носки и прыгнул, чтобы поймать его. Его майка с изображением Птицы-Великана задралась, и над его испачканными травой джинсами был виден уже начавший терять детскую округлость животик. Мяч ударился о перчатку, но Адам не смог удержать его, мяч отлетел в сторону и упал на землю. Падая, мяч отбил краску от стены. Вся трава под стеной оказалась усыпана ею, как конфетти.
«Да, – подумала Лорел, – дом пора красить. Боже, уже прошла целая вечность с тех пор, как мы в последний раз красили дом снаружи». Кажется, они не делали этого с тех пор, когда только переехали сюда, Адам только начал ползать. Шесть лет… неужели действительно прошло уже шесть лет? Она взглянула на свой двухэтажный дом с черепичной крышей, с его красивыми голубыми ставнями и солярием. В течение целого года они с Джо с утра до ночи работали, чтобы привести в порядок этот дом. Снимали краску слой за слоем с камина и старых дверных проемов, меняли половое покрытие, заменяли старые дверные рамы новыми двустворчатыми, красили и полировали, пока у них не начали болеть шеи, и казалось, что руки вот-вот отвалятся. Теперь дом был очень красив и стоил затраченных на него трудов. Кроме того, они жили только в получасе езды на поезде от города и пользовались всеми преимуществами сельской жизни. Рядом находилась бухта Литтл-Нек, и школа Адама была всего в десяти минутах ходьбы от дома. А летом в саду росли цветы и овощи, и была большая зеленая лужайка, на которой Адам обычно играл.
– Ma… ма…
Лорел увидела, что он стоит около высокого кустарника, отделяющего их двор от двора Хесселей. В руках он держал мяч и переступал с одной ноги на другую, как будто хотел в туалет. Вдруг он кинул ей мяч, и она, поймав его, бросила мяч ему прямо в руки так, что он мог поймать его даже не подпрыгивая. И все же он схватил его так неуклюже, что казалось, вот-вот уронит. Но в следующее мгновение он ухватил его удобнее и посмотрел на нее сияя.
– Отлично, – крикнула она. – А теперь покажи мне, как это делает Регги Джексон.
– Мама, держись, от этого удара у тебя будет дырка в перчатке.
– Но я без перчаток.
Лорел так поразило решительное, как у мужчины, выражение его маленького смуглого лица, что слова застыли у нее на губах. Она смотрела, как Адам отвел худую руку далеко назад и кинул мяч так сильно, что потерял равновесие и упал на траву. Мяч полетел вверх и, казалось, застыл в воздухе, потеряв притяжение, и был похож на дыру в ярком осеннем небе. Затем, пролетая сквозь ветки яблони, под которыми она стояла, сбил несколько яблок и упал на грязную грядку в нескольких метрах от нее. Ока видела, что испачканный грязью белый мяч лежит под изъеденными листьями низкорослого куста цукини. Кабачки, фасоль и огурцы были давно убраны, и сейчас, когда бабье лето кончилось и наступила осень, она была рада, несмотря на усилия, затраченные на заготовки, что сейчас две огромные полки в старой кладовой на кухне были заставлены банками с маринадами, соленьями и вареньями.
Нагнувшись, чтобы поднять мяч, Лорел подумала о том, что всего несколько мгновений назад Адам с торжествующе поднятым вверх кулаком и сверкающими темными глазами был очень похож на своего настоящего отца. Ей вдруг показалось, что перед ней Джес Гордон, подняв вверх кулак, стоит на ступеньках лестницы студенческого клуба и пытается в чем-то убедить группу завороженно слушающих его студентов. У Адама были такие же, как у Джеса, черные волосы, такие же заостренные черты лица и тот же дух равноправия. Школьный учитель Адама сказал ей, что он готов делиться бутербродом или пирожным с любым, кто его попросит, даже если при этом он сам останется без обеда.
Лорел вспомнила голубой конверт, который она получила авиапочтой, когда Адаму было три года. В нем было письмо от Джеса. Он писал, что вступил в Корпус Мира и живет в Мексике в маленькой деревушке где помогает местным крестьянам, погибающим от ужасной засухи, рыть оросительные каналы. Он писал, что у него все время болит живот, и это ужасно, и все же он счастлив больше, чем когда-либо раньше. Он встретил местную девушку по имени Роза Торрентес, и они собираются пожениться.
На нее нахлынули воспоминания о ее собственной поспешной свадьбе. Ни белого платья, ни вуали, ни букетов. Но она была на седьмом небе от счастья, и ее не волновало то, что не было пышной свадебной церемонии. Ведь она получила все, о чем мечтала.
Но был ли Джо так же счастлив, как она? Встав на колени на траву около грядки, она вся сжалась, схватила пальцами мячик и стояла так, не обращая внимания на холодную воду, просачивающуюся сквозь ткань ее джинсов.
«Не смей плакать. Ты не должна плакать в присутствии Адама». Но слезы уже катились по щекам, жгли ей лицо, и перед глазами в который раз со вчерашнего дня возникла все та же картина: Джо и та женщина в ресторане. Она занесла в издательство Салли готовый рисунок Глупого Гусенка и, проходя мимо ресторана Джо, решила сделать ему сюрприз. Войдя в обеденный зал, она увидела его: он сидел спиной к ней, а с ним была красивая рыжеволосая женщина, которую Лорел не знала. Они оба наклонились вперед и настолько были поглощены друг другом, что не заметили, что она стоит на верхней ступеньке лестницы. Лорел ясно видела, что женщина крепко обеими руками сжимает руку Джо. Лицо Джо было скрыто от нее, и хотя она не видела его выражения, но поняла, что он был чем-то очень расстроен. Просил ли он прощения? Или, может быть, это была любовная ссора, или прощание?
Даже сейчас она испытывала то же потрясение и ужас, которые ощутила в ту минуту. В голове у нее виденные образы склеились в странный коллаж: квадратные золотые серьги женщины, заблестевшие в тот момент, когда она протянула руку, чтобы погладить щеку Джо, согнутые плечи Джо, наклонившегося к ней, лежащая рядом с ним салфетка, напоминающая пасхальную лилию. Все, что она видела, напоминало сцену из спектакля «Безжалостный город». Лорел стояла здесь, как невидимый призрак.
Весь вчерашний вечер и весь день сегодня она старалась отогнать от себя эти видения, которые вновь и вновь возникали перед ней: их обнаженные тела сплелись в объятии, они шутят, смеются, целуются, занимаются любовью. Может, всему тому, что о