— С самыми разными целями, — начал я, вздохнув. — В тактическом пределе манипулирование всегда направлено на получение малыми группами контроля над многократно бо́льшими. В стратегическом — получение контроля над ресурсами социума — будь то материальные ресурсы, вроде ископаемых, трудовые ресурсы — в виде дешевой рабочей силы, или такой сложный вид вторичного ресурса, как контроль за рынками сбыта. Но начинается все, повторюсь, с перехвата контроля меньшинства над большинством… — боже мой, что я несу? Это же дети!
Но ни фига, детей это только раззадорило.
— А как же меньшинство может контролировать большинство?
— За счет формирования информационной картины мира. Если людям долгое время говорить, что мир устроен не так, как на самом деле, они через некоторое время начинают в это верить.
— Но ведь они же могут посмотреть вокруг и убедиться! — выкрикнул кто-то в азарте, не подняв руку.
— Это не так, — покачал головой я. — Люди настолько привыкли доверять авторитетным источникам, что склонны игнорировать реальность, если она им противоречит. Есть такой термин — Аристотелева муха. Вы знаете, кто такой Аристотель?
— Да, да! — послышалось из зала. Интересно, им тут дают историю нашего мира? Или только философию с логикой?
— Аристотель в одном из своих трудов написал, что у мухи восемь ног. И, хотя это утверждение элементарно опровергалось простейшими наблюдениями, авторитет его был столь велик, что никому и в голову не пришло сомневаться.
В зале засмеялись.
— Но это первый уровень авторитетного манипулирования, — продолжил я. — Второй же состоит в том, что ничего такого Аристотель не писал, эта история полностью выдумана, что не мешает ей быть приводимой в качестве назидательного примера по поводу и без. И эта авторитетность уровня «но все же знают, что…» куда более опасна. Аристотель такой один, а вот массовых заблуждений «все знают, что…» можно создать сколько угодно в любой момент. И вот для всех Аристотель уже не величайший мыслитель своего времени, а придурок, не умевший сосчитать мухе лапки. В общем, парадокс информационной среды в том, что для авторитетного манипулирования не нужен авторитет, надо лишь иметь достаточно широкий канал вещания…
Вопросы сыпались один за другим, я изнемогал в попытках на ходу сформулировать законы информационного общества для людей общества совершенно другого.
— Но почему люди так восприимчивы к манипулированию? — спросил кто-то.
— Потому что в массе своей они идиоты… — ляпнул я откровенно, но не подумавши. Устал сильно.
Ненасытные детишки, наверное, расклевали бы мой бедный мозг до нижнего ганглия, но, к счастью, вмешался Артем:
— Коммунары, коммунары! — сказал он, громко хлопнув в ладоши. — Всё, закончили. Сергею надо отдохнуть.
— Спасибо, спасибо! — загалдел зал.
— Вы еще к нам придете? — спросило что-то мелкое в косичках.
— Вряд ли, — честно признался я. — Завтра утром я надеюсь покинуть Коммуну навсегда.
— У-у-у… — пронеслось по залу разочарованно, но тихо.
Когда мы хромали обратно в жилой корпус (то есть, Артем хромал, а я задумчиво шел рядом), он спросил у меня:
— Ну, как тебе?
— Ты это проделываешь регулярно? — в свою очередь спросил я. — Ты герой. Титан духа. Я с армии так не уставал. Чувствую себя так, как будто пробежал в противогазе десять километров и на финише выбил головой ворота части. Забыв надеть каску.
— Да ладно, — засмеялся Артем. — Ты отлично держался для первого раза. И все же?
— Да, я понял, о чем ты, — не стал увиливать я. — Ты не зря показал мне этих детей. Они странные, но хорошие. У дурных людей таких детей не бывает. Но моя лояльность Коммуне по-прежнему невысока, извини.
— Я понимаю, — вздохнул Артем. — Просто помни о том, что на кону их жизни.
Я ничего ему не ответил, но про себя подумал, что в рот ебал попытки повесить на меня такую ответственность. Нашли, блядь, крайнего. Вот именно такими словами и подумал. Устал я что-то.
Когда вернулся в комнату, Лена уже спала, дыша во сне ровно и спокойно. В свете ночника лицо ее было таким родным, милым и домашним, что я чуть не расплакался, честное слово. Очень все же страшно это — смотреть на жену и понимать, что на самом деле это какая-то неведомая ебаная хуйня из тьмы веков. Хотя ведь где-то там есть и она, прежняя моя Ленка? Пристроился рядом, не раздеваясь, и почти сразу заснул.
День шестой
Македонец
На этой крыше мы и устроили себе базу. Вчера утром, Сеня с Ириной, проснувшись от предрассветного холода, начали, хохоча, бегать друг за другом вокруг лифтовой будки, чтобы согреться — веселые и игривые, как щенята. К краю, впрочем, старались не подходить и вниз не смотреть — игнорировали реальность, как могли. Я полюбовался на бродящих внизу аффекторов — и тоже не испытал ни малейшего желания присоединиться к их компании. Они явно старались держаться поближе к нашей Королеве Зомби и окружили здание плотным кольцом, но двери не ломали и внутрь не лезли. Я заметил, что после этой ночи часть из них уже не встает с земли, а некоторые лежат так, что наводят на мысль об организации постоянной похоронной команды.
Пока Ирина ходила по офисам верхнего этажа с целью утреннего туалета, я поймал порхающего на крыльях любви Сеню за хоботок и сказал серьезно:
— Она вообще-то несовершеннолетняя.
— А я к ней в трусы и не лезу! — надулся Сеня.
— Вот и не лезь. Думай верхней головой.
— Отъебись, Македонец, — разозлился мой напарник. — Я ее не обижу и никому обидеть не дам. Тебе, кстати, тоже!
— Вот и прекрасно, — не стал обострять конфликт я. — Хватай тогда свою нимфу и тащи вниз — надо что-то делать с этой толпой жопоголовых, пока они тут все не передохли…
В итоге почти весь вчерашний день ушел на веселую спортивную игру «мы в дурдоме санитары». Ирина, снова рыдая, велела десятку самых здоровых взять лопаты и копать в бывшем палисаднике братскую могилу. Туда стащили образовавшиеся за ночь полтора десятка трупов. Я не патологоанатом, но, на мой взгляд, умерли они от внутренних повреждений, полученных в драках. Еще десятка два были явно на подходе — открытые и закрытые переломы, общее истощение, или просто лежали и дышали через раз — хрен их знает, почему. Я посоветовал могилу пока не закапывать, пригодится — но девушка посмотрела на меня, как на врага народа. Не стал настаивать — поди, есть, кому новую копать.
Вонища стояла страшная, но заставить аффекторов гадить в отведенных местах не получалось, мыть их было тоже нечем — вода в колонке иссякла. Ирина от бессилия психовала, аффекторы, чувствуя ее состояние, нервничали и кидались друг на друга, отчего она психовала еще больше — в общем, бывали у меня деньки и получше. Если бы не Сеня, утешавший ее и успокаивавший, черт знает, что бы тут творилось. К счастью, они легко переключались друг на друга, ненадолго забывая про весь окружающий нас пиздец. Ну, дело молодое.
К вечеру пошел дождь и пришли какие-то суровые мужики. К обоим явлениям у меня было двоякое отношение. Дождь, с одной стороны, обеспечил нас технической водой, приглушил запахи и слегка очистил территорию от говна, с другой — напрочь промочил контингент, который и без того был не образцом здоровья. Некоторые начали кашлять и чихать практически сразу. Я предчувствовал, что к утру нам понадобится яма побольше.
Суровые мужики, многозначительно придерживая свежеспизженные где-то дробовики, с одной стороны пришли качать права — как это мы, мол, аффекторов тут себе прикормили и обносим торговые точки, которые не прочь обнести нормальные пацаны. С другой стороны, посмотрев на квадратного бородатого Петра, в ручищах которого «калаш» смотрелся игрушкой, они сбавили тон и оказались из числа тех «умных», появление которых я предсказывал. Поэтому, как только они перестали колотить понты и стали договороспособны, их здорово поразила простая мысль, что аффекторы — не чудовища, вылезшие из жопы дьявола, чтобы их пожрать, а просто больные люди, чьи-то родители, дети, братья и сестры. Что, скорее всего, их можно вылечить, а вместо этого они дохнут от голода, холода и ранений прямо у них на глазах. Суровые мужики не успели еще оскотиниться, и им стало неловко. А когда они поняли, что мы не секта сатанистов-рабовладельцев, а пытаемся вчетвером спасти пару сотен человек (некоторые нюансы ситуации я озвучивать не стал), то даже предложили помощь. Едой и водой они были небогаты, но у них в группе оказалось два медика со скорой, а неподалеку — не до конца разграбленная аптека. Мужики притащили несколько здоровенных сборных шатров с летней ярмарки и, при помощи нашей рабсилы, целый штабель деревянных «европоддонов». Теперь мокрые аффекторы были хотя бы укрыты от дождя и сидели не на земле. Кроме того, врачи обкололи антибиотиками самых больных и обработали раны самых покалеченных. Медики печально качали головами, утверждая, что тут нужен стационар или хотя бы полевой госпиталь МЧС, но я был рад и этому. Ирина воспряла духом и уже не рыдала, а спокойно отбыла ночевать на крышу, где уютно устроилась на коленях у Сени, спрятав голову на его гордо выпяченной груди. Грудь у тощего костлявого Сени узкая и негероическая, но ей хватало. Молодежь сидела и романтически созерцала закат, а мы с Петром слушали найденный в каком-то офисе радиоприемник на батарейках.
В мире продолжалась вакханалия абсурда. Недели еще не прошло, как все началось, а казавшееся таким прочным мироустройство уже разлетелось кровавыми клочками по закоулочкам. Чем-то, видимо, близкий диктору Израиль шел в первых строках, но коротко — страна перестала существовать как таковая. Гражданское население завершало Новый Исход, прикрываемый сражающейся из последних сил армией. Впрочем, наступающим бармалеям они тоже навешали знатно, оставив после себя выжженную пустыню. В смысле, еще более выжженную. Китай отправил экспедиционный корпус в Индию и Пакистан — с целью «установления мира и гуманитарной помощи населению». Политический эксперт многословно рассуждал на тему, есть ли еще кому гуманитарно помогать после короткой, но очень жестокой индо-пакистанской войны, но все его рассуждения можно было бы заменить фразой «да хуй же его знает». Примерно столь же содержательно другой эксперт оценивал п