— Пришли проводить? — спросил я его.
— А вы никуда и не отправляетесь, — отрезал он. — Во всяком случае, на этой машине.
— Начинаю заново осмыслять глагол «скоммуниздить», — сказал я нейтральным тоном.
— Случай крайней необходимости! — отмахнулся от меня Палыч.
— Ну да, ну да… — не сдавался я. — Ушедшим это расскажите. У них, вроде, тоже необходимость.
— Мы не можем рисковать утратой единственного канала в Мультиверсум! А Ушедшие — не ваша проблема.
— Отчего же единственного? У вас еще костюмчик есть. Как раз моя жена его вам доставила. Та самая жена, которую мне обещали вернуть Ушедшие. Для чего и нужна вот эта машина.
Я положил руку на борт, и люди в штатском торопливо навели на меня какие-то болтовые карабины, вида довольно исторического. Эти люди не выглядели профессионалами, скорее какие-то ополченцы или народная милиция, но пуля есть пуля. Лена сдвинулась в сторону и опустила руку в спортивную сумку — у нее там лежал коротенький автомат. Похоже, память Карлоса толкает эту сущность к простым радикальным решениям, но я бы не хотел переводить конфликт в эту плоскость.
— И костюм, и машина являются оборудованием, принадлежащим Коммуне! И на этом разговор окончен!
— А по-моему, нет! — Ольга подошла к нам с еще одной девушкой, одетой по-походному и с пистолетом на поясе. — Не много ли ты, Палыч, на себя берешь? Председатель — еще не весь Совет!
— Ольга! — у председателя сделалось такое лицо, как будто он говна полной ложкой хлебанул, а пришедшая с ней девушка весело мне подмигнула. Она удивительным образом казалась то ли знакомой, то ли на кого-то очень похожей, но я не мог сообразить, на кого.
— Да, Палыч, это я. И, как член Совета и руководитель внешней разведки, я настаиваю на выполнении решения по Ушедшим.
— Обстоятельства изменились, — запротестовал Палыч. — Коммуна в блокаде, и эта машина…
— Эти обстоятельства я лично изложила тебе, мудню старому, еще вчера, но ты, одноглазый долбоёб, забил на них хуй!
— Это были очень неубедительные данные! — заорал на нее председатель.
— Да что ты, блядь, говоришь? — Ольга заорала на него в ответ. — Пятнадцать человек погибли сегодня ночью, это достаточно убедительно? Да если бы я не попросила Карасова выставить свою охрану у реперов, то Коммуне уже не нужен был бы Председатель Совета!
— Это не отменяет того факта, что…
— Не волнуйся, — сказал мне девушка, — они сейчас поорут, руками помашут, а потом все будет так, как скажет Ольга. Это же Ольга.
Председатель и Ольга ругались самозабвенно и эмоционально. Смущенные ополченцы опустили свои берданки и делали вид, что они просто так тут стоят.
— Да, давно хотела сказать тебе спасибо, — добавила девушка и, внезапно сделав шаг вперед, крепко обняла меня и поцеловала в щеку.
До меня внезапно дошло:
— Треть… То есть, Марина же! Как я рад тебя видеть!
— Не узнал? — засмеялась она.
Я обалдело покачал головой. Узнать в этой красивой веселой молодой женщине то затравленное диковатое существо, которое обитало у меня в башне, было решительно невозможно. Я смотрел на нее и поражался контрасту.
— Извини за то, что там было, — сказала она серьезно. — Это была не совсем я.
— Да, я знаю, мне Криспи рассказала.
— Как она? — спросила Марина.
— Неплохо, пожалуй, — сказал я, подумав. — Не то чтобы совсем без последствий, но пришла в себя. Она в Альтерионе сейчас, думает, как жить дальше.
— Надо же, Крис — и думает? — заразительно засмеялась Марина. — Вот уж точно «не без последствий»!
— Прости, — она посерьезнела, — она милая и добрая девочка, но слишком уж ей засрали голову этой альтерионской чушью. Надо будет навестить ее как-нибудь.
— Так блокада же… — напомнил я ей.
— Ольга что-нибудь придумает, — уверенно сказала Марина. — Она всегда выкручивается.
Ольга подошла к нам еще слегка взрыкивая и кровожадно щурясь. Палыч злобно сплюнул, подозвал своих людей и собрался уходить. Он имел такой вид, как будто его только что выебли кривым ржавым ломом, но все-таки крикнул, уходя:
— И чтобы вернули потом имущество!
Оставил, типа, за собой последнее слово. Ольга не обратила на это ни малейшего внимания.
— Ты уверена? — спросила она Марину. — Все-таки реабилитация не окончена…
— Мы это уже обсуждали, Оль, — сказала девушка твердо. — Всё со мной будет нормально, меня ничего не берет, ты же знаешь.
— Может, все же я сама? — спросила Ольга.
— А кто будет тут Палыча окорачивать? — засмеялась Марина. — Не я же. Ну и у меня личное, ты знаешь.
— Знаю, — кивнула Ольга. — Удачи тебе.
— Ты с нами, что ли, Марина? — дошло до меня.
— С вами, с вами — ответила за нее Ольга. — Должен же за вами кто-то присмотреть? А она у нас девушка боевая…
— Помню, как же… — у меня сразу возникла перед глазами памятная картинка: оскаленная Третья, залитая чужой кровью, с ножом в одной руке и розовым пушистым рюкзачком в другой.
— Опять же, машину должен кто-то в Коммуну вернуть, — твердо сказала Ольга, внимательно посмотрев мне в глаза. — А то ты, пожалуй, забудешь еще…
— Ладно, хрен с вами, отдам я машину… — проворчал я. — У вас тут не Коммуна, а козаностра какая-то… Так и норовите что-нибудь отжать.
— Не мы такие, Мультиверсум такой, — пожала плечами Ольга. — Валите быстрее, пока Палыч еще чего-нибудь не придумал. Он уже наверняка Совет собирает…
Я огляделся — Ленка уже, как ни в чем не бывало, сидела в машине на месте оператора, пристроив планшет в зажимы. Надеюсь, она знает, что с ним делать. Хотя, если у нее память того сушеного деда, то это, в некотором роде, ее машина и есть… Лучше в такое не вдумываться, а то запросто рехнешься.
Марина забросила на заднее сиденье рюкзак, ловко запрыгнула сама, и я воткнул в гнездо предусмотрительно вытащенный вчера акк.
— Поехали, дорогая? — спросил я жену буднично, как будто мы на дачу собрались.
Она ничего не ответила, зато положила руки на планшет, и мир вокруг начал стремительно выцветать и размываться. Вскоре мы снова оказались в туманном пузыре на Дороге, и я нажал педаль тяги, разгоняя машину.
На этот раз я, как мне казалось, был готов к нападению — передвинул кобуру поудобнее, убедился, что в любой момент смогу достать пистолет, не бросая руля… Но, когда давешние твари прорвали защитное поле машины, я не успел даже дотянуться до рукоятки.
«Бум-бум-бум-бум!» — четыре выстрела подряд, четыре фигуры кувыркнулись на дорогу, машина подпрыгнула, переезжая тела, Марина в два движения сменила магазин и убрала пистолет. Лена, уже державшая в руке свой короткий автомат, не стала даже тратить патроны.
— Ничего себе ты стреляешь! — не удержался я.
— Хороший учитель был, — кивнула Марина.
Мы ехали и ехали, мелькали серые мутные картины странных мест, что-то иногда шевелилось на обочинах, дважды проезжали под высокими каменными арками-сводами, где Дорога создавала перекрестки. Никто на нас больше не напал, и ничего не происходило до тех пор, пока Лена вдруг не сказала:
— Нам сюда.
Я притормозил и огляделся — сквозь стену туманного пузыря смутно просматривались какие-то развалины и чем-то знакомое офисное здание. Я решительно повернул руль, нажал педаль тяги и въехал в мир, который резко зазвучал, налился красками и, к сожалению, запахами. Воняло как в нечищеном сортире, выстроенном посреди скотомогильника. Вечерело. Оглядываясь вокруг, я заметил поставленный посреди двора большой полотняный шатер, весёленького цвета в полосочку, истоптанную и перекопанную землю палисадников, могильный холмик с табличкой и — никого. Мой разум некоторое время из последних сил отвергал узнавание, но потом с сожалением признал очевидное — это был двор нашего дома. Дома, правда, не было. На том месте, где располагалась наша скромная, но такая ценная для нас недвижимость, вольготно расположилась куча строительного мусора, повторяющая по контуру нашу пятиэтажку. Несколько соседних домов пребывали в похожем состоянии, а вот офисное здание рядом выглядело совершенно целым. Неудивительно, что я его не сразу узнал — раньше вход в него загораживали соседние дома.
— Да что тут стряслось? — спросил я в пространство. Имущества в квартире было не особо жалко — ничего действительно ценного там не осталось, — но, все же, смотреть на развалины своего дома — это какое-то особое ощущение. Приятным его не назовешь.
— Досталось, похоже, вашему срезу… — сочувственно сказала Марина.
— Похоже, что так, — ответил я растерянно. — И где теперь искать этого их «хранителя»?
— Там, — коротко ответила Лена и показала рукой.
В указанном направлении были развалины, потом улица с упавшими столбами и поваленными деревьями, потом здание универмага с разбитыми витринами…
— Где?
— Там! — вот и всё, думай, что хочешь.
— Ты чувствуешь направление? — спросила ее Марина.
— Да, — то, что выглядело как моя супруга, не отличалось многословием.
Я поехал приблизительно в нужную строну, аккуратно преодолевая образовавшиеся на дороге завалы всякого хлама. Я неплохо знал этот район, но сейчас узнавал его только фрагментами — часть домов лежали в руинах, часть — стояли невредимы, и это удивительно искажало город, путая и сбивая с толку.
Мы крутились по кварталу, стараясь придерживаться направления, но все время попадали в какие-то тупики, где завалы не давали проехать даже весьма проходимой «Раскоряке». Возвращались назад, искали объезды, распугивая каких-то оборванных и довольно странных на вид людей, которые разбегались при виде машины. Поэтому, когда Лена сказала: «Здесь», — уже совсем стемнело. Мы оказались возле старого, сталинской постройки здания, где раньше располагались какие-то правительственные конторы — не то военные, не то спецслужбы. Во всяком случае, дом находился за высоким забором и был весь утыкан антеннами.
Во дворе было очень людно. То есть, по контрасту с практически пустым городом, а так — несколько десятков человек. В свете тусклых фар «Раскоряки» они выглядели как оживленные черной некромантией трупы помоечных бомжей. Драные, грязные, больные и истощенные они сидели прямо на земле, глядя на раскрытую подвальную дверь здания.