Теперь будет что-то другое.
Эпилогика
Македонец
В коммунары меня приняли как-то буднично — без какой-либо присяги и «торжественно клянусь», даже галстук красный не повязали, жлобы. Усталая женщина на складе поставила меня на довольствие, шлепнув какой-то штамп в разлинованную прошитую книгу, я только расписался в соответствующей графе. Получил большой бумажный пакет с одеждой и «личными вещами» — преимущественно предметами гигиены, — а потом Маринка отвела меня заселяться — нам на двоих дали небольшую «гостинку».
— И что, даже паспорт не дадут? — удивился я.
— У нас слишком мало народу для бюрократии, — засмеялась Марина. — Все в базе данных электронного учета кадров.
Жить в Коммуне оказалось непривычно и немного казарменно, но я мало сталкивался со здешним бытом. После полевых выходов оставалось только принять душ, закинуть одежду в стирку, сбегать в столовую — и валиться в койку. Однако наличие в этой койке Маринки полностью примиряло меня с таким режимом. Мы с ней даже поженились — хотя здешнее бракосочетание оказалось еще более неформальным, чем гражданство. В нашем мире брак — это, в первую очередь имущественные вопросы и обязательства по поддержке потомства, а здесь и имущества толком нет, и потомству пропасть не дадут. Так что здешний брак — это просто добровольное публичное объявление о том, что вы с этой женщиной — пара. Мы отметили это событие в единственном здешнем ресторане, без специальных гостей — но нас поздравляли все, кто оказался рядом, здесь так принято.
Занимался я тут в основном тем же, чем и всегда — стрелял в людей из пистолетов. Коммуна была в осаде и вела рейдовые бои за разблокировку реперов. Машина, на которой мы с Маринкой добирались до Коммуны, стала нашей тачанкой — мы лихо подлетали к блокированным реперам с «изнанки» — что бы это ни значило, — и пытались с налета выбивать их охрану. Экипаж машины боевой: я и Маринка за стрелков, м-оператор за штурмана и еще пара бойцов — водитель и пулеметчик. Выскакивали, как черти из ада, стреляли во все, что видим, и уходили обратно, давая возможность тяжелой группе прорыва пройти через репер и закрепиться. Сложнее всего было добиться синхронности работы групп, но м-операторы как-то решили эту задачу.
В целом, мы действовали успешно, хотя легко дались только первые несколько выходов. Противники наши — те самые ребята в странном камуфляже и чешуйчатых брониках, которые в закрытом городе пытались захватить нашего Хранителя, — вояки были опытные, серьезные. Они быстро сообразили организовать оборону реперов не только изнутри, но и от внешних атак, и пошла игра вдолгую, на истощение ресурсов — в первую очередь, человеческих. Иногда мы их выносили на эффекте неожиданности, иногда нарывались на такой отпор, что приходилось уходить, не решив задачи — я был уже дважды ранен, один раз Маринке прострелили руку, дважды мы теряли пулеметчиков и один раз — водителя. К счастью, в Коммуне использовали регенеративные препараты на основе Вещества, что позволяло вытаскивать даже очень тяжелых раненых, а легкие ранения заживали за пару дней. Это отчасти компенсировало преимущество в людях, которое имели нападающие. К счастью, их кадровые ресурсы тоже были небеспредельны. Нам все чаще встречались молодые, плохо обученные солдаты — видимо, кадровых мы неплохо проредили.
В результате нашей работы паритет был достигнут на новых, более выгодных для Коммуны условиях — закрепившись на нескольких ключевых реперах, мы уже не отдавали их назад, и полная изоляция стала невозможна. С обеих сторон происходили попытки изменить ситуацию в свою пользу, и мы и они несли потери, но это уже не было такой катастрофой, как в первые дни осады.
Иногда мы с Маринкой работали на разведку — на той же машине, но Ольга за пилота, Андрей за штурмана и Борух за пулеметчика. О целях разведчиков меня не извещали, но несложно было догадаться, что Коммуна пытается понять, кто же на нее напал, и чего он хочет. Мы пытались захватить командиров, искали материнский мир нападавших, проводили какие-то исследования в пустых срезах и так далее. Не могу судить, насколько успешны были поиски, и что именно узнали от пленных офицеров, потому что мое дело — быстро и точно стрелять, чем я и занимался.
В принципе, меня все устраивало, но я очень ждал, когда эта война закончится — я взял с Маринки клятву, что она бросит рейды, и мы тут же обзаведемся ребенком.
В глубине души я надеялся, что мой талант не наследуется. Хватит Мультиверсуму одного Македонца.
Лена
Красивая рыжая женщина стоит у плиты в свободном красном платье, босая и беременная. Помешивая кашу, она улыбается своим мыслям.
— Мама, мама, маннакаша готова? — в кухню врывается белокурое звонкое торнадо и делает два круга в погоне за рыжим пушистым котом.
Кот, развернувшись с заносом задних лап, стартует в коридор, уклонившись от ласковых загребущих ручонок. Машка, раскрасневшаяся от погони, запрыгивает на стул.
— Сейчас будет, солнышко. Тебе с чем?
— С клубничным вареньем!
Женщина накладывает кашу и некоторое время смотрит, как девочка ест, аккуратно цепляя ложкой с остывших краев и неумолимо двигаясь к середине тарелки. Она непроизвольно поглаживает большой живот и снова улыбается. Беременность очень ей к лицу.
— Спасибо! — светловолосая шестилетка срывается со стула и мчится обратно в гостиную. Кажется, чей-то рыжий хвост сейчас будет решительно схвачен, а его обладатель принужден к активным играм.
Рыжая женщина составляет посуду в моечную машину, вытирает руки полотенцем, вешает его на крючок…
В коридоре раздается резкий хлопок — и она уже стоит, прижавшись спиной к стене и направив в сторону дверного проема толстый ствол пистолета-пулемета «Кедр Б». Ее голубые глаза сияют льдом и безумием, предохранитель снят, патрон дослан, рука тверда.
— Мама, мама! Ёксель уронил вазу! Она разбилась! Я не виновата, он сам!
Глаза женщины становятся просто голубыми, с лица пропадает злой оскал.
— Ничего, дорогая, я сейчас уберу, не бегай там, а то ножки поранишь!
Женщина, не глядя, задвигает ящик стола, где под полотенцами лежит такой необычный для кухни прибор и, больно прищемив палец, машинально говорит:
— Мвора ва кубра!36
— Мам, ты что-то сказала? Это же не на альтери? — в кухню засовывается светловолосая головенка, голубые глаза ее блестят любопытством.
— А, что? — красивая рыжая женщина кладет руку на живот, рассеянно улыбается и тянется за полотенцем, забыв, что уже повесила его на крючок. — Нет, дорогая, вроде бы ничего…
Лицо ее, слегка округлившееся при беременности, немного задумчиво, но безмятежно. Она счастлива.
Зеленый
Несмотря на все мои осторожные уговоры, Ленка решила остаться на время беременности в Альтерионе. Я не особо настаивал — паранойя паранойей, но уровень медицины здесь фантастический, а отношение к беременным трепетное и внимательное до абсурда. Альтерионцы не спешили снимать портал к Башне (от этого я тоже немного параноил — чего это они так запросто энергию жгут?), и мы продолжали использовать ее как дачу у моря, но считая основным жильем альтерионский дом. На всякий случай я разведал «гаражные» проходы в Альтерион через мир Йири и, если что, обойдусь без портала, но пока он есть — чего бы не ходить через него?
В срезе Земля Третья Мировая так и не началась, хотя все было на грани и многие в процессе неплохо огребли. В прессе и оживших снова социалочках это называли БК (Большой Кризис), но в БП он так и не перешел. Не буду описывать послекризисное устройство мира: если мы с вами из одного среза — вы сами его видите, а если просто из очень похожего — то у вас, может, и БК еще не было. Родина вышла из БК не без потерь в людях и экономике, но с территориальными приобретениями и заслуженным статусом Мировой Державы. Городу нашему, правда, досталось так, что, на мой взгляд, было проще снести его под ноль и построить новый… Однако государство, у которого по этому поводу, кажется, было рыльце в пушку, неожиданно расщедрилось на компенсации всем выжившим, а сам город стремительно порос подъемными кранами и загремел строительной техникой. Компенсировали не жадничая, так что, вместо разрушенной в пыль двухкомнатной хрущевки, я купил трехкомнатную «сталинку» в центре, со стенами такими толстыми, что все катаклизмы ей оказались пофиг. Найденных в сумке жены денег хватало на капитальный ремонт и даже небольшую перепланировку, но тянулись они медленно, поскольку рабочие руки строительных специальностей в городе были в страшном дефиците. Стройбригада тянула резину, работая на нескольких объектах сразу, и все равно переживала, что не может разорваться на части и взять еще парочку. Я сам закупал материалы, матерно ругался с бригадиром и пару раз ловил себя на том, что рука дергается к отсутствующей кобуре. Очень надеялся, что пройдет — ну их в жопу, такие рефлексы.
Работа моя призвала меня к станку почти сразу — Родине снова было «надо»: надо было отслеживать новые связи в новых реалиях, надо мониторить послекризисное утрясание и формирование новых центров влияния, надо эти процессы, по возможности, предсказывать. Задач было много, задачи были интересные, финансирование под них дали хорошее, так что заплату мне прибавили, и заметно. Система контроля не успевала за изменившейся жизнью, все поведенческие паттерны были порушены, так что я, плюнув на конспирацию, жил на три дома — в городе ремонтировал квартиру, в Башне работал, таская рабочий трафик через уцелевшую, хотя и пострадавшую от каких-то взломщиков дачу, а в Альтерионе отдыхал душой с женой и дочкой.
Жена от беременности расцвела так, что я на нее налюбоваться не мог. Ходила важная, пузатая, пухлая и счастливая, сияя внутренним светом будущей матери. Кажется, те события прошли, не оставив на ней заметного следа, хотя… Иногда она как бы зависала, не откликаясь, и в глазах ее мелькало что-то такое… Но потом проходило, и снова все было нормально. Я надеялся, что время — лучший лекарь, но так и не смог найти пропавшее в какой-то момент из ее сумки оружие. Ну да и черт с ним — я и свое-то хранил в Башне и старался лишний раз в руки не брать, а то уж больно часто мне его не хватает.