Павел завел мотор, плавно включил передачу, начал выбираться задним ходом из кустов. Въехал в переулок, тряхнуло — снова боль шарахнула до пяток. Дальше ехал как можно аккуратнее, переползал канавы. Время не позднее, но на улицах уже никого не осталось, да и погода испортилась — поднялся ветер, заморосил дождь, которого не видели уже больше недели.
На въезде в Конный переулок Павел остановил машину, задумался. Соблазн добраться до подушки был велик. А вдруг ребро сломано? С такими болями лучше не шутить. Больше всего на свете он ненавидел походы по врачам, считал их уделом слабаков. Видимо, ошибался… Выжал сцепление, покатил дальше, свернул в Больничный переулок. На стоянке перед зданием не было ни одной машины. Моросил колючий дождь. Выражаясь сквозь зубы, Павел обогнул главный корпус, вошел в приемный покой.
Здесь было практически пусто, горел свет. Дремал пожилой мужчина, чего-то ждал. Молодая особа вывела из коридора старушку, обе направились к выходу. Пробежала девица в белом халате, даже не взглянула на Павла. Затих перестук ее каблучков. Он понятия не имел, к кому обращаться.
Из коридора со скорбной миной вышел капитан Микульчин собственной персоной. Видимо, посещал свои дежурные процедуры. Он плохо выглядел, здоровье явно подводило. Неожиданная встреча не понравилась обоим. Микульчин сморщился.
— Какими судьбами, старлей? — всмотрелся он в бледное лицо Болдина. — Ты чего, — капитан забеспокоился, — кто тебя отделал?
— Сам любого отделаю, Константин Юрьевич, — выдохнул Болдин. — Столкнулся с обстоятельством неодолимой силы…
— Так, садись, — капитан кивнул на лавку, — рассказывай, во что вляпался.
Говорить было трудно, но Павел справился.
— Хорошо, что в свободное время радеешь о работе, — похвалил Микульчин. — Но на том свете тебе это не зачтется. Дурак, что ли — полез в эти скалы? Считаешь, встретился с нашим убийцей?
— Не исключаю, Константин Юрьевич… Все, что происходит, связано с прошлым и этим проклятым озером, по крайней мере, с береговой полосой. Непричастный не стал бы молчать как партизан, не стал бы на меня нападать. А я еще такую услугу ему оказал, представился: дескать, из милиции…
— Ты его вообще не запомнил?
— Вообще… то есть никак. Но он хромал — то ли ногу подвернул, то ли уже был такой…
— Хромал — это хорошо… — задумчиво пробормотал Микульчин. — Топай, старлей, туда, — капитан показал на коридор. — Пусть тебя медсестра осмотрит. Или доктор Якушев — он сегодня в ночь…
Из коридора вышел мужчина среднего роста, с русыми волосами. Халат на нем был расстегнут, руки в карманах. На груди болтался стетоскоп — отличительный признак советского медработника. Мужчина вертел головой, явно испытывая недовольство.
— Еще не ушли, Константин Юрьевич? Чего ждете? — Он мазнул взглядом сидящих на скамье. — Быстро идите домой и сегодня постарайтесь не есть ничего жирного… а лучше совсем не ешьте, потерпите до завтра. Черт, — доктор приглушенно выругался, — вы видели хоть одну медсестру? Куда они постоянно пропадают? Чуть вечер, так никого с огнем не найти, все прячутся… А вы здесь что делаете, товарищ? — уставился он на Павла. — Встречающий-провожающий?
— Скорее, пострадавший, доктор, — выдавил Павел. — Бандитская пуля, знаете ли. Может кто-нибудь меня осмотреть?
— Мой подчиненный, — представил коллегу Микульчин. — Старший лейтенант Болдин. Попал в передрягу на озере, с какими-то хулиганами сцепился. Уж будьте любезны, Иван Денисович, найдите медсестру, пусть его осмотрит. Не хотелось бы терять ценного работника. Москвич, можно сказать. Что подумает о нашем городе?
— Ценный сотрудник, говорите? — доктор испытующе оглядел потенциального пациента, протянул руку: — Якушев Иван Денисович, заместитель главного врача городской больницы. Не такие уж мы специалисты по бандитским пулям, но… Пойдемте, сам осмотрю вас, в этой шарашке, чую, никого не найдем. А вы, Константин Юрьевич, живо домой — и, ради бога, выполняйте рекомендации, если не хотите довести до греха. И поменьше курите. А лучше вообще не курите, бросайте эту пагубную привычку. С меня берите пример, если больше не с кого, — бросил десять лет назад, и с тех пор ни разу, даже в выпившем виде. Единожды живем, не забывайте.
В процедурном кабинете было пусто и, мягко говоря, не прибрано. Пронзительно пахло лекарствами, отчего накатывала тошнота.
— Не любите, молодой человек, ходить по больницам? — прищурился врач. — Вы из тех, кто тянет до последнего? Прекрасно знаю такую породу людей. Они, как правило, долго не живут. Могу представить, как вас сегодня прижало, раз пришли… Не смотрите вы так затравленно, это еще не покойницкая. Раздевайтесь до пояса. Не спешите, если больно, мы никуда не торопимся.
Неловкие движения сопровождались резкой болью. Доктор морщился, качал головой, ощупывал поврежденные части тела. Он был немолод, но моложав, стригся коротко, игнорируя «историческую» моду на пышные шевелюры.
— Так, все с вами понятно, молодой человек… Говорите, еще плечом ударились и зацепили камень виском? Позвольте посмотреть…
— Доктор, не надо, там ничего смертельного, само зарастет… Вы только ребра проверьте, там что-то барахлит, дышать трудно…
— Да нет, с ребрами как раз все в порядке… Потерпите, сейчас будет больно… Что же вы так орете, словно вам руку отрубают? А еще милиционер… Ладно, не обижайтесь, это шутка. Примите поздравления, товарищ Болдин, ваши ребра целы. Поверьте, я не один десяток лет на этой работе, всякого насмотрелся. Но ушиб знатный, все опухло. Сейчас сделаем вам пару уколов, должно полегчать. Грудную клетку перетянем бинтом. Пару дней походите в этом «корсете» — предохраняющая, так сказать, мера. Я выдам вам таблетки, пейте три раза в день. Поменьше активности, приключений. Вылечит вас только время, в остальном медицина бессильна. Так, не шевелитесь, поднимите руки. Черт возьми, где же эта Клара Георгиевна, почему я должен выполнять ее работу?
Бандаж сдавил грудь, но дышать стало легче. Боль не проходила, но ее уже можно было терпеть.
— Одевайтесь, — великодушно разрешил хирург. — Не спешите, плавно, у нас нигде не горит. В ближайшие дни вам противопоказаны резкие движения.
— Спасибо вам, доктор… — Пальцы медленно застегивали рубашку.
— Да все в порядке, кушайте с булочкой. Вы правда из Москвы?
— Да, прибыл, так сказать, на временное трудоустройство. Надеюсь, это не затянется…
— Как скажете, не буду вас донимать, временно так временно… — По губам доктора Якушева скользила ироничная, все понимающая усмешка.
— Послушайте, Иван Денисович… — Павел поколебался. — А что с Микульчиным?
— А вы не знаете? — удивился Якушев. — Впрочем, понимаю, новый человек, а Константин Юрьевич становится глух и нем, когда речь заходит о его здоровье. Тяжелая язва желудка. На ее фоне развивается панкреатит, это болезнь поджелудочной железы, если не знаете. Боимся, как бы все это не вылилось в рак, тогда пиши пропало. Ложиться в больницу он не хочет — да и вряд ли, если честно, лечение в стационаре даст эффект. Ходит на работу, пытается жить, словно ничего не происходит, но все же видят, что ему становится все хуже. Климат бы поменять товарищу Микульчину. Крым, сухие субтропики — было бы идеально. Но, увы, нереально, он даже слушать ничего не хочет. Раньше приходил через день, с этой недели — каждый день, проводим курс консервативного лечения. Рассасывающая терапия, ставим капельницы с витаминами, следим за увеличением язвы. Еще и ворчит, представляете? Дескать, с ним все нормально, он здоров, только устает сильно, но это возраст. Сами видите, какой он — вечно бледный — кровь к коже не поступает, одышка, утомляемость, даже ходит с трудом. Может кончиться очень печально, если не возьмется за свое здоровье. Вы там хоть пинайте его иногда.
— Не моя компетенция, Иван Денисович… — Павел надевал через голову рубашку. — Просто наорет и сделает по-своему. Попробую поговорить с начальством, пусть принимает меры вплоть до репрессивных…
Глава шестая
Утром в четверг было хуже, чем с тяжелого похмелья. Душ, ввиду перебинтованного торса, пришлось принимать частично, что смотрелось забавно. Перешептывались соседки: дескать, пострадал человек во время задержания опасного преступника. В принципе не ошибались. То, что их сосед живет в Москве и работает в милиции, расползлось по всем уголкам. Следовало ждать наплыва «невест».
— Так, пришел на работу, молодец, — сказал Микульчин. — Теперь объясни, за каким хреном ты на нее пришел? Ты себя в зеркале видел? Жалкое зрелище, Болдин. Ступай домой и отлежись. Мы не настолько тупые, чтобы не прожить один день без твоих способностей, которые, кстати говоря, еще не доказаны. Пока ты только доказал, что умеешь наживать неприятности. Зайди к Ваншенину — он в курсе, хотел тебя видеть. Не убьет, не волнуйся, сегодня он не в бешенстве. Поговоришь с майором — топай домой. Не хочу, чтобы нас обвиняли в принуждении к труду больных.
Беспокойство оказалось напрасным: о знакомстве Болдина с его дочерью Егор Тарасович оставался в неведении. Майор без симпатии оглядел Павла, вздохнул и кивнул на стул:
— Хорош, нечего сказать, в гроб краше кладут. Рассказывай, что произошло на озере.
Слушал, не перебивая, и выглядел при этом почти нормальным человеком.
— Считаешь, этот случай имеет отношение к расследуемым вами убийствам?
— Есть вероятность, товарищ майор. Боброва убили по дороге к озеру. Кто-то вел его туда, но на полпути решил избавиться. Возможно, этот тип и пришел вчера на берег, но не ожидал встретить постороннего, действовал по обстановке. Я точно его напугал…
— Это мог быть кто угодно, — фыркнул Ваншенин. — Да, необычно, пришел по темноте на озеро, крался как вор, сбежал, обнаружив постороннего… А что в этом незаконного?
— Он напал на сотрудника милиции. Я представился.
— Любой проходимец может представиться сотрудником милиции. Человек испугался, ну и толкнул тебя… Не морочил бы ты мне голову, Болдин.