Проникнуть внутрь оказалось несложно. Дежурный изучил удостоверение, сопроводительные бумаги, пальцем показал — наверх. Лишних слов здесь на ветер не бросали. Павел поднялся по скрипучей лестнице, опасливо заглянул в полутемный коридор. Кабинет начальства находился недалеко от лестницы.
— Так-так, позвольте догадаться… — проворчал сидящий за столом товарищ, поднимая голову.
— Здравия желаю, товарищ майор, — поздоровался Павел, — капитан… м-м… старший лейтенант Болдин, командирован из Москвы…
— С единственным концертом? — товарищ в форме язвительно осклабился. Он был еще не стар, под пятьдесят, держал себя в форме, но кожа на подбородке одрябла и волос на голове осталось немного. — Насчет командировки — это ты сильно, приятель. Передо мной можешь не стараться. Зиновьев звонил, все про тебя рассказал. Ссыльный ты, а не командированный… Ладно, не греют меня твои амурные истории, будем знакомы: Ваншенин Егор Тарасович. — Мужчина поднялся, протянул руку. В целом он выглядел весомо и убедительно. — Если ты и вправду так хорош, как расписывал Михаил Евдокимович, можем сработаться. Присаживайся.
В кабинете было прохладно, даже чересчур — все форточки нараспашку. Очевидно, майор милиции не относился к теплолюбивым созданиям.
— На работу примем, люди нам нужны, — бормотал Ваншенин. — Опытные кадры — на вес золота. Не скажу, что город стонет от криминала, но милиция должна быть на высоте, согласен? Можешь оформляться. Пойдешь в отдел капитана Микульчина, это дальше по коридору, не ошибешься. Поселишься в общежитии в Конном переулке… не обращай внимания на название, там раньше работал конезавод, теперь макаронная фабрика. Что кислый такой? Хорошее общежитие, не расстраивайся. Кухня, душ, уборная — на этаже, зато комнаты просторные и стены толстые. Это для начала, посмотрим, как себя покажешь. Есть возможность встать в очередь на квартиру… Совсем ты скис, москвич, — подметил Ваншенин. — Ладно, не буду пугать. У нас страна свободная — всегда можешь в столицу вернуться. Устраивайся, знакомься с коллективом. Столовая — через дорогу. Кормят… нормально, — майор с усилием сглотнул. — Вечером топай в Конный переулок — комендант будет в курсе. Это недалеко, бодрой рысью за четверть часа добежишь. Не понравился наш городок? — смекнул майор. — Так он никому не нравится. Ничего, свыкнешься. По центру погуляй, на озеро сходи. Кстати, город скоро не узнаешь. Новый секретарь райкома товарищ Лапиков — чрезвычайно деятельный работник. Под его руководством принята программа благоустройства города. И даже средства выделены. Будем приводить Плиевск в порядок — свалки убирать, дороги в асфальт закатывать. Ладно, иди, — Ваншенин засмеялся, — а то расплачешься, а мне тут плаксы не нужны…
В просторном помещении, уставленном канцелярскими столами, гулял ветер, шевелил бумаги, едва закрепленную на стене карту района. Здесь не то что форточка — целая фрамуга была нараспашку. В углу возвышался сейф, со стены строго взирал основатель ВЧК, с обратной стороны — молодой и чернобровый Леонид Ильич Брежнев, генеральный секретарь ЦК КПСС (в общем-то, и в жизни не старый). В комнате находился единственный сотрудник — молодой паренек с узким лицом, ушастый и в очках.
— Добрый день, — поздоровался Павел, прикрывая дверь.
Сквозняк был такой, что без усилий не получилось. Молодой человек поднял голову, вздохнул. Пришелец был подтянут, аккуратно пострижен, одет необычно — в провинции зарубежная джинса была в диковинку.
— Добрый, — согласился молодой человек. — Хотя под каким углом посмотреть. Вы пришли сознаться в преступлении?
— Нет, — покачал головой Павел.
— А, понимаю, вы сын лейтенанта Шмидта, — догадался сотрудник. — Но это не к нам, это в исполком, а мы бедные.
— Снова не угадали. Болдин моя фамилия, старший лейтенант Болдин Павел Викторович, буду работать в вашем отделе.
— А, вы тот ссыльный, которого… — молодой человек не закончил, выразительно кашлянул. — Сочувствую, Павел. Про вас уже рассказали… извините. Располагайтесь, будьте как дома. Свободный стол вон там, — он кивнул на девственно чистый канцелярский стол в углу. — Только осторожнее, верхний ящик выпадает. Максимов вчера решил проверить, не осталось ли чего от вашего предшественника, так ему палец защемило.
— Спасибо, что предупредили… — стул под пятой точкой качнулся и издал подозрительный хруст, словно намекнул: не засиживайся. Верхний ящик Павел сразу вынул и пристроил за шторой — хватит двух.
— Закрою? — Болдин кивнул на окно.
— Зачем? — не понял молодой человек.
— Холодно.
— Ну, закройте, — парень пожал плечами. — Мы часто проветриваем. На свежем воздухе лучше думается.
— Есть о чем подумать? — Рассохшаяся рама с треском захлопнулась, задребезжало стекло.
— Конечно, — удивился молодой человек. — Мы же работники умственного труда. Некоторые считают, что оперативника ноги кормят, но это не так. Прежде подумай, а потом уж бегай. Чайкин, Борис, лейтенант милиции, — сотрудник снял очки и устремил на нового работника подслеповатый взгляд. — Деньгами не богат, товарищ? Обещаю, в получку отдам. Получка в пятницу, через четыре дня. Дотянуть бы на бреющем…
«Мальчик из бедной еврейской семьи», — сообразил Павел, нашаривая купюры в кармане джинсов. В провинции таких встретишь не часто, но все бывает, места под солнцем жестко расписаны.
— Пять рублей хватит? — Павел извлек сиреневую купюру с изображением Спасской башни Кремля.
— Ух ты! Балуете, — восхитился Чайкин, выбрался из-за стола, прибрал пятерку и вернулся на место, сделав лицо погорельца. — Зарплата у нас, конечно, хорошая, но маленькая, вечно не хватает. Когда отменят наконец эти деньги? Что слышно в Москве?
Вопрос, кстати, был архиважный. Деньги обещали отменить при коммунизме — как абсолютно ненужное звено между человеком и товаром. А до коммунизма оставалось десять лет — так сказали на XXII съезде КПСС. В историческом плане — просто секунда. Восторжествует социальная справедливость, каждый будет отдавать по способностям, а получать по потребностям.
— В ближайшей перспективе деньги не отменят, плохо работаем. Давно в этом городе, Борис?
— Давно, — вздохнул Чайкин. — Учился в Пскове, прокурором хотел стать, да не сбылось. Родители умерли, от бабушки ушел… У меня такая, знаешь, бабушка, — Борис заулыбался, — ей бы в гестапо работать. Потом женился, до Смоленска не доехал, задержался в Плиевске… В общем, непонятно все, — заключил Борис. — Без бутылки не разобраться.
— Понятно, что непонятно, — улыбнулся Павел. — Ничего, жизнь наведет порядок. Что по работе? Серьезные дела бывают?
— А как же, — Чайкин засмеялся. — Все вот ушли, сижу на телефоне, работаю. Нужно было книжку взять, да Микульчин ругается… это наш начальник отдела. Рутина у нас, — признался Борис. — Не Москва, где страсти кипят. Убийства только бытовые или мужики по пьяни чего не поделят. Банды не орудуют — на чем им тут поживиться? Беглые зэки не лютуют — до ближайшей колонии верст двести с гаком. Тоска, поручик… Драки, поножовщина, семейные дрязги, доходящие до рукоприкладства. Не только мужики своих избранниц дубасят. На той неделе гражданка Протасова так отделала мужа сковородкой, что чуть череп не раскроила. Мужик до автомата кое-как доплелся в милицию позвонить. Серьезно, чуть не убила своего благоверного. И было за что — этот утырок всю зарплату пропил. Вообще всю. Стоило бабе к сестре на пару дней уехать, так он закатил пир горой со своими дружками…
— Арестовали бабу?
— Не стали, все правильно сделала. К черту мужскую солидарность. Гнать таких надо из семей… или сковородки о них ломать. Вся лестничная площадка Протасовой аплодировала. А мы народная милиция — не можем пойти против народа, соображаешь? Ну, погорячилась, бывает. Мужик-то жив. Нам интересно даже стало — где она так драться научилась? Микульчин предложил ей пару уроков операм преподать — показать, как надо обезвреживать хулиганов… А больше и вспомнить нечего. — Чайкин устремил задумчивый взгляд в потолок. — Девятого числа кассу на ремонтном заводе пытались взять — аванс привезли и оставили на ночь, дураки… Но дилетанты попались: сейф поковыряли, вскрыть не смогли, а связанный сторож прекрасно слышал, как они друг друга по именам называли. Потом и взяли по его показаниям: троих молодчиков-тунеядцев из деревни Быково. Дурачье, короче. В школе плохо учились, иначе знали бы, что сейф стамеской не вскрывают и пилкой по металлу его не возьмешь. Теперь зона всему научит… 15-го числа квартиру взломали на Героев Труда — нормальная трехкомнатная квартира, последний этаж. Забрали меховые изделия, деньги, ювелирку… и по крыше ушли. Явно залетные, по наводке орудовали. Сработали умно, ни следов, ни свидетелей. Пострадавший — замдиректора свинокомплекса Ракитин, в прошлом проходил свидетелем по делу о хищениях. Жаль, не подозреваемым. А еще в Игнатьевском переулке некую бабу Женю повязали, — Чайкин оживился, — энергичная старушка, продает самогон собственного изготовления — первосортный, между прочим… по свидетельству тех, кто пил. Сколько раз ее накрывали, изымали товар, проводили разъяснительные беседы, а она ни в какую. Пенсии, говорит, на безбедную жизнь не хватает. В общем, самогон реквизировали, сделали последнее предупреждение. Жалко ее, 84 года бабке, рассказывала, как с Котовским в одной тачанке каталась…
— Да, не Москва, — констатировал Павел. — А за этим столом кто работал? — он осторожно постучал по столешнице.
— Нет его больше, — охотно отозвался Борис. — Скончался дорогой товарищ, Малышев Виктор Семенович. На этом месте его инфаркт и подкараулил. Сидел, работал, ничто не предвещало, вдруг голову уронил, задергался… Вдвоем мы с ним были — как с тобой сейчас. Только ты живой, а он нет. Месяц назад случилось. Хороший человек был, только пожилой уже, возглавлял нашу первичную партийную организацию. В РОВД 12 человек — члены КПСС. Напрягся ты что-то, Павел, — Чайкин прищурился. — Не бойся, место не проклято, ну, помер человек, с кем не бывает…