— То есть свою причастность к убийству членов семьи Герасимовых вы, Федор Михайлович, отрицаете категорически?
— Да как вы не понимаете… Говорю же вам, я никого не убивал… — У задержанного от страха зуб на зуб не попадал. — Это чушь, это величайшая глупость… Я вообще крупнее мухи никого не убивал… Тошнит меня от вида крови, голова кружится… Батя в детстве показывал, как курам головы рубить, сунул мне тесак, чтобы тоже попробовал, так я не смог, убежал, он потом позорил меня, говорил, что я не мужчина… А быть мужчиной — это что, уметь убивать?
Павел пристально изучал этого человека, и странная мысль закрадывалась в голову. Переглянувшись с Чекалиным, он передвинул на другой конец стола едва заполненный бланк протокола.
— Распишись в правом нижнем углу, Федор Михайлович. Просто закорючку поставь, и все. По-любому придется.
— Хорошо… — Бугаев подтянул к себе листок, — расписаться-то чем? Ручку дайте…
Павел бросил ему ручку. Тот дернулся, машинально поймал — левой рукой. Сотрудники молчали. Бугаев схватил ручку, начал выводить дрожащими пальцами автограф. Болдин вздохнул — расписывался арестант тоже левой рукой. Убийца шести человек был правшой — эксперт Короленко заявлял это со всей ответственностью.
— Что вы так смотрите? — Бугаев жалобно сморщился. — Дайте закурить, прошу вас…
Павел извлек из кармана пачку «Столичных», перехватил взгляд Чекалина, тот мотнул головой: дескать, много чести, достал свою «Астру» без фильтра, перебросил через стол. Для закрепления, так сказать, материала. Пачку Бугаев не поймал, но ловил левой рукой.
— Да что же вы делаете… — Он чуть не плакал, сполз с табурета на пол, поднял пачку. Ногтями потянул сигарету. Чекалин прогулялся, дал задержанному прикурить, забрал свою «Астру».
— Левша, Федор Михайлович? — спросил Болдин.
— Что? — Бугаев поперхнулся дымом, надрывно закашлялся. — Да, левша, а что такого…
Снова обменялись многозначительными взглядами. Чекалин не скрывал досады. А ведь так хотелось уже сегодня задержать настоящего преступника!
— Сидел, Федор Михайлович? — спросил Болдин.
Бугаев яростно замотал головой, впрочем, неохотно признал, что четыре года назад проходил свидетелем по делу о мошенничестве на мясокомбинате в Заустье (городок к северу от Плиевска), где работал экспедитором. Ушлые следователи собирались представить его обвиняемым, но не смогли собрать доказательств. В том же году Бугаев с молодой женой переехали в Плиевск, обменяли тамошнюю квартиру на здешнюю и, по-видимому, изрядно доплатили, поскольку жилплощадь расширилась. С каких, интересно, денег? Откуда машина «Волга ГАЗ-21», коротающая дни и ночи в гараже рядом с домом? На какие шиши в прошлом году он ездил отдыхать в Гагры, а в июне текущего года — в Пицунду? Впрочем, это не имело отношения к кровавым убийствам, а могло заинтересовать лишь сотрудников ОБХСС…
— Почему бежал от нас на автобазе? Совсем дурак, Федор Михайлович? Голову лечить не пробовал? Понимаешь хоть, что этим побегом ты только усложнил свою дальнейшую жизнь?
Арестант обхватил голову, забормотал, что бес попутал, сам не думал, что так себя поведет, просто ужас напал, хотелось бежать как можно дальше, не думая о последствиях… Ему очень жаль, он не хотел, он больше не будет, готов компенсировать родному государству весь причиненный ущерб.
— Все же рыльце у тебя в пушку, гражданин Бугаев, — ухмыльнулся Чекалин. — Ну давай, колись, приятель, пока мы добрые и готовы допустить, что ты никого не убивал. Но будешь юлить — сразу повесим на тебя все нераскрытые убийства в городе.
Делать было нечего. Бугаев начал рассказывать. Шелестела магнитная лента, записывающая допрос, Чекалин заполнял протокол шариковой ручкой — едва не возил носом по бумаге, постоянно ее расписывал.
Преступные деяния все же имели место. Группа злоумышленников состояла из двух человек — его и Герасимова. Был бы кто еще — неужели бы не сказал? Ему сидеть, а этим везунчикам на свободе бегать? Утверждение было спорным — мера ответственности определялась в том числе и численностью банды. Но Павел не возражал, слушал.
Уже полтора года Бугаев и Герасимов сбывают налево дефицитные автозапчасти, поступающие на автобазу. Меру знают, действуют умно, оттого и не попались. Герасимов, будучи бухгалтером, манипулировал отчетностью, прочей документацией, Бугаев прятал поступивший товар и толкал налево. Украли у государства по примерным прикидкам тысяч двадцать-тридцать — это же не расстрельная статья?
Все это было безумно интересно, но… совсем не то.
— О чем ссорились перед смертью Герасимова?
Задержанный активно выгораживал себя. Снабженцы заказали новую партию запчастей — карданные валы, масляные и воздушные фильтры, машинное масло для двигателей и коробок передач. Герасимов хотел урвать побольше — считал, что навар стоит риска. Бугаев же выступал за уменьшение риска, не любил он ходить по краю и не иметь уверенности в завтрашнем дне. Настаивал, что можно умыкнуть лишь малую часть изделий. И вообще он собирался завязывать, стать добропорядочным членом общества! Тридцать пять лет от роду, а ребенка еще не родил! На этой почве и повздорили — сначала на словах, потом физически. Герасимов просто насмехался над ним — дескать, малодушный, трусишка зайка серенький. С чего бы он стал убивать Герасимова — к тому же не по аффекту, а ночью, когда злость уже прошла. Какой ему резон с этой смерти? В одиночку преступную деятельность с кучей липовых бумаг ему не вытянуть.
Бугаев врал, все было наоборот: это Герасимов представлялся благоразумным человеком. Но лезть в эти дебри не хотелось. Пусть «смежники» выясняют, чем занималась банда, как долго, сколько украли и есть ли еще сообщники. Убийства в городе не были связаны с криминальными манипуляциями на автобазе.
— Часто виделись с Герасимовым в последнее время?
Бугаев скроил неопределенную ужимку, но все же признал:
— Ну, виделись, не без этого, почти каждый день… Слушайте, вы что, продолжаете считать, что я его…
— Заткнись. А теперь только правду, гражданин Бугаев. От твоей искренности будет зависеть многое. Что в последнее время тревожило Герасимова? Как он вел себя? Делился ли сокровенными секретами, не связанными с вашими мошенническими делами?
На этот раз Бугаев говорил только правду, ничего, кроме правды, но и это не помогало. Алексей Гаврилович всегда был скрытным — натура такая. Лишнего не болтал, и вообще он не из тех, с кем приятно проводить время в дружеской беседе. Появился в городе несколько лет назад — привез семейство с Дальнего Востока. Вузов не кончал, но среднее специальное образование имел, бухгалтер был грамотный, знал толк в своем деле. Начальство было им довольно. В принципе, шутил, мог посмеяться, но даже не каждую неделю. Обычно слова не вытянешь, если говорит, то только по существу. В последние пару месяцев еще больше замкнулся, создавалось ощущение, что их совместное дело Алексея Гавриловича тяготит, он погрузился в другой «проект». А куда именно — даже не намекнул. Мышковал, тихушничал, лишний раз старался дорогу не переходить. Кстати, и супруга Людмила у него такая же — себе на уме, неразговорчивая. Но жили они душа в душу, налево Герасимов не ходил. Посещала пугающая мысль, что Людмила полностью в курсе дел мужа и оказывает ему посильное содействие. В отличие от супруги Бугаева: «Что вы, женщина кристальной честности, кандидат в члены партии, ни о чем даже не подозревает…»
С Ваншениным Павел столкнулся в коридоре, когда курил, наблюдая, как сникшего арестанта уводят в камеру. Отпускать его домой, разумеется, не собирались. Пусть его разрабатывают специалисты по борьбе с хищениями социалистической собственности.
«Странное дело, — думал Болдин, — не сглупил бы этот экземпляр со своим бегством на грузовике, проявил бы элементарную выдержку — и ничего бы не было: отработал бы день, побежал к жене…»
Майор Ваншенин вывернул с лестницы так внезапно, что Павел поперхнулся.
— Сознался подозреваемый? — Ваншенин тоже проводил глазами уходящий конвой. Павел покачал головой.
— Это не он, товарищ майор. Бугаев непричастен к убийствам.
— Ты спятил? — оторопел Ваншенин. — Что значит «непричастен»? И что я, по-твоему, должен докладывать начальству? Немедленно расколоть!
— Расколоть мы можем, товарищ майор. Нам нужен настоящий убийца или кто-то вместо него? Закроем дело, передадим следователям, а убийства продолжатся. Вот тут и полетят наши головы и должности… Это не он, — повторил Павел. — Бугаев преступник, мошенничал на базе, зону заслужил на все сто и, безусловно, сядет… но не по нашему делу. Мы проверим его алиби — порядок есть порядок. Но только время потеряем. Не тот тип, отсутствует мотивация. А главное, Бугаев левша. Прикинуться праворуким, чтобы ввести нас в заблуждение, или амбидекстером он не сможет…
— А ну, не выражаться в моем присутствии! — прикрикнул Ваншенин. — Умничаем, Болдин? Черт-те что творится в вашем отделе, будем с вами разбираться… Микульчина ко мне, — приказал он и зашагал прочь.
Микульчин по-прежнему отсутствовал. Никто не знал, где его носит. Чекалин позвонил капитану домой — жена сообщила, что дома его нет, ушел, как обычно, утром. Как он может оказаться дома, если в разгаре рабочий день?
Вечером Константин Юрьевич собирался на процедуру в больницу, но пока еще рано… Женщина явно встревожилась: может быть, ему стало плохо и некому оказать помощь? Чайкин настаивал на своей версии: когда он вошел в отдел, капитан Микульчин закончил телефонный разговор, бросил трубку и заспешил к выходу, сказав, что вернется через час. Кто ему звонил и связан ли его уход с этим звонком, Чайкин не в курсе.
— Да что творится у вас в отделе? — разорялся Ваншенин. — Не то что убийцу — собственного начальника не можете найти!
Глава девятая
Сигнал от дежурного поступил в четыре часа пополудни: в сквере на Кленовой улице кого-то нашли. Дежурный лейтенант был молчалив и бледен. На просьбу пояснить происшествие как-то нервно потряс головой и буркнул, что ничего не знает. При этом усиленно отводил глаза в сторону. Мол, на месте патруль, с ним и выясняйте.