— Нет такой вероятности, — прозвучало от порога.
В отдел вошел Короленко Павел Анисимович. Он тоже не спешил уходить с работы, видно, есть в этом изюминка — пахать, как крепостной крестьянин, в выходной день.
— Вы как черт, Петр Анисимович, — не сдержался Чекалин. — Только помянешь — тут как тут…
— Спасибо, товарищ Чекалин, вы очень любезны, — вздохнул эксперт. — Кстати, насчет помянуть… было бы правильно. Равняйтесь на майора Ваншенина — Егор Тарасович заперся в кабинете и уже лыка не вяжет. В общем, все убийства взаимосвязаны, — сообщил Короленко неутешительное известие. — Константина Юрьевича ударили тем же стилетом, который фигурировал и в остальных эпизодах. Ударили два раза — поразив почку и печень. Последний удар был не просто удар, а с разрывом внутренних тканей. То есть клинок не сразу извлекли, а еще и протащили по внутренностям. Константин Юрьевич умер почти мгновенно от сильного внутреннего кровотечения. Вот так-то… Держите, — эксперт кинул на стол свернутый трубочкой отчет и удалился.
Молчание становилось невыносимым. Абсурдность происходящего поражала.
— А ведь он с самого утра был каким-то задумчивым, — вспомнил Чайкин. — Вы уехали Бугаева брать, а он просто в мумию превратился. И хоть бы слово из себя выдавил. Потом в шкафу ковырялся, какие-то старые дела ворошил…
Пронзительно задребезжал телефон. Все вздрогнули. Чекалин не спешил брать трубку, смотрел на нее, как на гранату с выдернутой чекой.
— Да возьми ты наконец, — резко бросил Максимов.
Чекалин взял.
— Да, Верунчик, это я, говори… — он слушал, и по мере услышанного лицо его приобретало землистый цвет.
Повесил трубку, несколько секунд сидел с закрытыми глазами:
— Это моя звонила… Надежда Микульчина скончалась в кардиологическом отделении от обширного инфаркта… Врачи не смогли запустить сердце… Оно и без того было нездоровым, ей рекомендовали поменьше волноваться… Хорошо, что сестра у Микульчина есть, пацан в детский дом не поедет…
Последняя новость просто убила. Что за сволочь орудует в этом городке?
Подавленно молчали, перебирали какие-то вещи, перекладывали бумаги. Чайкин принялся сморкаться, вытирал нос, а заодно и глаза.
— Не расходитесь, — сказал Павел. — Я скоро вернусь.
Он вернулся через двадцать минут с двумя сетками. Продавщица в продмаге через дорогу вникла в непростую житейскую ситуацию. Да и не было ей резона ссориться с милицией. Павел выставил на стол завернутые в оберточную бумагу две бутылки водки, половинку черного хлеба, сыр, палку колбасы производства смоленского мясокомбината, две банки сайры. Больше ничего и не требовалось.
«Хорошо, что на свидание сегодня не идти», — мелькнула мысль. Как чувствовал.
Посуду нашли в шкафу за стопками с рабочими бумагами. Не из горла же пить. Выпили, не чокаясь.
— За упокой души, — прошептал Максимов. Возражений не поступило — бога нет, но традиции есть.
Тут же выпили по второй, немного расслабились, порозовели щеки. Сосредоточенно принялись жевать, стараясь не выглядеть беглецами с голодного мыса — весь день маковой росинки во рту не было. Снова закурили — теперь уже в охотку.
— То есть дельных соображений ни у кого нет, — констатировал Чекалин. — Я правильно понимаю? Нет возражений, что это убийство — не случайное?
— Вывод один, — сказал Болдин. — Константин Юрьевич представлял для кого-то угрозу. Это даже не обсуждается. Что, а главное — когда он мог узнать? Получил сведения, которыми не захотел делиться, пока все не проверит сам? Случилось озарение, пришел к некому выводу? Звонил, скорее всего, не тот человек, которого он подозревал, иначе Константин Юрьевич принял бы меры. В общем, темный лес, в котором надо разбираться… Пока понятно одно — его заманили в малолюдный сквер, где и расправились. Микульчин купился несмотря на ум и опыт. Нужно искать человека, с которым он встречался.
— Да искали уже, — отмахнулся Максимов. — Там вокруг ни торговых точек, ни киосков «Союзпечати», откуда могли что-то видеть. Гаражи, пятиэтажки, в двух минутах — остановка общественного транспорта. Даже спросить не у кого. Из сквера несколько выходов — используй любой…
— Но отрабатывать это направление все же придется. Меня тревожит еще кое-что. У Микульчина не было уверенности, что он вышел на верный след, но подозрение возникло серьезное. И преступник понял, что Микульчин что-то знает. Исходя из чего он это понял? Они уже встречались? Где, когда? Нам об этом ничего не известно. Второе — Микульчин хорошо знал этого человека или группу лиц. В противном случае ему ничто не мешало поделиться соображениями с нами. К чему секретничать? Он не похож на человека, который хочет загрести себе все лавры. Значит, решил проявить осторожность — сперва убедиться. Кто это мог быть?
— Ты сейчас договоришься, — проворчал Чекалин, — что мы друг друга начнем подозревать. Или кого-то, связанного с нашим отделом. Другие объяснения надо искать.
Распечатали вторую бутылку, выпили. Снова становилось пасмурно на душе.
«Охоты на ведьм нам только не хватало, — подумал Болдин, — зачем я это сказал?»
Становилось неуютно. Сотрудники начинали недоверчиво поглядывать друг на друга, и с особой нелюбовью — на Болдина.
— Ну не знаю я, — раздраженно бросил Павел. — Ситуация непонятная, надо рассматривать все версии, какими бы неправдоподобными они ни казались. Давайте выпьем, — он схватился за бутылку.
— Давайте, — согласился Чекалин. — У меня даже тост имеется: за то, чтобы друзья и враги никогда не менялись местами.
До общежития пришлось тащиться пешком — хотя велик был соблазн в пьяном виде сесть за руль, да еще и товарищей развезти. Прогулка освежила голову, но утром все равно было тяжко. Пил воду, курил, таращился в ободранный потолок и впервые за всю свою жизнь возненавидел работу. Лекарство от похмелья, тем более после русской водки, еще не придумали. Сегодня воскресенье — отложилось в уголке сознания — чем не повод выйти на работу?
Пришли все, не могли не прийти — ради погибшего товарища и его жены. Надежда Яковлевна всего лишь два часа побыла вдовой.
Сновал бестелесной зыбью заглянул в кабинет майор Ваншенин, признался:
— Устал я уже от вас, мужики, требовать результат. Просто прошу — сделайте хоть что-нибудь, иначе на следующей неделе нас всех разгонят. Тех, кто выживет, разумеется.
Сестру Микульчина уже поставили в известность, обещала приехать. Ребенок находился в лагере и ни о чем не знал. До окончания последней смены оставалось несколько дней. Никто не представлял, что с этим делать. Снова позвонили из больницы — доктор Якушев растерянно сообщил, что ему очень жаль. У Константина Юрьевича были слабые шансы излечиться, но со своей болезнью он мог жить еще долгие годы. То, что произошло — просто удар ниже пояса.
Каждое последующее убийство вымывало из памяти предыдущее. Встало расследование дела семьи Герасимовых, про убийство Боброва и Таманского уже и не вспоминали.
Похмельный Ваншенин вызвал к себе Чекалина, назначил его временно исполняющим обязанности начальника отдела (кого еще, не этого же ловеласа Болдина?) и поставил в известность, что если через неделю дело останется нераскрытым, из Смоленска прибудет сводная следственная группа, заберет дело, а местных товарищей ждет вселенский позор. Одних уволят, исключат из партии, других понизят в должности без возможности последующего роста. Убийство семи человек и одна сопутствующая смерть — веское тому обоснование. И это не Москва с ее многомиллионным населением, а какой-то занюханный провинциальный городок…
На майора Ваншенина уже сейчас надавил горком. Явственно намекали: незаменимых нет. Почему на сессии областного комитета партии несколько раз звучало слово «Плиевск»? И отнюдь не в контексте вводимого в эксплуатацию санатория, а в связи с обострившейся криминогенной обстановкой.
Вновь опрашивались люди. В сквере на Кленовой действительно не за что было зацепиться. Вчера в нем отдыхали одни, сегодня — другие.
Постепенно портилась погода, похолодало на несколько градусов. Усиливался ветер, его скорость была обратно пропорциональна количеству отдыхающих в сквере. Единственная стационарная точка с видом на сквер — будка для продажи автобусных билетов. Эксперимент с компостерами уже стартовал, и одной из его жертв, видимо, стал Плиевск — не по количеству населения, а по длине маршрутных линий.
В субботу наплыва покупателей не было, женщина в будке откровенно скучала. В оконце она могла наблюдать фрагмент сквера. Фотографической памятью кассирша не отличалась, пожимала плечами, морщила лоб. Да, входили в сквер граждане, кто-то выходил. Примерно в означенное время вышел мужчина с вислоухой собакой на поводке — последнюю неудержимо тянуло к мусорному баку. Мелькали женщины. Вышел субъект мужского пола в шляпе и со свернутой газетой. Весь какой-то серый — шляпа серая, куртка серая, среднего роста, среднего телосложения — не человек, а пустое место. Тем и запомнился, как бы странно это ни звучало. Лица она не видела. Все это были разговоры ни о чем, оперативники топтались на месте. Из сквера выходило несколько аллей, а кассирша видела лишь одну…
В середине дня решил пооткровенничать томящийся в одиночке Бугаев. Сотрудники ОБХСС до него пока не добрались, работник автобазы числился задержанным на 48 часов. Видимо, курить захотелось — с соответствующей просьбы и начался допрос.
Накурившись, Бугаев признал, что несколько погорячился, заявив, что в преступной группе их было только двое. Иногда в беседах Герасимов упоминал Нетребина — заместителя директора по снабжению. Нет, он ничего не хочет сказать, лично за руку не ловил. Если этот тип и замешан в махинациях, то старательно держится в тени.
— Ну и зачем нам это знать? — спросил Павел. — Придут сотрудники ОБХСС — им и расскажешь.
— Кошка между ними пробежала, — объяснил Бугаев. — То, что я с Алексеем Гавриловичем сцепился — так это нервы. Пустяки, дело житейское. С Нетребиным другое. Поначалу у них все гладко было: на людях свои отношения не афишировали, в кулуарах нормально общались. И вдруг врагами стали, поссорились напрочь. И дело буксовать начало, ручеек навара почти иссяк. Уж не знаю, что за кошка между ними пробежала. Примерно неделю назад мимо кафе «Рябинка» проходил. У них на улице, за углом, несколько столиков, вот там Нетребин и сидел. А с ним два типа. Не наши ребята, никогда их не видел. Крепкие такие, рожи — во. Но не проси, начальник, не опишу, лиц вообще не запомнил. Втирал им что-то Нетребин, а те внимали. Слово «Герасимов» в разгов