Значит, больше медлить нельзя. Нужно действовать, пока все внимание Инквизитора отвлечено.
Виктор кивнул Костянике. Шепнул одними губами:
– Пора.
Указал взглядом на стол, заваленный оружием. Пока Йохан возится со Стрелец-бабой, пока визг Змейки и ругань Костоправа заглушают все прочие звуки, есть возможность незаметно проскользнуть к столу и тогда… может быть…
Быть может…
Костяника сбросила веревки с такой легкостью, словно они и не были завязаны. Умница, все поняла правильно. Не стала освобождать Виктора и Костоправа: на то, чтобы распутать узлы на их руках, потребовалось бы слишком много времени. Костяника вскочила с пола и метнулась к столу.
Она даже успела схватить первое, что попалось под руку, – ландскнехтский меч-кошкодер. Но…
Проклятый Магистр! У него будто глаза появились на затылке. Инквизитор все-таки заметил!
Бросив Змейку мордой в пол, крестоносец отскочил к Ковчежцу, заслоняя его собственным телом и вырывая из ножен клинок. Костяника перепрыгнула через валявшуюся на полу Змейку, да так, что опущенный конец ландскнехтского меча чуть не задел Стрелец-бабу. Потом – попыталась неумело атаковать.
Конечно, ничего не вышло. Йохан, который явно был опытным бойцом, вооруженным к тому же более длинным клинком, первым же ударом вышиб кошкодер из тонкой девичьей руки, взмахнул своим мечом… на Костянику.
«Нет!» – внутри у Виктора все оборвалось.
Однако убивать свою жертву Инквизитор не стал. Пока, во всяком случае. Смертоносное лезвие сверкнуло в свете электрической лампы над головой Костяники, и в голову девушки впечаталась тяжелая рукоять рыцарского меча.
Удар был страшен: Костяника, споткнувшись о Змейку, рухнула на стол, словно сбитая быконем.
Стол опрокинулся. На пол упала лампа, подсвечник и телефон, посыпалось оружие и пыточные инструменты. Из колчанов выпали арбалетные болты. Только кресло – массивное, неподъемное – осталось стоять, где стояло.
На правом подлокотнике Виктор заметил ничем уже не прикрытый округлый выступ, подозрительно похожий на большую кнопку.
Кнопку от чего? От потайного самострела? От упрятанного в кресле самопала или старого ствола со взведенным спуском? От механизма какой-то ловушки? Или от порохового заряда, который в случае опасности должен здесь уничтожить всё и вся? Виктор этого не знал. И знать не хотел. Он смотрел на сбитую с ног девушку.
Костяника не шевелилась. По голове текла кровь, такая же красная, как ее глаза.
Магистр вложил меч в ножны.
– Ах, ты ж сволочь! – теперь вместе с Костоправом заорал и Виктор.
Магистр их по-прежнему не слушал. И на Змейку больше не смотрел. Перешагивая через рассыпавшиеся железки, разъяренный крестоносец надвигался на Костянику:
– Хочешь, чтобы тобой занялись в первую очередь, мутантка?!
Никакой реакции.
– Мразь! Сука! Урод! – Виктор не понимал даже, осталась ли Костяника жива после такого удара. Красные глаза невидяще смотрели на потолок с крестом…
Зато неожиданную живость вдруг проявила Змейка. Движения Стрелец-бабы были быстрыми и точными. Когда она вскочила на ноги, Виктор понял: кое-что Костяника все-таки сделать успела. Атакуя Магистра и перепрыгивая через Змейку, она рассекла веревки на руках пленницы, и теперь у освобожденной Змейки была возможность завершить то, чего не удалось сделать Костянике. Прыжок, еще один…
Стрелец-баба передвигалась с бесшумной кошачьей грацией и со стремительностью соболяка. Не сбавляя скорости, она подхватила с пола арбалетную стрелу с шипом иглоноса – ничего более подходящего под руку, наверное, не попало. Сорвала защитный колпачок из комочка сухого, туго скрученного кронового мха.
Еще прыжок…
Непостижимым образом Йохан заметил (а может быть, почувствовал) и эту угрозу тоже. Его рука снова метнулась к мечу, но в этот раз Инквизитор все же опоздал.
На какую-то долю секунды Змейка опередила Магистра. Одна рука Стрелец-бабы перехватила его меч раньше, чем это сделал сам крестоносец. Вторая – приставила к горлу Инквизитора острие стрелы.
Ай, молодца!
Йохан скосил глаза вниз. Конечно, он увидел и арбалетный болт, уткнувшийся ему под подбородок, и шип иглоноса.
Магистр стоял неподвижно. И… презрительно улыбался.
Змейка вынула из ножен меч Инквизитора и отбросила в сторону. Металл звякнул об пол, но кривая ухмылка не сходила с губ крестоносца.
– Не дергайся! – в наступившей тишине прозвучал похожий на змеиное шипение голос Стрелец-бабы.
И голос Магистра – тихий, спокойный, невозмутимый и насмешливый:
– Дура. Ну, ты и дура! Надеешься напугать стрелой и ядом иглоноса того, кто служит Черному Кресту?
Это было сказано так, будто шип иглоноса на стреле – ничего не значащая ерунда.
– Думаешь, я пойду против интересов Креста и отпущу вас только для того, чтобы сохранить свою жизнь?
«Только?» Однако же!
«Это не блеф», – понял Виктор. Магистр действительно не боялся. Даже намека на страх не было ни в его словах, ни в его глазах.
Да, не зря черное перекрестие с ларца-Ковчежца впитывалось в голову Магистра. И ведь, наверное, в эту голову оно впитывалась чаще, чем в чью-либо другую. Йохан был таким же зомбированным фанатиком, как и прочие рыцари Святой Инквизиции. А может, еще большим фанатиком, чем вся Инквизиция, вместе взятая.
Крестоносец уже не смотрел ни на Змейку, ни на примотанный к стреле ядовитый шип. Его взгляд, полный преданности и благоговения, был устремлен на Ковчежец. На лице Магистра застыла умиротворенная улыбка, бледные губы чуть заметно шевелились. Вне всякого сомнения, он готов был умереть.
«А ведь он позовет стражу! – вдруг отчетливо осознал Виктор. – Вот сейчас закончит молитву и позовет».
Змейка тоже поняла, что смерть, даже мучительная смерть от яда иглоноса, Йохана не страшит. Но растерялась Стрелец-баба лишь на мгновение.
– Слышь, ты, герой, – свирепо процедила она. – А если я завалю тебя, а потом раздолбаю нафиг этот твой сундучок с крестиком? Вон тот молоточек, – Стрелец-баба кивнула на трофейный топор перьеносцев с багровым кристаллом на рукояти, – пробивает латы и черепа быконей. Думаю, им можно расколоть и этот ящик. Ну? Как тебе понравится такой расклад?
Такой расклад Йохану Остландскому явно не нравился. Змейка нащупала слабое место крестоносца. Она еще не договорила, а Инквизитор уже сделался белым как снег. Вот теперь его охватил не страх даже, а панический ужас. За сохранность Ковчежца Магистр переживал куда больше, чем за собственную жизнь.
Зашевелилась на полу Костяника. «Жива! – с облегчением подумал Виктор. – Слава Богу, жива!»
Костяника приходила в себя.
Йохан больше не улыбался. Зато удовлетворенно скалилась Змейка.
Звать стражу Магистр не стал. Магистр растерянно глянул на кресло со странной кнопкой в подлокотнике. Но сейчас ему до него не добраться.
А в следующую секунду произошло то, чего Виктор никак не ожидал. Подобного вообще не ждал никто из них.
– Змейка! Ковчежец!
Первой ЭТО заметила Костяника.
Потом и Виктор увидел, как ларец с крестом на боку, все это время неподвижно стоявшей под зеркалом, вдруг раскололся. Сам! Без какого бы то ни было воздействия извне.
Хотя, пожалуй, «раскололся» – не совсем подходящее слово. Он будто бы раскрылся, как цветочный бутон. Или, скорее, как распахнутые изнутри воротца.
Вот именно: изнутри! Вот именно: воротца!
Внешний слой орденской реликвии – дерево, сталь, пластик, золотая отделка – оказался не монолитным. Где-то там внутри скрывалась механическая или живая сила, способная за долю секунды сбросить оболочку ларца, чтобы явить на свет…
Новый ларец?
Существо?
Да, все-таки это было существо! Ковчежец Святой Инквизиции оказался всего лишь футляром, скрывавшим в себе истинную святыню! Живую!
Под развалившимися и повисшими на каких-то креплениях и петлях фрагментами Ковчежца Виктор увидел небольшую коробочку почти прямоугольной формы, но с округлыми краями. Она напоминала одновременно и черепаший панцирь, и раковину моллюска, а главное – идеально помещалась в Ковчежец. Что, впрочем, и неудивительно, если орденская реликвия изготавливалась специально для нее.
Бронированный паук – вот на что еще ЭТО было похоже.
Из углублений снизу, сверху и по бокам расправились… Щупальца? Ноги? Нужно знать об этой штуке больше, чтобы сказать наверняка. Какие-то жесткие хитинистые отростки, снабженные крючьями и присосками, вроде тех, что были у морских моллюсков из Пролива Смерти. Только поменьше, конечно.
И еще одна примечательная деталь. Пожалуй, самая примечательная и самая главная. На гладком торце живой «коробочки» зияла крестовидная прорезь, точь-в-точь повторяющая очертания той, что была прорезана во внешнем слое Ковчежца, и, по всей видимости, совпадавшая с ней. Из прорези панциря-коробки выпирали мясистые, похожие на губы складки, перемазанные черной «слюной». Похоже, именно эта «слюна», вырабатываемая живым ларцом-в-ларце, и метила лбы рыцарей и ландскнехтов.
Метила, впитывалась в головы, порабощала разум, покоряла тело…
– Японский бог! – пробормотал пораженный Костоправ.
«Бог!» – зацепился Виктор за второе слово. Бог! Только не какой-то там непонятный японский. Инквизиторский.
«Да ведь это же и есть Крест!» – вдруг осенило Виктора. Тот самый Черный Крест, которому поклоняется вся Инквизиция. Он не имеет никакого отношения к отголоскам старой религии, распространенной до Бойни, он не имеет ничего общего с теми крестами, которые до сих пор чтят в Сибири. И в то же время он вовсе не абстрактное понятие, он – не намалеванный на стене или вышитый на рыцарском плаще рисунок. Он – здесь, перед ними, он – ЭТО.
Мутант! Вот он кто! Еще один мутант, сумевший подмять под себя чужую волю и внушивший другим необходимость поклоняться. Себе. Ему…
Очередная разновидность котлового Йап-пы. Или Тотема.