— У нас воланчик залетел на балкон! — Ванька сделал попытку принизить значение Жоркиного проступка.
— Так нельзя, — сказал Фартусов. — Это нехорошо. А если завтра ваш воланчик залетит кому-нибудь в форточку? Вы в квартиру полезете? А? Молчишь?
— Ну, я пошел, — сказал Ванька.
— Валентина дома?
— А где ж ей быть… Дома.
— Никуда не собирается?
— Вроде нет… Ну, это… До свиданья.
— Погоди… Вопрос у меня… Скажи, Иван, как ты отнесся к вчерашнему предупреждению? Насчет того, что есть у нас кое-какие сведения.
— Как отнесся… Никак.
Ванька изо всех сил смотрел в глаза участковому инспектору, и Фартусов видел, какие нечеловеческие усилия тот прилагает, чтобы выглядеть спокойным и равнодушным.
— Это плохо, что ты мои слова недооценил… Так нельзя. Ну, вот скажи отвлеченно… К примеру, я сказал тебе — есть подозрения… Так? А друзья предлагают — пойдем малость поозорничаем, пошалим… Пойдешь?
— Не знаю, — Ванька отвернулся.
— Как не знаешь? — удивился Фартусов. — Это что же, можешь пойти, а можешь и не пойти.
— Как получится, — обреченно ответил Ванька.
— От чего же это зависит?
— Ну, как… Зависит… От всего зависит.
— Так, — Фартусов почувствовал, что неуверенность покидает его. Последние слова Ваньки освободили его от скованности. Теперь он наверняка знал, что ему есть о чем потолковать с Валентиной. — Ладно, — сказал он. — Ты, я вижу, торопишься… Беги. А я загляну к твоей сестричке. Не возражаешь?
— Как хотите, — Ванька пожал плечиками и начал тихонько отходить от скамейки. С каждым шагом ему словно бы становилось легче, свободнее. И, наконец, отдалившись на десяток шагов, Ванька повернулся и побежал.
А Фартусов, поправив фуражку и усы, решительно направился в подъезд.
— Что-то вы зачастили к нам, товарищ участковый инспектор! — приветствовала его Валентина.
— Дела, — Фартусов развел руками. — Все дела.
— А Ваньки нет дома. Ведь у вас с ним какие-то секреты?
— Я не прочь и с вами посекретничать.
— Да? — протянула Валентина с улыбкой. — Это что-то новое.
— Ничего нового. Старо, как мир.
— Это вы о чем?
— О секретах, которые случаются между… людьми, — Фартусов не решился сказать — между мужчиной и женщиной. Но Валентина прекрасно поняла, что он имел в виду.
Фартусов прошел вперед, в уже знакомую комнату, взглянул на балкон, как бы в возвышенном желании насладиться видом сверху.
— Красиво, правда? — спросила с придыханием Валентина, как спрашивали в прошлом или позапрошлом веке, глядя с террасы на погруженный в сумерки парк, на излучину реки, хранящую еще закатные блики, на липовую аллею, таинственную и благоухающую… Но Валентина и Фартусов видели перед собой лишь глухую серую стену соседнего дома и множество балконов, увешанных стиранным бельем, заваленных лыжами, досками, корытами. Однако Фартусов видел еще и балкон этой самой квартиры, видел протянутую веревочку, на которой висели связанные шнурками кроссовки. Их, видимо, помыли совсем недавно и повесили сушить.
Фартусов прерывисто вздохнул, не зная с чего начать щекотливый разговор. Но Валентина поняла его вздох по-своему и тоже вздохнула шумно и прерывисто, передразнивая участкового. Красивые девушки любят передразнивать.
— Красиво, правда? — переспросила Валентина.
— Да, — согласился Фартусов. — И удобно. Бегать удобно…
— Ну, что будем делать, — улыбчиво спросила Валентина, заметив некоторую заторможенность Фартусова.
— Надо принимать меры. Так дальше нельзя. Это нехорошо. Попахивает…
— Чем попахивает? — участливо спросила Валентина, готовая посочувствовать расстроенному участковому.
— Колонией.
— А чем пахнет колония?
— Карболкой в основном. Запах не из приятных, но зато убивает всякую заразу.
Валентина с таким сочувствием посмотрела на Фартусова, что тот готов был пожалеть самого себя.
— Будет время — заходите, — напомнила Валентина.
— Боюсь, что мне придется заходить, даже когда у меня совсем не будет времени.
— Как это понимать?
— По долгу службы буду заглядывать. Хочется мне того или нет, — Фартусову показалось обидным столь бесцеремонное выпроваживание. — У меня маленький вопрос, если позволите.
— Можете задать даже большой.
— Этой ночью Иван поздно пришел?
— А в чем дело?
— Сначала вы ответьте на мой, потом я отвечу на ваш. Договорились?
— Хорошо. Он пришел около часу ночи. И получил хорошую взбучку. Но в чем же все-таки дело?
— Дело в тапочках. Вот в этих, — Фартусов открыл дверь на балкон, снял с веревки еще влажные кроссовки, внес в комнату и положил на стол.
— Ничего не понимаю! — Валентина, как это часто бывает с красивыми девушками, рассердилась оттого, что не понимала происходящего. — Может быть, вы объясните?!
Фартусов не мог не отметить, что гнев придал Валентине еще больше прелести — щеки пылали, глаза были светлы и сини, губы…
— Вот эти завитушки импортной конфигурации, — он показал Валентине подошву кроссовок, — очень хорошо отпечатались на полу киоска, который был ограблен ночью.
— Боже! — Валентина прикрыла ладонью рот и невольно села на диванчик. Глаза ее, наполненные ужасом, были прекрасны. — Вы шутите?
Фартусов только вздохнул. Вряд ли стоит подробно описывать дальнейшую сцену в квартире Жаворонковых. Конечно, Валентина горько плакала и рыдала, ругала Ваньку, себя, высказала несколько критических замечаний в адрес родителей, оставивших на нее хулигана и грабителя, но в конце концов позволила себя утешить.
Из дому они вышли вместе. Шагая рядом с участковым инспектором, Валентина впервые почувствовала, как хорошо и надежно идти с таким вот сильным человеком, готовым каждую минуту прийти ей на помощь в деле воспитания малолетнего правонарушителя. Они отправились искать Ваньку и вскоре нашли его, поскольку Фартусов уже наверняка знал, где тот коротает свободное время — в подвале сантехника Женьки Щуплова.
По дороге Фартусов предупредительно попросил у девушки прощения и отвлекся на минуту — заскочил в телефонную будку. Дело принимало оборот весьма неожиданный, и вести себя самостоятельно не позволяла ему ни одна из всех его обязанностей.
— Товарищ майор? Докладывает участковый инспектор Фартусов. Я насчет ограбления киоска…
— Вы его уже раскрыли?
— Так точно, товарищ майор, — ответил он скромно, но с достоинством. — Иду на задержание.
— Требуется подкрепление? — в голосе Гвоздева было уже примерно равное количество озадаченности, смущения и неверия.
— Пока нет. Возможно, позже…
— Докладывайте подробно, — приказал майор строго, и его можно было понять. Не может же он шутки шутить с участковым инспектором.
— Значит, так, — начал Фартусов. — По предварительным данным в краже принимал участие подросток Иван Жаворонков.
— Он у вас на учете?
— Да. Теперь на учете. Очень строгом.
— Что же вы хотите от меня? — рассердился майор Гвоздев. В самом деле, кого могут оставить равнодушным сообщения о том, что подростки пьют плохой портвейн, вскрывают питейные заведения с помощью грубых самодельных ломиков, а собака Пайда не может взять их след. Была еще одна причина — у майора росли два сына и далеко не все в их поведении ему нравилось.
— Я хотел доложить обстановку. Оперативная группа, которая была утром…
— Она на выезде, — вздохнул Гвоздев. — Когда вернется, ей уже есть куда поехать. Вот что, Фартусов, — начальник поколебался, — уж коли тебе известны взломщики и они не очень опасны… Выясни все, потолкуй с ребятишками, собери показания и подъезжай сюда. Задача ясна?
— Так точно!
Ванька, конечно, не умел ни юлить, ни лгать. Он тут же во всем признался, но что более всего озадачило Фартусова — утверждал, будто забрался в киоск один. И дверь взломал, и ящик с портвейном уволок и даже чуть ли не выпил все двенадцать бутылок. Тогда Фартусов в полном соответствии с указаниями начальника отделения отвел Ваньку к киоску и выставил на порог ящик с тяжелыми литыми бутылками, наполненными портвейном.
— Вот точно такой ящик, какой был похищен ночью. Верно?
— Да, — согласился Ванька, не поднимая глаз.
— Хорошо. Бери его и тащи туда, куда оттащил ночью. И той же дорогой.
Ванька пожал плечами, оглянулся, подошел к ящику, вцепился в него покрепче, рванул от земли и… И через несколько метров обессиленно опустил на асфальтовую дорожку.
— Не могу, — сказал он.
— Задаю наводящий вопрос: кто был вторым?
— Кто, кто… Жорка, кто же еще…
— Запишем, пока не забыли, — Фартусов тут же составил документ, из которого следовало, что вторым соучастником преступления был Георгий Мастаков. Присутствующие жители микрорайона подписали протокол в качестве понятых.
После этого Фартусов внимательно осмотрел толпу и, выхватив острым взглядом Жорку, поманил его пальцем. Тому ничего не оставалось, как выйти вперед. Его смугловатое лицо было бледным, глаза пылали решимостью бороться до конца.
— Георгий, по установленным данным, этой ночью вместе с Иваном Жаворонковым ты украл ящик вина из этого киоска.
— Подумаешь, ящик вина! — непочтительно перебил Жорка. — Нашли о чем беспокоиться… Пропадете вы, что ли без этого вонючего портвейна!
— Еще вопрос. Зачем вам это понадобилось?
— Пошутили! — дерзко ответил Жорка.
— Бывает! Но как же кончилась ваша шутка? — продолжал Фартусов. — Куда ящик делся?
— В подвал оттащили, — Жорка как-то сумел отвернуться и от Фартусова, и от ящика, и от толпы.
— Ночью? В подвал? Он же запирается!
— В окно… Там слуховые окна вокруг всего дома.
— Ага, понятно. Следственный эксперимент продолжается. Прошу, граждане-взломщики, берите ящик, как вы его взяли ночью, и тащите, куда ночью тащили. Прошу!
Поколебавшись, Ванька и Жорка взяли ящик с двух сторон, поднатужились, оторвали от асфальта и поволокли к дому. Но направились они не к тому торцу, где находился вход, а к противоположному.