м для себя, отлично понимая, что если сотник об этом дознается, расправы ему не миновать. Вот все это я взвесил да еще подумал, что им эта игра в освобождение Украины вот где сидит, — и Смирнов провел ладонью по горлу. — Ладно, идем, а то «ястребки» твои, наверное, заждались.
В следующую ночь Смирнов и Титаренко вышли из сельского Совета и направились в противоположную сторону от хаты Дарьи.
— Не резон нам прямо к месту идти, — объяснил участковый, — вдруг кто заметит. А так мы выйдем за село да огородами и вернемся, пусть думают, что мы с вами на хутора подались.
Смирнов согласился и молчал до самой бани. А в сенцах остановился.
— Ты, Константин Дмитриевич, иди на всякий случай под яблоньку. Полежи там на травке с автоматом на изготовку. Говорят, береженого и бог бережет. А я тут останусь, не годится нам Степану свой страх или осторожность показывать. Он должен нам верить. Может быть, тогда и удастся нам покончить с боевкой.
Участковый было заупрямился, но все-таки вышел. Через полчаса появился Степан. Он подошел к бане незаметно, постоял и спросил:
— Есть тут кто?
Смирнов зажег фонарь, направляя сноп света в ноги.
— Здесь я, здесь. Ты что же один?
— Не один, а втроем пришли. Посошок и еще один наш, сельский.
— Это кто же? — поинтересовался участковый инспектор, входя в баню.
— Его семья через три дома от меня живет. Вы, наверное, слыхали про кузнеца Федоренко. Так вот он. Тоже из-за страха в лес ушел. Побоялся их сразу вести. Вдруг вы что плохое подумаете. Велел ждать им возле мостиков.
— Ну что же, веди их сюда, — сказал майор.
Посошок был постарше, а кузнец — ровесник Степана. Вначале оба вели себя настороженно, а потом разговорились. Посошок при немцах служил в хозяйственной команде. Заготавливал продукты, скот. Когда начал приближаться фронт, мобилизовали в фашистскую армию, и он сбежал. Скрывался, встретился с полицейским, который тоже подался в лес, и уже прятались вдвоем. Потом наткнулись на боевку. Командир боевки — сотник, раньше был учителем, а при гитлеровцах — переводчиком. Белоручка, хлюпик, но с характером. Полицейского, с которым скрывался Посошок, он знал, и в боевке сделал начальником штаба. В боевке всего шестнадцать человек, из них лишь трое-четверо настоящих самостийщиков: полицейские да каратели. Если бы не они, вся боевка давно бы разбежалась. Люди не знают, как вырваться, как по домам разойтись.
— На прошлой неделе нашему сотнику попало за то, что в лесу сидим, страх на коммунистов не наводим, — сообщил Посошок.
— От кого попало?
— Да ходили мы к нашему начальству.
— Ты поподробнее, — попросил Смирнов.
И Посошок рассказал, как сотник, начальник штаба, еще один, которого в боевке считают представителем «безпеки», и он сам, Посошок, две ночи шли к райцентру. Возле одного села встретили начальство. Районный начальник, «проводник» по-ихнему, ругал сотника за то, что боевка бездействует. Приказал сняться всем с места и прийти к тому селу, ждать в овраге его, «проводника». Дальше поведет он их сам на объединение с другими. В условном месте соберутся несколько боевок, объединятся в батальон. Посошок усмехнулся и закончил:
— Этот «проводник» сказал, что украинцев не только немцы, но и другие государства поддерживают. Сегодня среда, в ночь на пятницу пойдем. В воскресенье вечером «проводник» ждать нас будет. Мы тут втроем покумекали и надумали, чтобы вы нас по дороге где-нибудь «встретили». Больше половины сразу сдадутся.
— Нет, так не годится, — возразил Смирнов. — В суматохе много погибнет народа. И ваших и наших. Кстати, Григорий Максимович, — впервые по имени и отчеству назвал майор Посошка, — расскажите, что там с комсомолкой получилось.
— А вы уже знаете? — В голосе Посошка послышалась усмешка. — Ругал нашего сотника «проводник», а потом и говорит: «Вот вам срочное задание. Тут коммунисты у народа деньги на армию выманивают. Приказываю их взять, судить и расстрелять». Показал хату, где они ночевали, и велел исполнение доложить. Ворвались мы к хозяйке, а комсомолка-то только одна. Спрашивает сотник, где вторая, хозяйка сказала, что с председателем ушла. Стали хату обыскивать. Взглянул за печку, а вторая там в три погибели свернулась. Я прикрыл ее получше какой-то дерюжкой и доложил, что нет никого больше в хате. Тогда сотник велел писать протокол и дивчину в расход. Сначала начальнику штаба приказал расстрелять, а тот — мне. Вывел я ее за деревню и отпустил. Просил только не говорить, что сам отпустил, а то, если узнают, с меня живого шкуру сдерут. Стрельнул для порядка в небо, а доложил, что приговор привел в исполнение. Вышли мы из той хаты — и до «проводника». Сотник приговор отдал, списки разные и документы, что у той дивчины отняли.
— Почему же вы ее отпустили?
— А за что же ее убивать?
Смирнов слушал рассказ Посошка, а сам мучительно искал верное решение, то единственное, что позволит не только ликвидировать местную банду, но и захватить «проводника», выйти на остальные боевки, пока они не объединились и не начали массовый террор.
— Ну вот что, мужики, вы тут посидите трошки, а мы с участковым посоветуемся. А то так с ходу такого дела не решить.
Отойдя от бани в сторону, майор остановился.
— Как думаешь, Константин Дмитриевич, что мы с тобой можем сделать?
— Нельзя их в походе брать, ночью такая пальба подымется, что в Луцке слыхать будет, людей зря положим.
— Верно, нельзя, — согласился Борис Всеволодович. — Давай мы их тут разоружим, а дальше видно будет.
— А как?
— Идем, с мужиками посоветуемся. Других предложений нет?
— Какие тут еще предложения, — вздохнул Титаренко, входя в баню.
Впервые за все свидание заговорил кузнец:
— Оружия и припасу у нас много. Еще на две боевки хватит. Как хрицы тикали, три подводы завезли. Я у них всем арсеналом заведую. Если из схрона отстреливаться, на месяц патронов да гранат хватит. Сотник сказал, что оружие лишнее закопаем, а когда понадобится, можно будет достать.
Обсуждали, как действовать дальше, и договорились провести операцию на следующий день, причем Степану, Посошку и кузнецу отводилась самая активная роль.
Утром Смирнов и Титаренко вывели в лес «на учения» самых надежных и дисциплинированных бойцов взвода. Когда отошли от села, они объяснили «ястребкам», что предстоит серьезная операция, что есть возможность разоружить банду, но если кто боится или сомневается в своих силах, то пусть скажет сейчас, и его освободят от участия.
— Наверно, все мы боимся, — ответил пожилой селянин. — Но бандиты нам надоели. Тяжко жить под страхом. Лучше в бою страх унять, чем дрожать каждую ночь, ожидая их прихода.
И остальные его поддержали. Тогда майор объявил:
— Успех операции зависит от каждого бойца, насколько он точно и беспрекословно выполнит команду. — Затем Смирнов вытащил из кармана милицейский свисток, слегка дунул в него, и все услышали обычную трель. Смирнов оглядел недоумевающих бойцов и продолжал: — Огонь разрешаю только по свистку. Не обращать внимания на команды, которые мы с Титаренко будем выкрикивать. Повторяю, применять оружие только по моему свистку. Ясно? Тогда пошли.
Километра три шли все вместе, а потом растянулись в реденькую цепочку. Возле поваленной сосны остановились. Титаренко, приложив ладонь к губам, ловко крякнул по-утиному, а затем зашипел селезнем. Чуть в стороне откликнулась крякуша, а потом селезень, и в чаще показался человек. У него на груди висел автомат, шел он нагнувшись, прикрыв половину лица козырьком кепки. Не доходя до сосны метров тридцать, огляделся и присел. Смирнов приказал всем своим бойцам лечь, а сам направился навстречу.
Шел и думал, кто же из троих попал сегодня в дозор. Узнает ли он его, ведь вчера толком ни одного не рассмотрел. Возле куста на корточках сидел Степан. Он сразу объяснил, что у них все в порядке. Кузнец и Посошок в бункере. Они сумели уговорить сдаться полбоевки. С остальными откровенничать не стали, чтобы не проболтались. Степан посоветовал одну часть «ястребков» и участкового направить в тыл, за бункер. На всякий случай, чтобы кто из самостийщиков не сбежал, и предложил их проводить.
— Дельно, — согласился Борис Всеволодович.
Ушел Титаренко с шестью бойцами, а остальные вместе со Смирновым стали ждать возвращения Степана. Ожидание перед боем всегда тягостно. Одолевают разные мысли. А вдруг Степан устроил ловушку? Но, судя по поведению его, этого быть не должно. А если вся группа случайно наткнется на какого-нибудь бандита?
Майор оглядел своих бойцов и на лицах их увидел тревогу. Тревогу ожидания. Когда фигура Степана замелькала в сосняке, все оживились и, развернувшись в редкую цепь, направились к пригорку. Тихо и медленно поднялись на холм и подошли к глубокому оврагу, в противоположной стороне которого был отрыт бункер, или, как его называли сами националисты, схрон. Двери его оказались распахнуты, и четверо «лесных братьев» возились у костра. Степан шепнул майору, чтобы начинали, как он скроется в бункере, и ушел. До костра было метров сто, самое большое — сто двадцать. Смирнов видел заросшего бородой бандита с автоматом под мышкой. Он стоял чуть поодаль от входа. Трое других что-то варили на костре и были без оружия. Степан подошел к бородатому, секунды две постоял, что-то объясняя, и нырнул в схрон. Смирнову хотелось отыскать Титаренко с «ястребками», но рассмотреть, где он укрылся, не удалось. Еще чуть помедлив, майор громко, как только мог, скомандовал:
— Первый взвод, пулеметы к бою! Автоматчикам прикрыть отступление по оврагу! Группе захвата приготовить гранаты! Боевке сдать оружие! Те, кто добровольно сдастся, будут отпущены по домам.
Один бандит от костра бросился в бункер, но бородач навел на него автомат, двое других сразу подняли руки. В глубине схрона простучала короткая автоматная очередь. Затем щелкнул пистолетный выстрел. Еще на инструктаже майор Смирнов вместе с участковым инспектором выделил из взвода двух самых метких стрелков и теперь оставил их на гребне в дозоре контролировать подходы к бункеру, а сам с остальными «ястребками» спустился в лог, туда же подоспел участковый со своими бойцами. Едва они оказались у костра, навстречу им вышел Посошок и четко, по-военному доложил, что боевка добровольно сдается представителям Советской власти и сдает оружие, но сотник успел застрелиться, а тот, что из «безпеки», бросился к пулемету, стоявшему в амбразуре, видимо, хотел открыть огонь, но кузнец скосил его из автомата.