…В тот не по-весеннему жаркий день подполковник милиции одного из дагестанских городов Магомед Мусаев занимался своими обычными служебными делами. Близился обеденный час, из которого он обычно «выкраивал» несколько минут для небольшой прогулки, потом — снова за работу. Как всегда, он вышел на набережную полюбоваться серебристыми просторами Каспия, подышать морским воздухом. Было солнечно, даже немножко душно. Это, видимо, от асфальта, каменных стен домов, накалившихся за полдня. Но на берегу оказалось, как он и предполагал, прохладнее. Седой Каспий нес с севера приятный ветерок, лениво окатывал волнами прибрежные камни.
Мусаев спустился к одному из них, сухому лысо-серому, снял фуражку, сел, огляделся. На рейде покачивались, отдыхая после утреннего лова, два стареньких рыболовецких сейнера, вдали белело несколько парусов, журавлиным клином вытянулись спешившие к берегу лодки рыбаков. А над ними безмолвно парили, высматривая добычу, серые чайки. Одна из них повернула ближе к берегу, где у гранитной стены стояли люди. Чайка, как видно, рассчитывала на их угощение и не ошиблась. Парень и девушка стали подбрасывать ей какие-то кусочки, и она ловко на лету подхватывала их.
Что ж… Доброе всегда заметно. Не прошло и минуты, как у берега собралась уже стая чаек и закувыркалась занятно и красиво.
«Вот так бывает и с людьми, — подумал Мусаев. — Добро всегда привлекает. К нему тянутся людские сердца. В народе не зря говорят: за добро — добром платится».
Что людям надо делать добро, Мусаев знал. Но сколько должно исходить этого добра, где ему есть предел — все еще было непонятно. Вот пришел к нему рабочий человек. Так, мол, и так, еду в отпуск, тороплюсь, нельзя ли побыстрее обменять просроченный паспорт? Что ж… Можно было и отказать. Беспокойтесь заблаговременно, а не в последний день. Да человека жалко. А вдруг пропадут путевка и билеты на поезд? Останешься на полчаса сам, паспортистку задержишь. «Получайте, гражданин, новый паспорт!» Или заявится женщина в слезах: «Товарищ начальник! Помогите. Сумочку забыла в автобусе, а там паспорт». — «В каком автобусе? Номер его? Куда вы ехали?» Куда ехала, скажет, а номер автобуса не помнит. И тут можно было сказать: «Вспоминайте, ищите». Ан нет. Сядешь за телефон, возьмешь справочник автопарков и давай звонить, искать пропажу. Смотришь — нашлась.
До сих пор Мусаев опирался на доброту, хотя знал: случаются просчеты. Сделаешь бесчестному человеку добро, и такой бедой оно может обернуться для тебя, что и предположить трудно. Значит, у доброты есть предел, есть та самая грань, которую переступать нельзя, и особенно работнику, стоящему на ответственном посту. Вспомнился случай, происшедший на фронте. Бойцу соседней роты поручили конвоирование в штаб дивизии задержанного подозрительного гражданина. А дело было зимой. Лютый мороз. Ведет он его полчаса, час… Продрогли, а у дороги в ельничке горит кем-то оставленный костерок. Задержанный кивает: «Погреться б чуток, чайку испить. Благо есть котелок и сахарок». Соблазнился конвоир, разрешил погреться и чаю испить. Сели, тары-бары… Боец поставил винтовку под елью. И только потянулся к поясу кружку с ремня снять — задержанный цап винтовку да на бойца. Но спасибо, что парень ловок был. Вышиб он из рук лазутчика оружие и тем себя спас и от смерти, и от позора…
Мусаев встал.
К чему я все это? Ведь теперь не война. Лазутчиков нет. Кругом мир и труд. Бегут по улицам машины, позванивают в вышине башенные краны, спешат по своим делам пешеходы, а иные сидят на лавочках с книгами, газетами в руках.
У парапета набережной остановился зеленого цвета «Москвич». Из передней дверцы выглянул худощавый старик.
— Добрый день, Магомед!
— Здравствуй!
— На шашлык приходи. Ай и шашлык! Такой только у меня.
— Спасибо, загляну обязательно!
— А-а… Только обещаешь, а не идешь. Полгода жду…
Да. Полгода тому назад старик пришел в отделение милиции и попросил рассказать непослушному, рвущемуся во взрослые внуку, когда можно считать взрослым юношу: тогда, когда в шестнадцать получит паспорт, или в восемнадцать, по достижении совершеннолетия? Мусаеву вспомнился разговор с семнадцатилетним подростком в тот вечер, долгим он был и обстоятельным. Парень понял, что человек может считать себя взрослым и в четырнадцать лет, что взрослость и возраст приходят не одновременно… Старик был в восторге и пригласил по осени, когда подрастут барашки, на шашлык. Барашки подросли, но Мусаев на шашлык так и не пришел: все некогда.
По тому, как сердито захлопнулась дверца автомашины, Мусаев понял, что старик обиделся, и укорил себя за неуважительное отношение к искренней, настоятельной просьбе почтенного человека. Хождение по гостям — это, конечно, не дело. Но коль просят такие вот люди, надо быть, пожалуй, уважительнее.
Нередко можно слышать, что, дескать, у работника паспортной службы спокойная, не таящая в себе опасности жизнь: ни погони тебе, ни стрельбы, ни, наконец, приемов самбо, как, к примеру, у работников уголовного розыска. Сиди себе в тихом кабинете, принимай граждан, проверяй паспортный режим, участвуй в гражданском розыске — вот, пожалуй, и вся работа. Но это только так кажется…
Нельзя забывать, что солдат правопорядка, на каком бы посту он ни находился, прежде всего милиционер и потому должен быть всегда в постоянной готовности исполнить свой служебный долг, быть готовым к встрече с преступником. Примеры? Жизнь на них не скупится…
Мусаев посмотрел на часы и заторопился к себе в отдел. На работе его ждал посетитель почти такого же солидного возраста — известный в городе буфетчик Абдуразаков.
— Здравствуй, начальник! — сказал он и приложил руку к сердцу. — Рад тебя видеть. Можно?
— Заходи, — пригласил Мусаев. — Садись, рассказывай, как дома, на работе?
Об Абдуразакове шли разноречивые разговоры. Одни хвалили его за любезность. Как он встречал своих желанных посетителей, лично усаживал за столик, обслуживал, затем провожал до дверей, а иных и на улицу, кланялся и просил заходить, как домой.
Другие же, когда заходила речь об Абдуразакове, отмахивались: «Делец он, ловкач. Прикрывается показной любезностью, а сам набивает себе карманы».
— Все хорошо, начальник. Живем, работаем, заботимся… Одна трава перекати-поле ничего не делает, лежит себе, ждет ветерка, да и та все куда-то катится, катится…
— Ну а тебя каким ветром ко мне? — в тон ему спросил Мусаев.
Абдуразаков вытер носовым платком загорелое дочерна потное, лоснящееся лицо.
— Просьба есть, начальник. Так себе, одно пустяковое дело. — И протянул паспорт. — Это документ моего будущего зятя. Хочет он обменять его, срок истек…
— Ну и пусть заходит. Чего же… Милости просим. Двери ни для кого не закрыты.
Абдуразаков отмахнулся:
— А, куда ему… Столько хлопот, забот, работ… Запарился.
— Это чего же?
— Свадьба у него на носу. Большое в жизни событие! Женится он на моей дочери. Такая в жизни радость! Сам понимаешь — это раз бывает.
Пока Абдуразаков развивал теорию о вечной любви и значении женитьбы, Мусаев перелистал довольно потрепанный паспорт и обратил внимание на сильно размытый штамп прописки, где только одна четко выделявшаяся цифра 6 наводила на мысль, что последняя отметка о прописке проставлена отделом внутренних дел района 26 Бакинских Комиссаров города Баку, а штампа о выписке нет. Почему? Ведь буфетчик говорит, что зять совсем переехал к ним. Интуиция подсказывала: что-то здесь неладно!
Свои подозрения подполковник не высказал.
— Ну что ж, дело нетрудное. Вот только нужно все-таки встретиться с твоим будущим зятем — владельцем паспорта. Так у нас принято — приходить самому. Да ты не беспокойся — это долго не затянется. Пусть придет завтра, я его быстро отпущу.
— В милицию? — неожиданно вырвалось у буфетчика. — Да к чему это? Приходи-ка лучше к нам, дорогой Магомед, прямо домой. Ты ведь знаешь, где я живу. Давно ведь знакомы. Приходи на помолвку. Отметим по нашему обычаю.
Абдуразаков откровенно юлил. Тут было явно что-то не так. Но прийти надо. На месте будет видней, каков он, абдуразаковский зять.
— Хорошо, — сказал подполковник. — Приду.
— Это совсем другое дело! Вот спасибо! — рассыпался в любезностях буфетчик. — Завтра вечером после работы ждем. — И, попрощавшись, быстро вышел на улицу.
Вечером следующего дня, как и условились, подполковник постучал в калитку двора Абдуразакова. Навстречу вышел сам хозяин. Он одобрительно похлопал Мусаева по плечу, пригласил в дом:
— Заходи, дорогой, заходи! Желанным гостем будешь. Мы уже заждались.
В просторной комнате за празднично накрытым столом сидели гости и весело распевали песни. Среди них Магомед увидел незнакомого мужчину лет двадцати пяти, молчаливо поглядывающего на веселую компанию. Судя по фотографии на паспорте, это и был будущий зять. Правда, на фото он показался немного старше.
— Присаживайся, будь как дома, — не унимался Абдуразаков. — Надо же обмыть встречу и молодых. Вот зарегистрирую свою дочь в браке с любимым человеком, а там — в свадебное путешествие…
Абдуразаков был большим любителем произносить тосты и трогать струны людских душ. За это его неоднократно приглашали на свадьбы и торжества. Вот и теперь — едва кончался один тост, как с пафосом произносился второй, третий… Гости бурно реагировали, аплодировали и, вероятно, верили в искренность и мудрость сказанного. Все дружно подняли свои бокалы за «полнящее счастьем грудь событие», то есть за помолвку двух молодых людей. Хозяин был доволен весельем, а главное, присутствием на нем работника милиции.
Мусаев, стараясь своим поведением не вызвать подозрений, некоторое время сидел молча, а затем подключился к разговору гостей. Продолжал молчать лишь жених. А хозяин дома с заискивающей улыбкой лебезил:
— Это наш Рафик. Дальний родственник, отличный специалист: фотограф, механик, первоклассный водитель. Мастер на все руки. Вот только небольшая загвоздка с паспортом — просрочил. Надо ему помочь. Пропишем его у себя. Теперь уже фактически он наш сын.