Вдруг весь их автомобиль как бы наполнился светом, перестал подчиняться Карлосу, оторвался от дороги, подпрыгнул метра на два и продолжал подниматься вверх. «После этого, — рассказывал впоследствии Мигель, — все вокруг начал окутывать желтый туман, и я стал видеть окружающее словно со стороны, откуда-то издалека. Одновременно наступила полная тишина, я не слышал больше ни тука. Я взглянул на Карлоса. Он сидел неподвижно, застывший, как будто окаменевший. Внезапно спет стал еще ярче, резче, и я уже ничего не вплел в этом ослепляющем сиянии, даже своих собственных рук».
Затем, судя по всему, оба гонщика потеряли представление о времени и перестали воспринимать происходящее. Они пришли в себя, когда почувствовали сильный толчок и поняли, что автомобиль снова очутился на дороге.
«Желтый туман начал рассеиваться, свет — тускнеть и как бы вытекать наружу из салона машины, — вспоминает Карлос. — Через окно я увидел вверху справа от нас столб желтого света в форме перевернутого усеченного конуса, который словно бы уползал в небо. Причем, он имел четко выраженный торец, срез, обращенный в нашу сторону. ниже которого света уже не было. Диаметр этого торца был 2–2,5 метра, диаметр основания конуса 4–5 метров, а длина всего столба 6–7 метров, но он с каждым мгновением укорачивался. Через несколько секунд световой столб втянулся весь и исчез, как исчезает из виду поднятый вверх театральный занавес. И теперь мы могли видеть, куда втянулся световой столб. В небе над нами висел объект овальной формы, слабо светившийся желтовато-белым светом. Объект стал смешаться к западу со все возрастающей скоростью и постепенно скрылся из виду».
Несмотря на потрясение от случившегося, Мигель и Карлос решили продолжать гонку и вскоре прибыли в городок Педро-Луро. Но оказалось, что ехали они сюда из города Кармен-де-Патагонес на час дольше, чем было намечено по графику, а в то же время счетчик пройденного пути показывал, что проехали они на 70 километров меньше расстоянии между этими пунктами. Выходит, что это был типичный случай телепортации. Хорошо, хоть что она произошла в нужном направлении, и «ситроен» не оказался, скажем, в том же Мехико [21, с. 6–8].
Рассказ часовщика
Этот рассказ записал А. А. Горбавский со слов часовых дел мастера, работавшего в свое время в московском Политехническом музее в отделе редких часов.
«Вам, ученым, деньги зря платят. Потому что никто не может объяснить, что произошло со мной однажды и жизни. А дело было очень просто. Я в Казахстане тогда жил, и был в тех местах лагерь для заключенных. Колючая проволока, вышки, собаки. Лагерь как лагерь. Кто там сидел, за что — меня это мало волновало тогда. Сидят — значит, нужно, значит, сделали что-то, за что сажают. Я вот ничего плохого не сделал, меня никто и не сажает… Тогда многие так думали.
Но я не об этом. Молодой я тогда был, ну и выливал крепко. Сейчас я уже так не могу. Короче, загулял я там в одной компании. Что пил и сколько, сейчас, понятно, уже не помню. Но изрядно. Это уж точно. Возвращаюсь потом домой, поздно уже, темно. А поселок большой. Короче, заблудился я. Ходил, ходил — смотрю, колючая проволока. Значит, думаю, к лагерю вышел. Пошел обратно — опять проволока. Побродил я так, всякий раз в забор из колючей проволоки упираюсь. Что делать? Решил лечь спать где-нибудь до утра. Лег под какой-то стеной и заснул. Лето было, тепло. Опять же — молодой.
Утром, рассвело только, солнца еще не было, проснулся я. Пляжу, где я, ничего попять не могу. Спал я под стеной барака. Там их несколько было. Осмотрелся — вокруг проволоки в три ряда. И вышки. Оказывается, в зоне я очутился, в лагере. Увидел, где проходная, — туда. Там дежурный офицер, двое солдат. У них глаза на лоб: «Кто такой, как попал?» Я объясняю— мол, по пьянке. Говорю, не помню, как забрел.
Смотрю, офицер этот испугался, весь серый стал. Увел меня в другую комнату. Заставил все написать. Прочел. Молчит. Потом порвал, что написал я, и даже обрывки скомкал, в карман сунул. Говорит мне: «Три ряда проволоки видел? Там ток пущен. Пройти там ты не мог. Мог только через проходную. А двери заперты изнутри, ключи в сейфе. Мы на территорию никого не впускали. Если бы впустили или выпустили без пропуска — нам трибунал. А раз непонятно, как ты сюда попал, получается, что это мы впустили тебя в зону. И место всем нам — и мне, и солдатам, что дежурят, — в таком же лагере. А тебе, раз ты появился здесь и не говоришь, как попал и зачем, тебе — самый большой срок. Соображаешь?»
У меня хоть после вчерашней пьянки голова как чугунная, но понял я сразу. «Все, — думаю, — конец. Не отмотаться». Сидим друг перед другом, что делать — не знаем. Ему срок и мне. Ну, и солдатам тем двум, что с ним, это уж точно. Закурили. Молчим. Потом он говорит мне: «Ладно. Придумал я, кажется. Жди здесь». И ушел к солдатам. Сижу я, ни жив, ни мертв. Что он задумал? Убьют, может.
Пришел он быстро. «Живей», — говорит. Провел меня через темный тамбур такой. Ключами несколько замков открыл в железной двери. Потом еще дверь, запоры. «Иди, — говорит. — Никому ни слова. Если трепанешься, всем срока! Дуй».
Не помню, как до поселка добрался. Но никому об этом деле не сказал. Дурной был, а понимал. Понимал, что не шутил он. Это уж каждому ясно. Через несколько дней встречаю его, этого офицера. Поселок-го маленький. Один он был. Я хотел было к нему, но он глазами показал: «Не подходи!» Так и встречались несколько раз, как незнакомые. Потом, видно, перевели его куда-то. И я тоже уехал.
Такая вот история. Сейчас-то я уже могу говорить, как было. А почему так получилось, объяснить никто не может. Не по воздуху же я над проволокой пролетел? Три ряда все же. И ток пушен. Может, ты скажешь?..» [11, с. 102–103].
Узник, который гулял сам по себе
А вот другая история с лагерно-тюремным сюжетом, на этот раз — из-за океана.
В монографии американского тюремного психолога Дональда Уилсона, посвященной изучению совершенно «нормальной» проблемы — преступности и наркомании — на материалах одной из самых строгих тюрем США, Форта Ливенворт, несколько раз упоминается имя заключенного Хадада.
Представительный вид темнокожего интеллигента и изысканные манеры резко выделяли его среди остальных обитателей этого мрачного места. Но отличался Хадад не только упомянутыми внешними признаками. Он доставлял администрации тюрьмы серьезное беспокойство тем, что время от времени исчезал то из запертой и тщательно охраняемой камеры, то из столь же тщательно охраняемой и замкнутой на несколько запоров тюремной автомашины. Правда, с такими исчезновениями тюремное начальство как бы смирилось и не поднимало тревоги — всякий раз Хадад вскоре сам появлялся у ворог тюрьмы и извинялся за то, что потерялся по дороге или вынужден был на некоторое время отлучиться из камеры.
В одном из описанных Уилсоном случаев Хадад исчез подобным образом, чтобы побывать на концерте в близлежащем городе Канзас-Сити. Именно так объяснил он свое очередное исчезновение начальнику тюрьмы, представ перед ним, как и во всех предыдущих случаях, по собственной инициативе после возвращения с концерта.
Начальник, которому, видимо, все эти штучки Хадада уже окончательно надоели, стал мрачно выговаривать ему, что распорядок тюрьмы исключает такие отлучки. «Но, сэр, — простодушно возражал Хадад, — я же вернулся. Я всегда возвращаюсь. Я ведь не пытаюсь избежать положенного мне наказания. Кому я сделал плохо, поступив так?»
Но на этот раз оправдания не помогли, и Хадад получил наказание в виде двухнедельной отсидки в одиночной камере. Однако спустя неделю Уилсона и еще одного тюремного врача срочно вызвали на этаж, где в одиночке сидел Хадад. Оказалось, что уже несколько дней он не отвечал на обращения через окошко и вообще не подавал признаков своего присутствия. Когда дверь камеры открыли, то увидели Хадада висящим в петле из форменного тюремного ремня, который носили охранники. При этом вдруг обнаружилось, что у одного из них, только что открывавшего дверь, ремень из брюк исчез…
Оба врача констатировали у покончившего с собой полное отсутствие признаков жизни, и его тело было отправлено в тюремный морг. Через несколько дней те же врачи в сопровождении двух других пришли в морг, чтобы произвести вскрытие тела Хадада.
Но когда один из них со скальпелем в руке склонился над телом, оно вдруг поднялось и село. Врач в ужасе выронил скальпель и перекрестился. А Хадад открыл глаза и вежливым, просительным тоном произнес: «Господа, я предпочел бы, чтобы вы не делали этого…» [11, с. 110–111].
Похищение женыавстралийского винодела
Событие, о котором пойдет речь, произошло в австралийском штате Квинсленд. На земельном участке, принадлежащем 39-летнему предпринимателю Кейту Райлэнсу и расположенном в окрестностях приморского городка Тиаро, в нескольких милях севернее Брисбена, шло строительство винодельческого завода. Поздним летним вечером 4 октября 2001 года на строительной площадке находились сам владелец участка и будущего предприятия, его 22-летняя жена Эми и их деловой партнер, 35-летняя Петра Хеллер.
Около 9:30 Кейт отправился в спальню привезенного на участок передвижного дома-автоприцепа, Петра ушла в отведенную ей комнату, а Эми уселась на диван перед телевизором в примыкающей к обеим комнатам «гостиной». Дверь между гостиной и комнатой Петры осталась приоткрытой.
А дальше, как рассказывает Петра, произошло следующее. В начале двенадцатого ночи она внезапно проснулась с ощущением непонятной тревоги. Что-то заставило се заглянуть в гостиную. То, что она там увидела, ошеломило ее…
Через открытое окно внутрь гостиной проник яркий прямоугольный луч света. Его конец был словно бы срезан. Внутри луча, растянувшись во весь рост, лежала спящая Эми. Луч вытягивая ее головой вперед через раскрытое окно наружу. Рядом с ней внутри луча Петра заметила несколько предметов — раньше они находились на столике, стоявшем рядом с диваном, на котором смотрела телевизор Эми.