Особо интересны столбцы VI–IX, представляющие систематические глагольные парадигмы; формы расположены в в следующем порядке:
Императив, 2-е л.
Пожелательное наклонение, 1-е л.
* 3-е л.
Совершенный вид, 3-е л.
* 1-е л.
* 2-е л.
Несовершенный вид, 3-е л.
* 1-е л.
* 2-е л. и т. д.
Следует заметить, что шумерская глагольная форма может содержать множество показателей пространственного и другого характера, показатели действия и состояния и т. д. Все эти дополнительные формы также включены в парадигму, но подчинены ее основной структуре.
Столбцы X–XI пытаются соединить распределение глагольных форм по парадигме с указаниями в переводе на омонимические значения; тут же приводятся и другие, мало систематизированные лексикологические сведения и т. д. В списках XII–XVIII содержатся различные полезные писцу глоссы и выражения; вперемежку с ними иногда приводятся куски парадигм.
Никаких теоретических сочинений по грамматике до нас не дошло, но ясно, что была создана довольно основательно продуманная грамматическая терминология. Она подробно известна только из поздних текстов (VI–IV вв. до н. э.), но есть основания думать, что многие термины были придуманы уже в старовавилонский период. Имеются некоторые удачные термины; таковы ištēn — «один» и ma'dūtu — «множество» (единственное и множественное число), hamtu — «быстрый» и marû —«жирный» (пунктуально-совершенный и курсивно-несовершенный вид). Имелось также понятие глагольной породы. Удача грамматистов в создании терминологии в данном случае объясняется тем, что данные категории близко совпадали в аккадском и в шумерском.
Следует заметить, что самостоятельно, без устных пояснений, ученик ни в коем случае не мог бы разобраться в шумерском тексте с помощью одних грамматических перечней.
Были также перечни — орфографические справочники для написания имен собственных, имен богов и т. п.
Перечни слов являлись, как указано, и словарными пособиями (по ним можно было найти значение шумерского термина, правильное написание того или иного нечасто употреблявшегося слова), и зачатком энциклопедии (они были сводками терминов, известных по каждой отрасли знания).
Помимо терминологических справочников в число учебных пособий более поздней э-дубы включались перечни медицинских пособий и химических рецептов, также подлежавших выучиванию наизусть, что привело в дальнейшем к упадку искусства практических лекарей, учившихся делу лишь «по писаному», и к расцвету искусства врачей-заклинателей (как бы «психотерапевтов»). Особенно следует упомянуть громадные списки так называемых Omina, т. е. предзнаменований будущих событий (частного характера) по естественным казусам или по результатам специальных гаданий, особенно по форме печени жертвенного ягненка. Наравне с этим, как показано французским ученым Ж. Боттеро, в курс э-дубы включались и перечни судебных казусов — «своды законов». Подобно тому как по писаному перечню диагнозов проводилось настоящее лечение, так и по писаному собранию правовых казусов вершился настоящий суд. Однако «перечневый» характер законов отличал их от кодексов позднейшего времени. Они были скорее образцами правильных судебных решений, которым и должны были следовать судьи, чем попытками кодифицировать право, остававшееся во многом обычным: случаи очевидные (например, смертная казнь за преднамеренное убийство) в эти списки не вносились. Кроме того, в отличие от HAR-ra = = hubullu и других терминологических перечней, в отличие от рецептов и Omina, записанные судебные казусы не были анонимными, а приписывались конкретным царям и содержали похвалу им, их титулатуру и проклятия царям, которые отменили бы их правосудие. Если законы Шульги хранились в изучаемой нами школе (U. 7739) — а впоследствии тысячелетиями хранились и переписывались для школы и Законы Хаммурапи, — то сам Хаммурапи велел начертать их и на каменных стелах, поставленных в разных городах на видных местах. Поэтому эти перечни судебных казусов были далеко не только частью учебных пособий э-дубы, но и законами в собственном смысле слова. Искусство изготовления красок и эмали, врачебное искусство и право выделились не только как предметы преподавания, но и как практическая область действия.
Подобные перечни относились, конечно, к высшим «курсам» наук э-дубы; основу знаний должны были составлять более простые перечни.
Главным образом перечни слов служили пособием для самого усвоения грамоты, как шумерской, так и аккадской, путем постоянного, многократного переписывания и заучивания наизусть.[261]
Логическому мышлению в вавилонской школе не обучали — тот процесс логических умозаключений, результатом которого могло явиться составление таблиц, списков или рецептов, был проделан заранее составителями; мы не имеем ни одного трактата или другого какого-либо сочинения, посвященного дедукции, индукции или другому чисто логическому оперированию с фактами. Однако же такое оперирование должно было происходить на каком-то этапе.
Это видно, между прочим, на примере одного учебного пособия, позволяющего нам представить себе одновременно уровень старовавилонской грамматической, правовой и педагогической науки. Это тоже двуязычный текст, называемый «KI.KI.KAL-bi-šè = ana ittišu» или кратко «Ana ittišu» — «По извещению об этом», датируемый в своем окончательном виде, вероятно, серединой XVIII в. до н. э., но не раньше XIX в. до н. э.[262] Было ли это пособие известно в царстве Ларсы, пока не установлено. В Уре на «Тихой улице, 7» (см. гл. VIII) найден его маленький фрагмент вместе со школьной библиотекой, но похоже, что он попал туда из более позднего слоя.
Как уже упоминалось, в начале II тысячелетия до н. э. шумерский язык постепенно вышел из живого употребления, однако в школах его продолжали изучать, переписывая шумерские литературные и другие произведения, хотя обиходным языком был только аккадский. Юридические документы тем не менее все еще полагалось составлять либо целиком по-шумерски, либо по крайней мере выдерживать все стандартные части юридического формуляра по-шумерски; по-аккадски помимо имен собственных нередко делались нестандартные приписки и вписывались клаузулы, специфические только для данного конкретного дела. Но иной раз писец — особенно в тех случаях, когда он плохо помнил все необходимые выражения шумерского формуляра, — отходил от этих правил и составлял и другие части документа по-аккадски.
По-видимому, в конце XIX — начале XVIII в. до н. э., когда в Нижней Месопотамии временно началось бурное развитие частного предпринимательства и частного права, стороны в умножившихся юридических сделках не всегда могли располагать помощью высококвалифицированных писцов, знавших юридическую терминологию и прошедших полный курс шумерского языка. Поэтому документы часто составлялись на варварском, чудовищно искаженном шумерском языке; так, некоторые писцы не умели образовать множественное число от ì-lal-e — «он отвесит» (серебро, т. е. заплатит цену) и вместо ì-lal-е-ne — «они отвесят» писали ì-lal-e-mes — букв. «он отвесит они суть».
Положению, видимо, и должно было помочь пособие «Ana ittišu». Подобно другим «филологическим» текстам, оно было составлено в столбцах (по-шумерски и по-аккадски) и имело следующее содержание:
Первая часть пособия:
Таблица I, I, 1—16: подборка фраз об уплате долга;
1,1,17—IV, 76: парадигмы спряжения важнейших шумерских глаголов, встречающихся в юридических текстах, иногда с примерами предложений;
Таблица II. I, 1—43: подборка фраз о процентах;
I, 44–56: некоторые типичные для процентных документов глагольные формы;
I, 57–90: подборка фраз, связанных с процентным (HAR-ra = = hubullu) и беспроцентным долгом (izkim-ti-la, eš-dé-a, šu-lal = qīptu, qāpu), обменом (šu-bal = šupēlu) и с разделом пополам;
II, 1—71: подборка оборотов (в том числе и примеров на употребление притяжательных местоимений), а также глагольных форм, типичных для юридических документов различного содержания;
III, 1—IV, 54: подборка терминов и оборотов, употребительных в торговых делах и в сделках купли, продажи, обмена и других, связанных с уплатой денег («серебра»);
Таблица III, I, 1—II, 1: подборка терминов и оборотов, связанных с сельскохозяйственными работами, в особенности применительно к нуждам составления арендных и долговых документов;
II, 2 — III, 4: подборка терминов и оборотов, связанных с разными видами имущества и операциями с имуществом;
III, 5 — III, 27: подборка терминов и оборотов, связанных с вопросами наследования и усыновления;
III, 28 — IV, 56: термины и обороты, связанные с вопросами наследования и усыновления, подобранные так, что образуют почти сплошное повествование, прерываемое лишь вариантами отдельных описанных в этом связном тексте ситуаций или отдельных употребленных выражений.
Вторая часть пособия:
Таблица IV, I, 1—III, 72: подборка терминов и оборотов, связанных с организацией сельскохозяйственных работ на полях дворца (a-šag é-gal = eqel ēkalli), включая поля царя (a-ša(g) lugal = eqel šarri) и поля илотов (a-ša(g) mašdá = = eqel muškēnī);
IV, 1—51: подборка терминов и оборотов, связанных со сдачей внаем жилых помещений.
Таблица V сохранилась плохо; видимо, здесь в числе прочего приводилось именное словоизменение, в том числе в определенных, наиболее типичных конструкциях (с именем и с притяжательным местоимением). Взяты существительные «хозяин, дом, поле, сад, раб, рабыня», названия важнейших обязательных жертвоприношений, а также слова «содержание, паек, ячмень».
Таблица VI, I, 1 — II, 61: подборка терминов и оборотов, связанных с различными правоотношениями двух сторон, включая взаимные расчеты, клятвы и т. п.;
III, 1—22: подборка терминов и оборотов, связанных с наймом работника;