асчитывала в среднем 30–40 человек, что по порядку величины близко к данным Н. Б. Янковской для гораздо более отсталой хурритской Аррапхи в предгорных районах за Тигром в XV–XIV вв. до н. э.[296] Она же показала, что индивидуализация общинных земельных владений, как и вовлечение их в оборот, начинается со специализированных плантаций, возделываемых отдельными индивидуальными семейными группами в пределах большесемейной общины.[297] К этому надо еще прибавить, что всякая большесемейная община естественным ходом вещей на 3—4-м поколениях дробилась, так что и отдельное существование индивидуальной семьи является преходящей, но в то же время нормальной стадией в развитии большесемейной общины, и потому нет ничего удивительного, что известный процент продавцов земли даже и в общинно-частном секторе составляют отдельные хозяева. Таким образом, в сельском хозяйстве Нижней Месопотамии вне государственного сектора и во II тысячелетии до н. э. положение несущественно отличалось от того, которое здесь существовало на пятьсот-семьсот лет раньше, а также от положения в более отсталых местностях месопотамской периферии.
49. Пахота на волах. С изображения на цилиндрической печати 2-й половины II тысячелетия до н. э.
Заметим, однако, что в пределах того же царства Ларсы вокруг столицы его — собственно Ларсы — документами сельских семейных общин не засвидетельствовано. Это может иметь различные причины. В столичной округе мог быть значительно выше процент площади дворцового и храмового сектора, а так как число арендных и продажных документов на поля вообще очень невелико, то из г. Ларсы они могли не дойти чисто случайно. Или же в г. Ларсе действовал какой-либо запрет на аренду общинной земли. Что общинно-частный сектор существовал и там, нам, как представляется, удалось показать путем анализа переписки вавилонского царя Хаммурапи с управляющим царскими землями в покоренной Ларсе Шамашхазиром.[298]
Помимо того что сельское население, не принадлежавшее к числу царских и храмовых людей, обычно держалось в течение 3–4 поколений семейными общинами, оно, несомненно, имело и другую организацию. Установить ее существование трудно, потому что частноправовых документов, касающихся негосударственной земли, дошло мало и в них данных об организации сельского населения нет, а документы отчетности касаются, как правило, земель царских и храмовых различных категорий, деловая же переписка тоже касается административных вопросов, связанных с теми же землями и находившимся на ней персоналом. Н. В. Козырева, изучая город Ларсу и его округу того же периода, которым мы заняты здесь, обнаружила, что деревенские поселения (uruki, ālu[m] — «поселения» и an-zag-gàr, dimtu[m] — «башни») в подавляющем большинстве случаев носили названия по именам царей или крупных царских чиновников, и если не все, то значительной частью своих территорий представляли царские или храмовые земли — индивидуальные «наделы-кормления» (gán šuku[m], kuru[m]6, eqlum šukussum или kurummatum) либо индивидуальные и групповые «урочные» (gán éš-gàr/gú-un, eqel iškārim или biltim). Тем не менее выясняется, что помимо царских и храмовых служащих, ведавших этими землями и продуктами, собиравшимися с них, в сельских местностях имелись еще и «старейшины» (šībūtum или kabtūtum), никогда не упоминающиеся[299] в составе лиц, вознаграждаемых из казны, и возглавляемые «старостой» (rabi'ānum или haziānum, hazannum); последний, видимо, назначался царем. Анализ документов из переписки Хаммурапи с Шамашхазиром, где упоминаются старейшины, показывает, что юрисдикция их отличалась от юрисдикции царско-храмовых чиновников: одни дела, связанные с землевладением, решаются в административном порядке чиновниками, другие — совместно чиновниками и старейшинами и, наконец, третьи — только старейшинами. Таким образом, очевидно, существовали земли и люди, на которых юрисдикция чиновников не распространялась. Здесь, очевидно, и нужно искать земли, находившиеся во владении семейных групп, которые могли их сдавать в аренду или, в единичных случаях, и продавать, не считаясь с царскими властями.
Кроме того, есть ряд случаев, когда селение как целое (причем речь идет о населенных пунктах, не носивших имен царей и чиновников) самостоятельно вступало в частноправовые отношения с частными лицами (U.16830, UET V, 206; см. ниже) или с властями.[300] Ясно, что такое «юридическое лицо» должно было иметь свою собственную организацию, отличную от царско-храмовой, и ее представителей. Очевидно, такой организацией могла быть лишь сельская территориальная община, представленная своими старейшинами и (назначенным) старостой, а может быть, и народным собранием (unken, puhru[m]). Надо полагать, что и горожане, обладавшие собственной землей (о чем речь пойдет ниже), могли иметь ее тоже только в пределах общин. Неудивительно поэтому, что в составе старейшин были и жрецы, и царские служащие.
Сельские общины, видимо, платили налог (máš, sibtu[m]) и десятину храмам (zag-u, ešertum), может быть, и другие поборы, хотя мы плохо осведомлены о том, все ли население их платило и каков был порядок их распределения и взноса.
Во всяком случае, не должно быть сомнения в том, что в составе царства Ларсы были сельские (территориальные) общины и что их население жило в основном семейными общинами.
II
В составе городского населения чаще всего приходится иметь дело с индивидуальными «малыми» семьями. Это неудивительно, поскольку в городе едва ли не обычно встречаются семьи царских и храмовых служащих, которые издавна в Месопотамии были именно индивидуальными; отчасти также это ростовщики и коммерческие посредники, сама профессия которых не терпит, по-видимому, коллективности. В гл. IV встретились нам и отдельные частные предприниматели (такие, как Эйанацир), составившие свое состояние, надо полагать, на развалинах системы дворцовой торговли. В таких домах лишь двери, кое-где (нечасто) открывающиеся из одного дома в семейное святилище другого дома, указывают нам на прочность семейных связей и тут.
50. План домов, связанных с семьей Имликума и его родичей, «Патерностер роу 2—14», «Базарный переулок, 2», а также «школы» (участок АН, Вулли, UE VII)
Но и в городе так было не всегда и не всюду. В этой главе мы возьмем один показательный случай: люди действуют по двое, по трое, иногда и в одиночку, но всегда связаны между собой тысячью деловых уз, и, несомненно, они состоят в родстве; по большей части это, вероятно, родные и двоюродные братья.
Находки U.16826—16828 сделаны в одном месте («дом 24» по предварительному счету археологов, по-видимому, дома «Патерностер роу, 4—12»[301]), а находка U.16830 — в другом месте («дом 26», предположительно либо «Патерностер роу, 14», либо «Базарный переулок, 2»); однако и принципалы и свидетели в сделках в обоих местах примерно одни и те же. Поэтому мы будем рассматривать эти архивы вместе.
В документах находок U.16826 — U.16828, а также в сборном «архиве» U. 17249, куда попали таблички, найденные в разных местах, в том числе и из того же архива, что и U.16830, упомянуто сотни три лиц. Большинство из них приведено в единичных документах — это продавцы и арендодатели земли или людей, случайные свидетели и т. п. Но примерно полтора десятка лиц в документах этих архивов выступают как стороны в сделках, как приобретатели. Далее есть небольшая группа лиц, являющихся то как стороны, то как свидетели, а затем еще значительная группа людей, выступающих в «страдательной» роли — продавцов, должников, зависимых людей; те или другие лица в тех или иных комбинациях (очевидно, именно в силу своей зависимости) предстают постоянно в роли свидетелей в сделках состоятельных лиц первой группы; среди них есть несемейные женщины, люди, называющие вместо отчества имя матери или просто названные «сыновьями блудницы», и люди семейные, но обнищание которых можно проследить от документа к документу. Интересно, что и среди людей этой группы тоже чувствуются явные родственные связи — между собой, а иногда, по-видимому, и с их богатыми «патронами».
51. Улица «Патерностер роу» у дома 4 (слева) и домов 5, 7, 9 (справа). В глубине столб с изображением Хендурсанга. Реконструкция по археологическим данным
В обществах более устойчивых, чем старовавилонское, которое возникло из руин рухнувшей деспотии «Шумера и Аккада» и не успело создать собственных традиций, было принято, чтобы документы свидетельствовались членами совета старейшин или суда. В Уре времени династии Ларсы так дело не обстояло: списки свидетелей не повторяются, и, стало быть, они не представляют какой-либо определенный орган. Есть дела, решаемые перед коллегией суда или храма, но тогда документ не завершается списком свидетелей, а начинается списком членов данной коллегии. Разумеется, в свидетели можно было пригласить (и приглашали) почтенных лиц, особенно из соседей; но в денежных делах, где можно было ожидать противодействия исполнению соглашения в желательном для кредитора смысле, вероятно, силен был соблазн призвать в свидетели людей, от кредитора же и зависимых. Какова бы ни была к тому причина, ясно, что среди свидетелей семьи Имликума и его родичей было много лиц, обнищавших и нуждавшихся в покровительстве.
52. Двор для культа предков в доме «Патерностер роу, 4». Реконструкция по археологическим данным
Состоятельная часть лиц, упоминаемых в архивах этой группы, явственно распадается на мало участвующих в деловой жизни — есть серьезное основание считать, что они обычно имеют жреческие доходы от храмов, — и дельцов; последние никак ни с храмом, ни с дворцом не связаны и должны, очевидно, быть отнесены к числу свободных граждан внегосударственного сектора. Этому, конечно, нисколько не противоречит, что упомянутые жрецы, надо думать, — их близкие родичи. Вообще говоря, совмещение храмовой или царской службы с деловой деятельностью «на стороне» было вполне возможно (свидетельство тому — КуНингаль, о котором речь пойдет в гл. VIII), но, очевидно, имея достаточные храмовые доходы, можно было ими и довольствоваться.