любых действий, происходивших в храме, было прежде всего обслуживание божества (как во дворце — обслуживание царя), — конечно, такое обслуживание, которое могло бы снискать его милость, — но ведь и весь род человеческий, по шумерскому учению, был создан только для обслуживания и кормления богов;[23] а раз так, то между главным жрецом — sanga, аккад. šangû — и посыльным храма — rá-gab, аккад. rakbu(m) — различие было только в ранге: оба служили на дом бога, и именно поэтому никого не занимало, будет ли лицо, купившее право на 1/360 должности (и доходов) какого-либо служителя культа, носителем особой благодати. Ведь и каждый глава семьи был у себя дома жрецом и совершал сакральные действия. Но приступать к священнодействию служитель божества должен был в ритуально чистом состоянии — весь выбритый, умытый, умащенный, без телесных изъянов.
Итак, многие лица смогли нажиться в новой сложной и бедственной обстановке и могли теперь вести и даже всячески укреплять свое частное хозяйство (либо на «своей», т. е. общинной, либо на царской или храмовой земле), могли производить хлеб, финики, овощи и изделия ремесла как впрок, так и на продажу и таким образом создавать накопления. При расширении частного хозяйства необходимы были рабочие руки. В описанных условиях понятно, что в стране оказалось множество людей, готовых с голоду идти внаем или в долговую кабалу либо даже продать часть своего надела общинной земли, а то и весь надел, а некоторые и совсем уже были лишены всякого имущества. Между тем каждый военный набег (а военные набеги происходили каждое лето) и каждый военный переворот множил число людей, обращенных в нищету или рабство.
Изучаемый нами «старовавилонский» период в истории Нижней Месопотамии был временем расцвета рабства, причем хотя это рабство все еще носит черты патриархальности (на чем мы остановимся ниже), однако по правовому положению рабы все более начинают напоминать рабов античного мира: их лишают права свидетельствовать в суде и — что важнее — настолько фактически ограничивают их возможность искать себе в суде защиты, что судебные процессы раба против хозяина, еще хорошо известные во времена III династии Ура, теперь исчезают, хотя § 282 Законов Хаммурапи, по-видимому, их формально разрешал. Оковы и клеймение становятся обычным спутником рабства;[24] рабские семьи в документах не упоминаются.
Разделение труда зашло достаточно далеко, чтобы появился хотя бы небольшой внутренний рынок: даже безземельные свободные работники были вынуждены покупать часть пищи и одежды. Их плата исчислялась в серебре, а если даже фактически, быть может, выплачивалась необходимыми им натуральными продуктами, то не круглый год: ведь в самом хозяйстве, где они были заняты, этот продукт создавался не все время, а сезонно, и у хозяев обычно не было достаточно больших складов для постоянного хранения лишнего продовольствия; богатые же люди, ведшие специализированное плодовое (главным образом финиковое), ремесленное или торговое хозяйство, еще более работников нуждались в покупках всего того, чего они не производили сами. Между тем свободных наличных денег (например, серебряного лома) в обращении было очень мало, а при сезонном характере поступления любых доходов (урожая, наемной и другой платы, прибыли с торгового путешествия и т. п.) все хозяева без исключения нуждались в кредите, а бедная часть населения — и в особенности. Поэтому широко расцветает ростовщический кредит; рост в 1/3 на металл (по-видимому, при любом сроке займа) и 1/3 на хлеб считался справедливым.
Почти всюду начинается купля-продажа финиковых плантаций, а также полей (но не в Уре, в Лapce же, по-видимому, только в каких-то исключительных обстоятельствах). Первый документ — из Ниппура времени СумуЭля, царя Ларсы; по тому же документу отчуждаются и жреческие доходы:[25] именно в Ниппуре, главном культовом центре Шумера и Аккада, такая торговля особенно процветала. Из Иссина известны случаи продажи частным лицам даже заведомо дворцовой земли, что прямо и указано в самой сделке;[26] в других, менее «традиционных» городах, возможно, продавали такую землю и без всяких оговорок. Правда, в изучаемом нами царстве Ларсы купля земли, особенно полей, была, по-видимому, по большей части запрещена, как и во времена III династии Ура. Общественное мнение, как видно, продолжало считать землю любого рода неотъемлемой собственностью общины и ее бога и столь же неотъемлемым владением «домов», которые эту территориальную общину составляли. К этому времени фактически уже совершенно обособились от общины и «дом» царя (é-gal, ēkallu[m] «большой дом»), и «дома» богов, т. е. храмы, так что территориальную общину непосредственно составляли теперь частные «дома», которые могли образовывать либо большесемейную неразделенную общину (главным образом в сельской местности), либо индивидуальную патриархальную семью (главным образом в городах).[27] Земля и «дом» в территориальной общине были между собой неразделимы, и поэтому продажа земли была равносильна отказу продавца от гражданских прав в общине — превращению его в бездомного изгоя, и на такую сделку, по-видимому, люди шли только уж в случаях крайне бедственного положения.
Но и с точки зрения государства, каким бы паразитическим оно ни было, продажа земли, закабаление и обезземеливание бедной части населения должны были казаться нежелательными явлениями: лишенный гражданских прав раб-должник или безземельный бродяга не были бы уже для царя источником поборов и с трудом могли быть использованы в военном ополчении и даже на ирригационных и строительных повинностях. Многие цари (а может быть, и все) по стародавнему обычаю объявляли, чаще всего в первый же год своего правления и затем, через известные промежутки времени, повторно, «освобождение» (точнее, «возвращение в исходное состояние», ama-(a)r-gi, andurāru[m]), или «справедливость» (шум. ŋi(g)-si-sá, mīšaru[m]), что означало отмену всех долговых обязательств и сделок о долговом рабстве, а также продление недоимок по налогам и сборам, а иногда и отмену сделок купли-продажи земли и возвращение ее первоначальным владельцам.[28] Последние, однако, к этому времени нередко находились до такой степени без средств, что не могли уже надеяться поддерживать даже на своей прежней земле свою семью и поэтому снова уступали свой бывший участок тому же покупателю за более или менее номинальную плату; по крайней мере такие случаи известны нам от несколько более позднего времени.
С точки зрения современной исторической науки общество царства Ларсы делилось на три класса: класс, пользовавшийся эксплуатацией рабского и плотского труда, класс, не эксплуатируемый и никого не эксплуатирующий, и класс эксплуатируемых «рабского» типа. К первому принадлежали царская семья и круг царских приближенных, которые жили за счет доходов с царского хозяйства и дележа налогов, верхушка храмового персонала, жившая за счет храмового хозяйства и приношений храму, и частные лица, члены городских и сельских общин, имевшие рабов и эксплуатировавшие рабский труд. Ко второму принадлежали земледельцы, организованные в большесемейные общины, и ремесленники. Под ремесленниками следует разуметь как частных, которые сами реализовали свою продукцию, либо через скупщиков, либо непосредственно продавая ее потребителям, так и дворцовых и храмовых, которые сдавали свою продукцию дворцу или храму; такие ремесленники жили за счет выдач либо продуктов или серебра, либо земельных наделов, которые они сами обрабатывали. Хотя эти выдачи шли из храмовых доходов, как и у эксплуатирующего класса, однако, поскольку ремесленники, со своей стороны, сдавали материальную продукцию, постольку к эксплуататорам их причислять нельзя. Наконец, в класс эксплуатируемый входили, с одной стороны, собственно рабы (и частные, и казенные, потому что рабов и особенно рабынь, например ткачих, скотниц и т. п., держали и дворец и храмы. Это показывают нам преимущественно документы III династии Ура, но нет причин думать, что при царстве Ларсы дело обстояло иначе); а с другой стороны, в этот же класс входили илоты, т. е. люди, лишенные собственности на средства производства и эксплуатируемые, как и рабы, путем внеэкономического принуждения (т. е. не через рынок), однако не подлежавшие продаже, имевшие семьи и нередко земельные наделы; они были, конечно, только в собственности дворца или храмов.
Это разделение, соответствующее современному пониманию социально-экономических отношений, носит абстрактный характер: в реальной жизни, где отношения людей определялись не обнаруживаемыми путем анализа классовыми отношениями, а сословными и профессиональными гранями, осознаваемыми самими древними людьми, четко разбить население по классовой принадлежности оказывается трудно.
Мы не знаем, как в царстве Ларсы обозначали существовавшие сословия, но по аналогии с царствами Эшнуны, Вавилона и Иссина можем предполагать, что сами древние делили общество, если не считать рабов в собственном смысле слова (wardū, ж. p. amātu[m]), на два сословия: 1) шум. lú, аккад. awīlū и 2) шум. mašdá или maś.ka15.en, аккад. muškēnū(tum). К первому относились все, кто обладал или по праву мог обладать недвижимой собственностью в составе городской или сельской общины, будь то простой член ее или царский либо храмовой человек высшей категории, т. е. обязанный царю или храму только службой, но не материальными поставками (шум. gú-un, аккад. biltu[m]). Ко второму относились все те люди царские и храмовые (при Хаммурапи они были одинаково царскими), которые были обязаны материальными поставками (