ти? Или разгоняли облака, мешающие капитанам видеть путеводную Звезду?
— Ммм… я уже сказал, что плохо помню юность… но, вроде бы, ничего такого.
— Тогда, быть может, у вас имелся любимец? Легендарный герой, полный отваги и дерзости, прославленный среди людей, но смиренный пред лицом богов? Вы полюбили его и взяли под свое покровительство, оберегали от причуд судьбы. С вашей помощью этот герой достиг таких вершин, что прежде не снились смертным. Например, маркиза Фарадея часто называли любимцем морских богов. Не ваша ли ладонь лежала на его плече?
— Насколько помню, я таким не занимался. У нас вообще не приветствуется фаворитизм, считается правильным давать всем равные возможности.
— Стало быть, вы просто водили суда? То есть, простите, священные суда, озаренные высшей благодатью?
— Карен, это уже не первый вопрос, и даже не третий.
— Приношу извинения, о божественный лоцман. Не смею дольше занимать ваше время, тем более, что ответ и так ясен.
Беседа сильно удручила Нави. Дороти, как могла, утешила его. Принесла из харчевни любимую им куриную ножку, услала Карен за горячей водой, чтобы больше не мучила расспросами. Когда доставили воду, позволила Нави первому принять ванну, а на ночь уступила ему лучшую, господскую кровать. Их номер состоял из двух комнат: в господской имелось просторное ложе под балдахином, а в клетушке для слуг — узкая двухъярусная койка. Нави роскошно устроился на мягком и вскоре засопел, а Карен и Дороти кое-как улеглись на нарах. Впрочем, Дороти без труда уснула бы и там — в лечебнице привыкла к любому неудобству, — но возмущение прогнало сон. Она поворочалась так и этак, поискала в себе душевных сил, чтобы извинить Карен, но не нашла их — и тычком снизу разбудила соседку.
— Миледи, неужели вам не совестно?
— Я старше вас двоих и выше родом, но сплю на самом неудобном месте. Совестно должно быть вам.
— Я не об этом, тьма сожри! Вы обижаете Нави! Мы обязаны ему свободой и жизнью, а вы вместо благодарности подвергли его допросу!
Карен промолчала у себя на верхней койке. Дороти пнула ее снизу:
— Не смейте игнорировать меня!
— Я просто жду, миледи, когда вы выскажете все обвинения. Хочу ответить на них скопом.
— Тьма сожри, одного уже достаточно, чтобы вы сгорели от стыда! Но пожалуйста, вот еще: вы не верите ему! Открыто сомневаетесь в нем, хотя Нави не раз и не два доказывал свои невероятные таланты!
— Услышала вас. Что-нибудь еще?
— О, да! Нави юн и раним, вы могли это заметить! У каждого из нас свои недостатки. Я потеряла память, вы — ленивая грязнуля, у Нави — тонкая душа. Нужно быть снисходительными друг к другу, а не бить по больному!
— Как это мило с вашей стороны… Желаете еще добавить?
— Главное, миледи! Он — бог! Вы что, идова еретичка, чтобы так говорить с богом? Желаете на костер?! Я это легко устрою, раз уж сплю под вашими ягодицами!
— Миледи, я напугана. Позвольте мне теперь ответить.
— Уж будьте добры! Имеете ли хоть какое-то оправдание вашим поступкам?
— Да, и вы его прекрасно знаете.
— Ума не приложу!
— Подумайте.
Дороти пнула верхнюю койку с такой силой, что скрипнули доски. Карен перегнулась через край:
— Леди Дороти, попробуйте окончить мою реплику. Я так обращаюсь с Нави потому, что он… далее идет одно слово, угадайте его.
— Он бог, а вы еретичка!
— Это пять слов, а нужно одно.
Дороти выбросила руку и ловко поймала Карен за волосы:
— Еще одна насмешка, и я сдерну вас оттуда.
— Безумец!
— Что?..
— Сумасшедший! Вот недостающее слово. Нави — блаженный. Малахольный. Мозги набекрень. Клопы в голове. Мамкино горе. Выпал из колыбельки, стукнулся темечком. Желаете еще метафор?..
Дороти отпустила соседку и удивленно разинула рот:
— Вы все еще верите…
— В его безумие? А что должно было разрушить мою веру?
— Я здорова, и вы здоровы! Нас запихнули в лечебницу силой!
— Нас — да. Но Пэмми в полнолуние бьется о стену головой — либо чужой, либо своею, коль чужой не имеется. Бикус жрет экскременты — трижды был пойман. Сара Сандерс слышит голоса умерших. Причем они звучат в ее животе, Сара сгибается ухом к пупку, чтобы лучше расслышать. А Вильгельм из Мейпла верит, что он — Праотец Вильгельм. Одно время повадился постреливать Перстом в тех, кто ему не нравился. Выставит указательный палец и орет: «Фшух — ты горишь! Пламя, пламя!» Однажды сильно взбесил медбратьев, и палец ему сломали. С тех пор Вильгельм не стреляет, а пишет священный труд. Только он безграмотен, потому вместо букв рисует крестики.
— Миледи, сколько бы ни было на свете безумцев, Нави — не из их числа! Он — гений с ясным и чистым умом!
— Конечно. Именно поэтому он зовет себя богом, не может вспомнить собственное детство и плачет от самых простых вопросов. Я уж молчу об одержимости числами.
Дороти замешкалась. Она верила в Нави нерушимо и свято, но все же фанатичкой не была и могла понять: рациональные доводы — на стороне Карен. Дороти стала искать аргументы, но сразу не нашла, а Карен тем временем нанесла еще один удар:
— Миледи, я признаю, что Нави весьма одарен, и в вопросах навигации почти гениален. Потому я вполне понимаю ваш восторг. Но и вы должны понимать: одаренность не исключает сумасшествия, а часто даже наоборот, сопутствует ему. Гениальность и безумство ходят рука об руку — неужто вы не слыхали этого?
Дороти тяжко вздохнула:
— Ладно уж, спите. Сегодня я слишком утомлена, чтобы переспорить вас.
— Э, нет, миледи, теперь мой черед. Вы свои претензии высказали.
Дороти поперхнулась словами:
— Пф-что?! Я вытащила вас из лечебницы, где вы гнили заживо! Я гребла в шлюпке всю ночь, пока вы упражнялись в остроумии! Вам хватает наглости…
— Он все еще любит меня. Он все еще меня любит! Миледи, вы же солгали об этом?!
— Я вас спасла!
— Тьма! Умоляю, наслаждайтесь своим милосердием, гордитесь собою сколько угодно, впишите великодушие в родовой герб и передайте его потомкам. Но сейчас я требую правды. Вы солгали — стало быть, знаете, что он меня не любит?
— Ммм… Нет.
— Вы ничего о нем не знаете?
— Уффф… Да, ничего. Я просто угадала. Подумала, давняя любовь еще может расшевелить вас.
— Вы не знаете судьбы моего любимого?
— Нет.
— И даже не понимаете, кто он?
— Нет, миледи.
Карен сделала паузу, чтобы спуститься с верхней койки. Обулась, встала во весь рост над соседкой, откинула волосы с лица.
— Миледи, именем Праматери Елены я возлагаю на вас ответственность. Вы извлекли меня из лечебницы и вытащили в большой, враждебный, забытый мною мир, где я имею лишь одну цель: найти любимого. Вы обязаны помочь мне.
Тогда Дороти тоже поднялась на ноги.
— Вы знаете, миледи: я должна найти дочь.
— Вне сомнений. И я буду помогать вам по мере сил. Но, найдя дочку, вы не посмеете бросить меня. Мы будем вместе, пока я не узнаю судьбу моего мужа.
— И пока я не найду Глорию.
* * *
Будучи на борту «Белой пантеры», Нави продал капитану еще два навигационных секрета, так что деньги у беглецов имелись. Также они придумали способ передвигаться, не запоминаясь свидетелям. Всякий, кто увидит лорда или леди со слугами, сохранит в памяти вельможу, но упустит число и возраст слуг. Рассказывая потом о событии, свидетель может и вовсе не упомянуть слуг, ведь зачем о них говорить — и так понятно, что при вельможе имелась какая-то свита. Потому беглецы обзавелись каждый двумя комплектами платья (господским и холопским), и решили во всяком новом месте сменять «господина». Роль вельможи будет исполнять то Карен, то Дороти, то Нави, так что в памяти свидетелей будет всегда оставаться лишь один человек, притом разный. Правда, добыть господскую одежду оказалось нелегко. Платья горничных, передники, чепцы, скромные серые плащи имелись в лавках готовой и ношенной одежды; но где найдешь наряд, достойный леди, еще и по фигуре? Карен и Дороти, переодевшись служанками, оббегали полгорода без успеха. Но затем в порт удачно зашло шиммерийское судно с грузом шелков — и, как водится у южан, с дюжиной готовых платьев, для иллюстрации достоинств ткани. Там беглецы раздобыли искомое.
Гораздо хуже, чем с деньгами и одеждою, дело обстояло с планами. У каждого из троицы имелась своя цель, и цели противоречили друг другу.
Дороти мечтала найти дочь. Она вспомнила и внешность дочки, и манеры, и голос, и, конечно, имя — Глория. Но не могла оживить в памяти, что и когда разлучило их, а предполагала так: дочь, подобно матери, попала в немилость к янмэйцам и очутилась в какой-либо темнице. Однако темницы есть в каждом замке, замков в Поларисе — сколько рыбы в воде, и десятая часть из них принадлежит янмэйцам. Где искать, у кого спрашивать, как самой не попасться в ходе этих расспросов?..
Карен искала мужа. Но, раскрыв ложь Дороти, преисполнилась пессимизма и начала думать, что супруг мертв. Собственно, так же она думала и в лечебнице. Теперь, выбравшись, она должна разыскать могилу любимого и узнать, как он умер. Муж, по словам Карен, был весьма знатен, но искать его в фамильном склепе вряд ли стоит. При том, как относились к нему родичи, тело могли отдать собакам или выкинуть в реку. Но если уж начинать поиски от места последней встречи, то таковая случилась в Фаунтерре.
Визит в столицу горячо поддержал Нави: он, как и прежде, мечтал встретить императрицу с лордом-канцлером и задать ряд вопросов. А раз уж Карен такая знатная — ведь ты же знатная, да, правда же? — то не составит труда войти во дворец! Но как быть с Дороти? Ее-то в Фаунтерре наверняка арестуют.
Логичным решением казалось — разделиться, оставить Дороти в провинции и поехать в Фаунтерру вдвоем. Но это никому не пришлось по душе. Карен боялась остаться наедине с безумцем; Дороти горевала от разлуки с другом; Нави заявил, что в больших городах его частенько хотят побить, и Дороти сможет защитить его, а Карен — нет. Нави сказал: