— Вопреки вашим пояснениям, начинаю понимать. Вы обладаете сведениями о графине и хотели продать их тому, кто проявит свой интерес к ее делу. Но прозевали день, когда приходил мой милорд, и теперь прибежали с предложением ко мне. Верно?
— Это… ну, да. Почти что правду сказали.
— Как вы нашли меня?
— Дык сегодня ж я был на службе, а не напарник! Вы попросили картотеку, а я заглянул: какое ж дело вы возьмете? Взяли дело Сибил, и я такой: ха-ха, удача! Думаю: давай-ка, Фред, проследи за этой барышней, авось она к тому красивому господину пойдет, который был третьего дня! Вы, правда, в цирюльню, потом в булочную… Умаялся я за вами бегать, да уж.
— Какими сведениями вы располагаете?
— Уф, барышня… а вы, простите, того… имеете, чем расплатиться? Господин-то был весь лощеный, при золоте, а вы-то… Я уж сомневаюсь.
Карен молча скрестила руки на груди.
— Ммм… да… я так думаю, раз вам на цирюльника хватило, и потом на булочки… Не все потратили, а?
— Не все.
— Ладно уж. Устал я с вами. Значит, знаю чуточку про дочку графини. Маленькую капельку. За пять эфесов продам.
— Капелька того не стоит.
— Это… ладно, за четыре.
— Не смешите. Вы же не о графине знаете, а всего лишь о дочке. Дитя немногого стоит.
Карен принялась торговаться. Дороти, слушая из-за стены, едва сдерживалась, чтобы не выбежать с криком: «Берите сколько угодно! Скажите, наконец!» Но вот сошлись на цене в пять елен. Карен отдала деньги, и Фред торжественно произнес:
— Арденский! Храм!
— Что это значит?
— Ну, барышня… Это, видать, такой храм в городе Ардене. Знаете, бывшая столица, в ней еще мириамцы сидели…
— Святая Елена, пошли терпения! Как ваш храм связан с Глорией Нортвуд? Она там бывала? Или в храме есть о ней записи?
— Э, тут уж простите, увольте. Я сказал, что знаю капельку, а не кастрюльку или ведрышко.
— То бишь, вам известны только два слова?
— Вот это вы точно попали, прямо стрелой в яблоко! Ровно два! Арденский — и храм.
— Откуда вы их знаете?
— Да странно все было. К нам давеча… когда бишь… после Сошествия? Не, еще до. Между Изобилием и Сошествием, в общем, привезли копии дел из Фаунтерры. Я их взялся того, подшивать. Мельком заглядывал туда и сюда, и в деле медвежьей дочки заметил: чегой-то про храм пишут. Еще удивился: какой-такой храм? Вчитался, вижу: арденский. А больше не прочел, потому что палец уколол иголкой — ну, и оставил дело, чтобы кровью не накапать. Думаю: завтра закончу. В другой день вернулся к подшивке, открыл страницу про дочку, чтобы дочитать, и вижу странное: нет там ничего про храм. Ни про арденский, ни про какой другой.
— Так вы просто ошиблись? Я требую вернуть деньги!
— Не-не-не, барышня! Я свои глаза надежно помню! То есть, не глаза, а что они видели. И вот еще: я тогда страницу проколол, а в другой день смотрю — и нету отверстия, целая лежит. Страницу подменили! Переписали так, чтобы про храм не говорилось! Тогда и понял: я один знаю, как было раньше! Ну, еще тот, кто спер страницу. Вот я и решил: раз имею такое особое сведение, то можно его того… маленькую капельку. Надо только найти такого господина, кому про медведицу будет интересно…
* * *
Бесспорно, Фред был редким идиотом. Ему бы стоило запомнить название храма, а то ведь в Ардене их больше сотни! Но и так Дороти чуть не пела от счастья. Только две нити могу связывать Глорию с храмом. Во-первых, дочь могла там исповедоваться перед казнью. Но Глорию приговорили к ссылке, а не смерти, да и зачем везти ее на исповедь из Фаунтерры в Арден?.. Так что остается лишь вторая нить: Глорию могли сослать в монастырь. Это чертовски логично, ведь прежде графиня заперла в келье Минерву Стагфорт. Династия ответила тою же монетой. Значит, осталось найти в Ардене храм, при котором имеется женская обитель, — и Глория будет там!
Радость сделала Дороти великодушной. Когда вернулся Нави, она не осыпала его упреками в обмане, а просто показала выписку из архива: знай, мол, что мы тебя уличили. И сказала:
— Мы едем в Арден.
Она ждала, что Нави смутится, покраснеет, но этого не случилось.
— Зачем? — голос друга был усталым и печальным.
— Там находится Глория! В каком-то храме. Карен узнала.
— От мужчины, который приходил сюда?
— Откуда ты… Ах да, лакей. Верно, от него.
Нави скользнул взглядом по выписке, по лицу Дороти, залитому румянцем, по новой прическе Карен. На пару вдохов закатил глаза, потом сказал:
— В Арден мы не поедем.
— Это почему же?!
— Потому, что я так решил.
— Нет уж, дорогой, я сама решу! Ты обманывал меня. Ты скрывал правду! Так что теперь я и не подумаю…
— Глупая, темная, недалекая женщина, — тяжко выронил Нави. — Ничего же не знаешь. Слепа, как крот. Что ты можешь без меня?
И он бросил на стол свежий номер «Голоса». Огромные буквы вопили с обложки: «Ужасная атака еретиков! Персты Вильгельма сеют смерть! Усыпальница Династии ограблена!»
Меч-3
4–7 июня 1775 г. от Сошествия
Уэймарский замок
Вычерненная пожаром комната весьма походила на гроб. Сажа покрывала стены, пол, потолок. Под ногами хрустели черепки и угли — останки мебели, посуды. За выбитыми стеклами темнела ночь. Ветерок, врывающийся в окна, не справлялся с едким запахом пожарища. В комнате имелась кровать и два стула. Стулья занимали лекарь и лорд Мартин Шейланд. На кровати, прикованная цепью к спинке, лежала Иона.
— Джоакин? — воскликнул лорд Мартин. — Иди-ка сюда, погляди на нее. Оклемалась, но молчит.
Джо подошел и взглянул — лампа под потолком давала достаточно света. Иона была бледнее воска, однако глаза держала открытыми, и в них вполне явно проблескивал рассудок.
На миг Джоакину стало ее жаль. Его переполняла гордость и радость за свою судьбу, он ощущал себя избранником богов. С высоты своего положения Джо мог проявить снисходительность. Иона — всего лишь девушка, разбитая и тяжело больная; нет никакой нужды ненавидеть ее.
— Лекарь, — спросил Джоакин, — каково ее состояние?
— Миледи крайне истощена, но в остальном ее здоровье не вызывает нареканий.
— Но она молчит, как полено! — вмешался лорд Мартин.
— Видимо, не имеет желания говорить.
— Она же должна просить воды, еды, еще чего-нибудь! Я хочу, чтобы она просила!
— Попросит, когда почувствует потребность. Милорд, позвольте мне уйти к раненым. Некоторым из них гораздо хуже, чем ее милости.
Мартин треснул лекаря по затылку.
— Эй, какая она милость?! Следи за языком. Это — чертова стерва, сука-изменница, падаль. Так и говори!
Лекарь послушно склонил голову:
— Жизнь чертовой суки находится вне опасности. Позвольте мне удалиться.
Вместо ответа Мартин поднял кувшин над головой Ионы.
— Говоришь, ты не хочешь пить?..
Он наклонил кувшин, вода потекла ей в лицо. Иона дернулась, Мартин подвинул сосуд, чтоб текло в глаза и нос.
— Совсем не хочешь пить? Большая жалость… А как на счет пищи? Вот бульон принесли, еще остыть не успел. Желаешь?
Убрав кувшин, он поднял миску с бульоном.
— Ожоги не пойдут на пользу ее здоровью, — отметил лекарь.
Лорд Мартин глянул на ноги Ионы:
— Ну, прошлые-то зажили, как на собаке! Все ступни были в волдырях, три дня — и как новые… Говори, ну: хочешь бульона?
Джоакин удержал руку Мартина:
— Не стоит, милорд. Мы выше этого.
Кажется, Шейланд не вполне его понял. Поморгал удивленно и сказал:
— А ты того, знаешь лучший способ? Хочу, чтоб она говорила. Сделай!
Джоакин склонился над Северной Принцессой. Теперь она не очень-то оправдывала прозвище. Мало осталось от красоты, от надменности… В первую их встречу это он лежал избитый, а она смотрела сверху вниз. Сильно же все поменялось!
Он усмехнулся и хотел сказать: «Будет вам, миледи. Признайте поражение и спокойно побеседуем, как благородные люди». Иона опередила его и заговорила сама. Верней, она лишь раскрыла рот, но при первом же слове хрипло закашлялась. Впрочем, намерение было очевидно.
Лорд Мартин уважительно хлопнул Джо по плечу: эк ты ее расколол — одним взглядом! Джоакин подал Ионе воды. Пока она пила, стараясь совладать с кашлем, Джо сказал:
— Я рад, миледи, что вы перестали упрямиться. Согласитесь, ваше положение к тому не располагает. Вы нанесли подлый удар в спину, но были разгромлены и попали в плен. Ваш лорд-муж поступил весьма великодушно, когда простил и исцелил вас. Так не будем же…
Подавив кашель, Иона заговорила очень тихо и ясно:
— Этот замок… этот город… прокляты. Умрет каждый, кто останется здесь.
И Джоакин, и Мартин несколько опешили. Лорд захохотал принужденно, Джоакин нахмурился:
— Миледи, вы поступаете неразумно. Угрозы только ухудшат ваше положение.
Иона произнесла, глядя лишь на Джо и не замечая остальных:
— Я хотела уйти. Граф Шейланд и его брат вернули меня. Они совершили ошибку, за которую поплатитесь вы все.
Мартин заставил себя смеяться громче:
— Поплатимся — это, как бы, умрем?.. Ха-ха-ха! Даже ты не умерла, хотя пыталась!
— Милорд, позвольте мне в лазарет, — мрачно выдавил лекарь.
— Иди, иди, тут уже все в порядке. Она, того, шутит — а я смеюсь!
Лекарь вышел, поспешностью выдав смятение.
Джоакин положил руку на лоб Ионе. Хороший жест: заботливое превосходство, власть взрослого над ребенком.
— Миледи, вы явно запамятовали. В наших руках находится такая сила, что любая армия беспомощна против нас. Оставьте попытки угрожать, они звучат попросту смешно.
— Ох-ха-ха-ха! — залился хохотом Мартин.
Иона сказала медленно, тратя много усилий на каждое слово:
— Мой добрый брат казнил бы лишь виновных. Но вы не заслужили такой милости. Всех вас ждет долгая и страшная смерть. Я прослежу за этим.
Джоакин поджал губы. Все шло неправильно и как-то обидно. Это она — предатель, и она же — пленница. Она должна испытывать стыд или хотя бы страх. Ладно, гордость не позволит умолять, но пусть бы попросила вежливо. Хоть бы раз голос дрогнул!..