нником герцога и звал жителей хутора выслушать новости. Все, кроме малых детишек, высыпали из лачуг, собирались гурьбой. Солдаты окружали их и зачищали. Затем проходились по хижинам, выискивая мелюзгу.
Сколько бы ни было жителей, они не оказывали сопротивления. Люди разделялись на тех, кто пытался бежать, и тех, кто застывал неподвижно, до последнего вдоха не веря. Один парень в одной деревне кинулся на Муху с ножом. Муха был так удивлен, что скрутил смельчака и дал посмотреть, как истребляют остальных. Затем добил его последним.
Иногда из жителей извлекали пользу. Требовалось что-нибудь — одежда, лекарства, инструменты — спрашивали, где лежит, велели показать, расправлялись с хозяином. Однажды встретили диковинку: корову. Приказали местной девчонке сдоить, забрали ведро молока, убили и корову, и девчонку. В одном из хуторов заметили пару не уродливых женщин. Им сохранили жизнь на два лишних часа, изнасиловали по кругу всем отрядом, затем убили. Впрочем, то был единственный случай. Забавы требовали сил, а силы следовало беречь.
Как правило, брали проводников. Пауль оставлял в живых одного-двух хуторян и велел показывать дорогу. Аланис боялась этих проводников: от них веяло чем-то запредельным, нелюдским. На глазах у человека поголовно убивали всех родичей и соседей, а его самого оставляли до поры. Он вел отряд, точно зная, что завтра тоже будет зарезан. Однако он шел! И даже — шел в нужную сторону, не пытался сбить бригаду с пути. Что им двигало? Надежда ли — но на что?.. Страх — но чего уже бояться?.. Или увиденное зверство настолько разрушало волю проводника, что он уже не мог ни действовать, ни думать? Может в эти последние сутки он и человеком-то не был?..
Как-то один из проводников подошел к Аланис и взмолился:
— Миледи, пожалуйста…
Услышав голос мертвеца, он шарахнулась от испуга.
Другим ее ужасом были первые минуты в поселках. То время, когда жители сбегались к путникам: поглазеть, послушать новости. Поселки были бедны, их никто и никогда не грабил, хуторяне не боялись чужаков. Наоборот, сгорали от любопытства: что же расскажут странники, какие чудеса творятся в мире? Имелся промежуток времени, когда люди еще не понимали, что их ждет, а Аланис — знала. Эти минуты отчего-то внушали ей мучительный страх. Сколько раз она, леди Аланис Альмера, стояла на пороге гибели. Вместе с сиром Хамфри бежала из горящего Эвергарда, вместе с Эрвином встречала атаки на дворец, издыхала от гнилой крови в келье монастыря… И никогда не боялась так, как теперь, при виде этих людей — глупых и обреченных. Она пробовала прятаться за спинами солдат — легче не становилось. Пробовала выехать вперед и смело, как раньше, глянуть смерти в лицо. Но видела лишь лица хуторян, полные дурного интереса:
— Что расскажете, милорды? Издалека едете, а? Что новенького в мире творится?..
Даже когда задних начинали убивать, передние еще вдох-другой хранили на губах улыбки. Холодная же тьма!
Чтобы сократить невыносимые минуты, Аланис повадилась кричать:
— Мы всех вас убьем!
Пауль и солдаты не давали себе труда хоть что-то сообщать жертвам. Из ее уст они узнавали свою судьбу — на минуту раньше, чем все начиналось. Но в эту минуту некоторые успевали что-нибудь сказать:
— Это как же, миледи? Зачем — убьете?.. Мы хорошие люди, ничего такого… Миледи, вы ошиблись!
Она пыталась:
— Командир, пощадите хоть кого-нибудь!
— Нет. Любой может дойти до другого села и передать известие.
— Пощадите детей! От них нет опасности!
Пауль проявил интерес:
— Каких именно детей? Какого возраста?
— Ну… до десяти лет.
— Отставить. Много.
— До шести?..
— Хорошая идея, спасибо. Такая мелочь обременит преследователей.
С тех пор убивали не всех. Самых младших детишек бросали в опустошенном хуторе. Воины Фарвея должны будут позаботиться о них, это сильно задержит погоню. Но что, если погоня уже отстала? Если в этот хутор никто не придет еще неделю или месяц?.. Аланис с ужасом понимала, что натворила.
Когда-то в кошмарных снах Аланис видела обожженное тело отца. Теперь она подскакивала с криком, если видела во сне живого человека. Всякий, кто жив, скоро умрет на ее глазах. Сдохнет жалко и беспомощно, как слепой котенок, зарытый в землю. Нечего бояться в единственном случае — когда вокруг все уже мертво.
Однако Аланис не могла отрицать: тактика Пауля давала плоды. Одной роты стрелков хватило бы, чтобы добить обескровленную бригаду. Но ни рота, ни дюжина так и не появилась из-за дюн. Преследователи не смогли вести погоню без воды — и отстали. Герцог Фарвей мог послать другой отряд по рельсовой дороге, обогнать и перехватить бригаду. Но для этого следовало знать, где она находится, — а Фарвей не знал. Пауль уничтожил всех, кто мог выбраться из пустыни и передать сведения в Сердце Света. Остатки бригады — командир, шестерка солдат и герцогиня Альмера — исчезли в песках.
* * *
Легко было заметить некоторые признаки, но трудно сделать из них правильный вывод. Следовало вывернуть восприятие наизнанку, допустить существование горячего снега и шершавой воды, чтобы принять следующую мысль: с каждым вырезанным хутором Пауль становился… добрее.
Он не проявлял удовольствия в ходе чисток, действовал прагматично и скупо, но что-то менялось в командире бригады. Аланис убедилась в перемене, когда Пауль спросил:
— Как твои пальцы?
Аланис подняла руку, сжала-разжала кулак.
— Рука действует, командир. Не имею жалоб.
— Сильно болит?
Брови поползли на лоб.
— Не сильно… Простите, какая разница?
— Никакой, — сказал Пауль и зачем-то хлопнул ее по плечу.
А в другой раз он предложил ей куриную ножку. Сырую. Аланис была не слишком голодна и отказалась. Пауль направил на ножку Перст. Предмет не изрыгнул пламени, но засветился ярче обычного, а мясо стало румяниться, источая удивительный запах. Вскоре Аланис облизывала пальцы после лакомства. Но затем пришла в ужас. Забота Пауля не может быть бескорыстной. Раз лично накормил — значит, хочет чего-то. Нетрудно понять, чего именно.
С растущею тревогой она стала наблюдать за командиром. Пауль внушал страх, какого Аланис никогда прежде не испытывала. Она знала, что сможет убить любого солдата бригады, — но не его. Дело даже не в силе или боевом мастерстве, хотя того и другого Паулю было не занимать. Ему достаточно просто взглянуть — и Аланис оцепенеет от страха. Все, что она могла, — наблюдать за ним украдкой, затаившись, надеясь.
И она увидела: Пауль стал похож на сытого льва. Его голос сделался мягче, а движения медлительней, чем в начале путешествия. Словно внутри него наполнилась некая емкость, утих мучительный голод — и Пауль позволил себе расслабиться.
Солдаты бригады тоже заметили перемену, но приписали ее иной причине. Почти сотня миль отделяла их от Сердца Света. Фарвей вряд ли станет искать настолько далеко, а если и станет, то ему не хватит сил прочесать такие пространства.
— Мы оторвались, командир, — сказал однажды Бурый. — Не пора ли сворачивать на запад?
— Ты прав, — спокойно кивнул Пауль.
— Мы далеко ушли от Сердца Света. Здесь уже не может быть больших отрядов Фарвеев. Попробуем перейти рельсы…
— Не убеждай. Я же сказал: ты прав. Ночью свернем на запад.
Два дня и один хутор понадобились бригаде, чтобы подойти к рельсовой дороге. Она виднелась издали: широкая насыпь шла через пустыню, по гребню искрились нити путей. Деревянный форт с тремя башнями примыкал к насыпи.
Распластавшись по песку, солдаты бригады вели наблюдение. Муха насчитал четверых дозорных, но не мог поклясться, что заметил всех. И это — лишь одна вахта. Всего может быть и святая дюжина.
Бурый предложил:
— Может, отойдем в сторонку на милю и спокойно перейдем рельсы?
— Аланис, почему нельзя этого делать? — осведомился Пауль.
— Потому, что нас заметят. За рельсами колесный тракт, по нему рыщут конные патрули. Да и поезда ходят нередко. Увидят нас — пошлют погоню. Мы пешие не уйдем от конных.
— Что предлагаешь делать?
С удивлением она поняла: ее давешняя идея была правильной. Пробиваться с боем — лучший вариант.
— Захватим заставу, заберем их лошадей, ускачем. Когда заметят, что застава взята, мы будем далеко.
— Ночью, — сказал Пауль и зачем-то снова тронул ее плечо.
Затемно они подползли к заставе, укрылись за дюной в трех сотнях шагов от стен, осторожно выглянули, вжимаясь в песок. Рельсы серебрились под луной, темнели гребенки частоколов, башни форта вгрызались в небо черными клыками. Вдалеке послышался гудок поезда.
— Атакуем?
— Увидят из вагонов. Ждем.
Они легли за гребнем дюны, ожидая, пока пройдет состав. Огромная, дикая луна таращилась с неба. Дюны серебрились с одной стороны, заливались мраком с другой. Пустыня напоминала одеяло из светлых и темных лоскутов.
— Что ж он так долго… — проворчал Бурый. — Командир, нехорошо это.
— Молчать и ждать.
Вслед за Паулем, Аланис осторожно подняла голову и осмотрелась. Ничего тревожного, никакого движения в ночном море песка. Только пятна света от вагонных окон бегут вдоль путей.
— Как только поезд пройдет, начинаем атаку, — сказал командир. — Муха, Кнут, Швея — прикрываете плетьми. В первую очередь уничтожить башни. Аланис, ты с ними. Остальные — за мной на штурм.
Шум колес окреп, поравнявшись с фортом. Тягач издал еще один гудок. Солдаты вытянули шеи, провожая взглядами состав.
Тогда четверка воинов в маскировочных плащах возникла ниоткуда. Поднялись прямо из песка, будто тени, и дали арбалетный залп. Бурого прибило к земле, Швее размозжило голову. Аланис успела дернуться, болт прошел у самой шеи, брызнул песком. Трое пустынников отшвырнули арбалеты и выхватили клинки. Быстрые, как змеи, метнулись к солдатам. Четвертый поднес руку ко рту, издал резкий, хлесткий свист.
Пауль перекатился на спину и ударил плетью. Одного пустынника сломало пополам, другому снесло голову с плеч. Двух оставшихся убили солдаты бригады. Последний упал в шаге от Кнута, почти дотянувшись острием клинка.