когнитивный диссонанс.
Другая причина — их объективное беспокойство за свое материальное положение. Однако в сознании обе эти реальности (объективная и субъективная) сливаются в единый аффективный комплекс, влияющий не только на установки, но и на поведение. Подтверждением аффективной заряженности темы денег для респондентов стало и недоверчивое отношение многих из них к самой процедуре опроса. Так, 58 % школьных учителей отказались заполнить анкету, сочтя вопросы о деньгах неприличными.
Тема денег является одной из «болевых точек» современного российского сознания, в которой сосредоточены конфликтные смыслы и аффективные комплексы, чреватые психологическими проблемами, межличностными конфликтами и душевными расстройствами.
Сегодня не существует ни общепризнанной классификации, ни статистики подобных расстройств, однако высокий уровень тревожности населения по отношению к деньгам позволяет предположить, что их число сопоставимо с такими традиционными нозологическими категориями, как ипохондрия или агорафобия.
Женщины и мужчины по-разному проявляют свою тревожность в экономических установках и реальном поведении. Женщины чаще выражают тревогу через импульсивное экономическое поведение (неразумные траты и покупки, за которыми следует раскаяние и чувство вины). А мужчины чаще прибегают к проекции своей тревоги вовне, проявляя подозрительность к окружающим, недоверие к партнерам и открытые стычки с членами семьи.
Эти различия в экономических установках мужчин и женщин объясняются возрождением в постсоветской России патриархальной модели распределения гендерных ролей: мужчина — добытчик, женщина — хранительница очага. Возникающие в результате принятия этих ролей конфликтные смыслы сосредоточены у женщин вокруг проблемы контроля над экономической ситуацией (основной симптом — импульсивность, то есть отсутствие контроля). У мужчин конфликтный смысл денег связан с социальным статусом, престижем и самоуважением (основной симптом — демонстрация власти и силы).
«Патриархальность» экономических установок современных россиян выразилась в том, что женщины видят свою экономическую роль скорее в расходовании денег, чем в их зарабатывании, и отказываются воспринимать деньги как инструмент власти и престижа. Мужчины же, наоборот, признают свою роль «добытчика», зарабатывающего деньги и именно поэтому имеющего власть ими распоряжаться. Обе эти установки одинаково чреваты внутренними и внешними конфликтами, вызывающими тревогу.
Женщина, легкомысленно относящаяся к зарабатыванию денег и конструирующая свою гендерную идентичность в процессе потребления определенных товаров (одежды, косметики и т. п.), попадает в зависимость от мужчины, который ее содержит. Мужчина же, считающий способность зарабатывать деньги признаком своей гендерной состоятельности (власти, статуса, уважения), попадает в зависимость от экономических обстоятельств, которые не всегда позволяют ему подтвердить эту свою состоятельность.
Для того чтобы уменьшить возникающий когнитивный диссонанс, они прибегают к различным стратегиям. Женщины пытаются восстановить контроль над ситуацией через иррациональное потребление (расточительство) и последующее раскаяние и самообвинение. Мужчины пытаются сохранить самоуважение, отрицая значение денег или скрывая свое материальное положение от окружающих.
Уникальность постсоветской ситуации состоит в том, что период мифологизации «женского предназначения» совпадает у нас с эпохой «развитого феминизма» в большинстве западных стран. Наряду с идеологией неотрадиционализма, идеология феминизма также оказывает влияние на установки российских граждан (см. Здравомыслова, Арутюнян, 1998). Каков результат борьбы этих двух идеологий в обыденном сознании? Какая из них побеждает и почему?
Пока нельзя однозначно ответить на этот вопрос. Можно только с уверенностью сказать, что в сознании респонденток борются две противоречащие друг другу идеологии — феминизма и неотрадиционализма.
Отношение мужчин к смене гендерного контракта также нельзя назвать однозначным. «Патриархальный» контракт не только предоставляет мужчине полный контроль над экономической ситуацией в семье, но и предполагает его полную ответственность за материальное благополучие семьи.
К подобной ответственности подавляющее большинство мужчин оказались не готовы. Принимая патриархальную модель семейных ролей как некую идеальную норму, они вместе с тем очень болезненно ощущают собственную несостоятельность в роли «кормильцев семьи» и пытаются переложить ответственность за это на государство, «олигархов», экономическую ситуацию в стране или на собственную жену, не умеющую рационально расходовать семейные средства.
Тревогу вызывает тот факт, что среди наиболее молодых участниц опроса отчетливо проявилась ориентация на потребление без ориентации на высокие заработки. Подобная «паразитическая» установка, выявленная у 20 % девушек 17–24 лет, может быть связана с двумя факторами.
Во-первых, с тем, что молодое поколение принимает патриархальную модель гендерных ролей, в которой женщине отводится роль домашней хозяйки, не работающей по найму и обслуживающей мужа и детей. При этом на первый план выходит именно деятельность, связанная с расходованием денег. Однако подобная деятельность подразумевает не столько максимизацию расходов, сколько разумное планирование семейного бюджета.
Другим объяснением является «интоксикация» молодежи моделями потребления, навязываемыми рекламой, которая не уравновешивается моделями зарабатывания денег (Балабанова, 1999). Собственного трудового опыта молодежь, представленная в нашей выборке, практически не имеет, так как состоит в основном из студентов, живущих на иждивении родителей и имеющих весьма смутное представление о процессах зарабатывания денег. Тем не менее, у юношей, участвовавших в опросе, подобной паразитической установки не выявлено, что свидетельствует о ее гендерной специфике.
Паразитическая установка самой молодой группы респонденток чревата для них серьезными проблемами в будущем. Как показывает опыт развитых стран Запада, подобная установка не может обеспечить им в будущем экономическое процветание, удовлетворительные условия жизни и психологическое благополучие даже при условии «удачного» замужества. Поэтому неотложной социальной задачей является формирование реалистического отношения к деньгам и денежным вопросам у молодежи.
Формирование экономических установок должно включать в себя не только элементы формального экономического образования, но и грамотную пропаганду здорового экономического поведения (по аналогии с пропагандой здорового образа жизни). Такого рода программа могла бы сделать гораздо больше для профилактики асоциального поведения, нищеты, проституции и преступности, чем существующие в настоящее время в российских школах уроки «граждановедения», основанные на запугивании детей цитатами из «Уголовного кодекса».
Что россияне думают о деньгах
Деньги могут дать человеку значительную власть — 88.
Я часто мечтаю о том, что я сделаю, когда у меня будет много денег — 55.
Сейчас в России отношение к человеку определяется деньгами — 43.
Я твердо верю, что все мои проблемы можно решить с помощью денег — 19.
Ради очень больших денег я могу пойти на все — 18.
Чаще всего человек получает столько денег, сколько заслуживает — 17.
Человек получает только то, за что платит — 16.
Я горжусь своими финансовыми достижениями — 13.
Я думаю о деньгах гораздо больше, чем большинство людей — 10.
Я чувствую пренебрежение к людям, у которых нет денег — 8.
Зарплата человека красноречиво свидетельствует о его уме — 7.
Деньги — это единственная вещь, на которую можно твердо рассчитывать — 7.
Если человек занял у меня деньги, мне бывает неудобно просить вернуть их — 69.
Я считаю бестактным спрашивать человека о его доходах — 65.
Я скрываю свои финансовые проблемы от родных и друзей — 33.
Споры о деньгах — частое явление в моей семье — 22.
Время, потраченное на добывание денег, — это потерянное время — 12.
Деньги — корень всякого зла — 10.
Каждый раз, совершая покупку, я подозреваю, что меня пытаются надуть — 7.
Я презираю деньги и тех, у кого их слишком много — 3.
Я предпочитаю ни у кого не занимать денег — 78.
Я не люблю давать в долг — 51.
При любой покупке я в первую очередь интересуюсь ценой — 45.
Я всегда откладываю деньги на черный день — 34.
Я никогда не подаю нищим — 29.
Я горжусь своей экономностью — 28.
Я часто трачу деньги на себя, когда у меня плохое настроение — 64.
Иногда я залезаю в долги, чтобы выполнить просьбы своих близких — 35.
Я легко трачу деньги на других, и неохотно — на себя — 29.
Я испытываю чувство вины, когда мне приходится тратить деньги — 24.
Я покупаю вещи, чтобы произвести впечатление на других — 14.
Иногда я бываю очень щедр к друзьям, чтобы завоевать их расположение — 13.
Я считаю, что получаю недостаточно за свою работу — 63.
У большинства моих друзей денег больше, чем у меня — 46.
Я никогда не смогу накопить достаточно денег — 42.
Я постоянно беспокоюсь о своем финансовом положении — 40.
Я не в силах изменить свое финансовое положение — 29.
На самом деле у меня меньше денег, чем я пытаюсь показать — 23.
Глава 8Деньги в семье
Макс Вебер утверждал, что рыночные отношения характеризуются — по крайней мере, в идеале — безличностью, кратковременностью и легкостью их возникновения и прекращения. Он писал: