Особый интерес вызывает предание, записанное в 1900 г., в котором рассказывается, как однажды старый могущественный шаман вызвал «холбут aibi» («тень мамонта»); взобравшись на ее спину, он заставил «тень» плыть по озеру. По всей видимости, мы имеем дело с отголосками древнейших практик симбиотического взаимодействия человека и вполне реальных ящероподобных существ, прочно закрепившихся в соответствующих сюжетах пермской металлопластики (фото 53, 54). О том, что в таких, на первый взгляд, необычных взаимоотношениях человека и чудовищных рептилий нет ничего принципиально невозможного, свидетельствует хорошо известный историкам древнеегипетский культ бога Себека.
Будучи богом воды и разлива Нила, Себек изображался в виде крокодила или человека с головой крокодила. Центр его культа находился в городе Шедит[2], расположенном на берегах Меридова озера в Файюмском оазисе. Также Себек почитался в Ком-Омбо (Омбосе) и некоторых других районах Египта, большей частью близких к воде. Расцвет этого культа относится к периоду правления XII династии (XIX–XVIII вв. до н. э.). Религиозное почитание Себека весьма благоприятно сказывалось на его священном животном — крокодиле, который использовался в качестве храмового животного.
Аристотель (384–322 до н. э.) в «Истории животных» сообщает, что в Египте «в некоторых местах крокодилы приручаются жрецами благодаря заботе об их пище» (Anim. Hist. IX, 9). Ассириолог, гебраист и египтолог, приват-доцент Петербургского университета И. М. Волков (1882–1919) в работе «Древнеегипетский бог Себек» (1917) описывает некоторые подробности жизни священных крокодилов: «Местом его обитания служили храмовые озера и пруды, у берегов которых иногда устраивались особые крытые загородки, куда крокодил мог заползать, как это мы видим в одном рельефе абусирского храма Ниусерре. Для ухода за животным к нему были приставлены особые жрецы — Кροκοδειλοβοσκοι Крокодилу была предлагаема самая разнообразная пища — хлеб, мясо (например, в виде голов жертвенных животных), вино, медвяный напиток и т. п., и, по-видимому, — в таком изобилии, что он, по выражению Аристотеля, был всегда сыт и даже пересыт. Уши животного украшали серьгами, а на лапы надевали браслеты. Обильное питание и вообще хороший уход за избранным крокодилом с течением времени до такой степени приручали его к жрецам, что, по свидетельству классических авторов, он не только послушно шел на их зов, но даже позволял им гладить себя, прочищать себе зубы и даже спать рядом с собою. В позднейшие эпохи египетской истории благочестивое внимание к священному животному Себека, прежде ограничивавшееся лишь избранным крокодильим экземпляром, стало простираться и на все семейство крокодилов, и вместо того, чтобы всячески истреблять этих чудовищ, почитатели Себека относятся к ним с большою терпимостью, видя в них сородичей самого бога»[3].
Вспомним, что близкие по содержанию сюжеты, отображающие симбиотические взаимоотношения человека и реликтовых ящеров, встречаются на гравированных камнях Ики и скульптурных группах из Акамбаро. Особый интерес представляют те из них, на которых изображаются различные виды давным-давно вымерших (по уверениям современных палеонтологов) рептилий, которых люди «эксплуатируют» в качестве верховых животных (фото 17, 22, 38). Еще более интригующие параллели присутствуют в дальневосточной традиции, где встречаются упоминания о существовавших некогда древних родах «Драконьих Пастухов» и «Правящих Драконами».
Драконьи пастухи
Китайские и японские легенды о существовании драконов отнюдь не являются фантазиями или баснями, несмотря на то, что ученые европейские натуралисты, вкупе с нашими, отрицают существование этих чудищ. Так, в конце концов, все можно отрицать, просто из-за того, что это не вмещает наше понимание.
Убедительным доказательством существования представлений об использовании драконов в качестве ездовых животных в доимперском Китае может служить название должности (а впоследствии клановое имя) Лю Лэя, ответственного за разведение драконов при правителе Кун Цзя из династии Ся (правление 1706–1675 до н. э.), — Юй-лун («Правящий драконами»).
Нидерландский японовед Мариус Виллем де Фиссер (1875–1930) в работе «Дракон в Китае и Японии» (1913) пишет, что Лю Лэй научился своему искусству от «семейства драконьих пастухов», и приводит следующий отрывок из Цзо чжуань[4] «Осенью (29-го г. Чжао-гун, т. е. Чжао, правителя Лу, правившего в 541–509 гг. до н. э.) дракон появился в окрестностях Цзян. Вэй Сянь-цзы спросил Цай Ми, говоря: «Я слыхал, что ни одно из животных не сравнится с драконом в знании, и по этой причине дракона невозможно поймать живым. Правильно ли приписывать это (что его не поймаешь живым) его знаниям?» Ми отвечал: «Люди действительно не знают; дело не в том, что в действительности знают драконы. Древние держали драконов; поэтому в государстве было семейство Драконьих Пастухов (Хуаньлун ши) и семейство Правящих Драконами (Юй-лун ши)». Сяньцзы сказал: «Я тоже слыхал об этих двух семьях, но не знаю их происхождения; каково оно?» Ответ был таков: «В старые времена был Шу Ань и Лю, у которого был дальний потомок по имени Дун Фу, очень любивший драконов, способный узнавать их вкусы и приверженности, с тем, чтобы снабжать их питьем и едой. Многие драконы искали у него прибежища, и он управлялся с ними в соответствии с их природой, дабы служить императору Шунь, который дал ему имя Дун и семейное имя Хуань-лун (Драконий Пастух). Ему было [также] даровано [княжество] Цзун-чуань, а семья Цзун И — его потомки. Таким образом, во времена императора Шунь и на протяжении последующих поколений драконы приручались. [Далее] мы приходим к Кун Цзя династии Ся, столь послушному и приемлемому для императора Небес, что последний даровал ему ездовых драконов: двоих, мужчину и женщину, из Хуан-хо, и двух из реки Хань. Кун Цзя не мог их кормить, не найдя [членов] семейства Хуань-лун. Семейство Тао Тан (Яо) почти вымерло, его потомком был Лю Лэй, учившийся искусству обращения с драконами у семейства «Драконьих Пастухов». С этим он взялся служить Кун Цзя и смог кормить и поить драконов. Император хвалил его и дал фамильное имя Драконьего Пастуха (Юй-лун)».
В приложении к словарю Эръя (III–II вв. до н. э.) мы также встречаем упоминание об этих династиях: «У древних были семейства погонщиков драконов (Хуань-лун) и управляющих драконами (Юй-лун), обращавшихся с ними, зная то, что они любят и чего не любят».
Аспирант Института восточных рукописей РАН, член Европейской ассоциации китаистических исследований (ЕАСS) А. Э. Терехов в статье «Три аспекта ханьских представлений о драконах (лун)» (2011) показывает, что появление у китайского дракона функции ездового животного относится еще к неолитическому периоду. В 1987 г. в захоронении Сишуйпо (городской округ Пуян, провинция Хэнань), датируемом VIV тыс. до н. э., были обнаружены мозаичные изображения животных, инкрустированные белыми двустворчатыми раковинами, среди которых присутствует изображение человека, восседающего верхом на драконе. Весьма реалистичное изображение дракона представлено на другой мозаике из того же самого захоронения в непосредственной близости от человеческого скелета. Китайские исследователи Ян Цзинжун и Лю Чжисюн справедливо замечают: «Было бы несколько нелогично полагать, что в древности люди с одной стороны от усопшего выложили ракушками тигра, причем в очень реалистичной манере, а с другой — выдуманного дракона. Мы полагаем, что изображение дракона было тоже выполнено в реалистичной манере и явилось изображением реально существующего животного».
Мотив антропоморфного существа, сидящего верхом на драконе, представлен на нефритовых кубках-цун, датированных III тыс. до н. э., принадлежащих к неолитической культуре Лянчжу. Первые известные письменные упоминания о божествах, ездящих на драконах, появляются гораздо позже, а именно в текстах, связанных с южнокитайской традицией периода Сражающихся царств (Чжаньго, V–III вв. до н. э.).
Главный герой поэмы Ли Сао, входящей в свод древнекитайских поэтических текстов Чу цы (IV в. до н. э. — II в. н. э.), именуется «правящим летящими драконами». Божества, передвигающиеся на драконах, упоминаются и в других сочинениях этого периода: в классическом даосском тексте Чжуан-цзы сообщается о некоем «божественном человеке» (шэнь жэнь), который «правит летящим драконом». О божествах, «правящих парой драконов», неоднократно сообщается в Шань хай цзин (Каталог гор и морей, конец III — начало II в. до н. э.).
В одном из четырех китайских классических романов «Путешествие на Запад» (XVI в.), авторство которого приписывается писателю и поэту У Чэнъэню (1500–1582), упоминается о драконе Хоу как о ездовом животном богини Гуаньинь, почитаемой представителями практически всех конфессий в Китае, а также в соседних странах, таких как Корея, Япония и Вьетнам.
Философ-энциклопедист Ван Чун (Ван Чжун-жэнь, ок. 27107) в сочинении Лунь хэн пишет, что в Каталоге гор и морей упоминаются не божества, а «люди, которые ездят на драконах и змеях». Также он утверждал, что еще «в древности драконами правили, восседая на колесницах». Из этого следует, что уже во времена Ван Чуна драконы воспринимались как ездовые животные не только божеств, но и правителей прошлых эпох, рассматриваемых в качестве реальных людей.
Де Фиссер приводит высказывание поэта IV в. Сунь Чоцзы: «Гао Цзы (император династии Хань, правивший 206–159 до н. э.) ездил в повозке, запряженной драконами».
Антропоморфные персонажи, восседающие на запряженных драконами колесницах, встречаются на погребальных рельефах эпохи Хань (206 до н. э. — 220 н. э.). На одном из таких каменных рельефов из провинции Сычуань изображена летящая по воздуху колесница, запряженная двумя драконами. В колеснице сидят две антропоморфные фигуры, одна из них выдвинута вперед и находится в позе кучера (тело наклонено вперед, руки вытянуты горизонтально), другая восседает в характерной позе пассажира.