Вряд ли является простым совпадением, что аналогичный сюжет обнаруживается в цикле элевсинских и аттических мифов о древнегреческой покровительнице земледелия и богине плодородия Деметре, уходящих своими корнями в доиндоевропейскую древность. В мифах богиня передает своему любимцу Триптолему колесницу, запряженную крылатыми змеями или драконами, чтобы он смог объехать землю и научить людей выращивать зерна пшеницы. С именем Триптолема, считавшегося изобретателем плуга, связывается введение в Аттике земледелия и распространение оседлой культуры. Деятельность Триптолема в качестве первого учителя хлебопашества не ограничивалась Аттикой: на своей волшебной колеснице, запряженной крылатыми змеями, он объехал многие земли, распространяя открытое ему знание и культуру, связанную с развитием земледелия. Культуртрегерская деятельность Триптолема получила широкое отражение в вазовой живописи, где он в основном представлен восседающим или стоящим на крылатой колеснице, влекомой парой драконов. Чаще всего изображался момент его отправления в далекий путь, в присутствии Деметры и Персефоны, которые вручают ему орудия земледелия и хлебные зерна (краснофигурные вазы), или момент полета по воздуху, когда Триптолем рассыпает дары Деметры перед изумленными людьми.
В глиптике Междуречья изображения бога или богини на спине дракона (аккад. mushussu, «ужасный змей, дракон»)появляются, начиная с раннединастического периода (ок. XXVIII–XXIV вв. до н. э.). В аккадский период (XXIV–XXII вв. до н. э.) особенно популярным становится сюжет, изображающий божество, стоящее между крыльями дракона или сидящее на престоле, установленном его на спине. Иногда божество находится в колеснице, запряженной драконом, сочетающим львиные и змеиные черты, часто имеющим крылья и задние ноги хищной птицы. Такого рода изображения встречаются на каменных рельефах и аккадских цилиндрических печатях[5].
Возвращаясь к древнекитайским представлениям о возможности приручения драконов, процитируем фрагмент из трактата Хань Фэй-цзы, написанного одним из ведущих идеологов древнекитайского легизма философом Хань Фэем (приблизительно 325–250 до н. э. или 280–233 до н. э.): «Ах, дракон, как животное, столь мягок, что к нему можно приблизиться (подружиться с ним, т. е. приручить его) и ездить на нем. Однако под горлом у него есть чешуйки, лежащие в противоположном направлении, одного чи[6] в диаметре. Если человек дотронется до них, то дракон непременно его убьет».
Терехов считает, что представление о драконах как о ездовых животных берет свое начало в южнокитайской традиции: «Обилие связанных с традицией этого региона сообщений об использовании дракона в качестве средства передвижения позволяет сделать предварительный вывод о крайней важности этой его функции». В упомянутых выше текстах драконы представлены, главным образом, запряженными в колесницы, а в древнем изобразительном искусстве показаны верховыми животными. В последнем случае особенности внешнего облика наездников (крылья и особой формы головные уборы) выдают в них «сяней» — китайских святых отшельников, живущих в глухих местах в горах и среди озер. В даосской традиции достижение состояния «сянь» ставится возможным благодаря принятию снадобий растительного происхождения (из хризантемы, стоголовника и др.), минералов (нефрита, золота, киновари), некоторых древесных грибов, использованию особого типа физических и дыхательных упражнений, а также ряда пищевых запретов и различных способов удержания спермы.
Из сообщений, фигурирующих в Каталоге гор и морей, не совсем ясно, восседают ли упомянутые там персонажи на запряженных драконами колесницах или же передвигаются на этих существах верхом. Постоянно упоминаемое в тексте число ездовых драконов (пара) будто бы говорит в пользу первой версии. Тем не менее, на одной из поздних иллюстраций к этому памятнику божество, передвигающееся, согласно тексту, на двух драконах, изображено стоящим на них.
В китайском изобразительном искусстве периода Сражающихся царств известны и другие случаи, когда персонажи изображаются стоящими на драконах. В качестве примера можно привести известную картину на шелке, обнаруженную в чуском захоронении на территории современной провинции Хунань. К тому же историческому периоду относится керамическая статуэтка, изображающая человека, стоящего на спине четырехлапого бескрылого дракона, двумя руками держащегося за его длинную, вертикально вытянутую шею. Напомним, что аналогичный иконографический сюжет, изображающий антропоморфных существ, стоящих на спине ящера, является характерной чертой пермского звериного стиля.
Любопытное упоминание о драконе с наездником встречается в тексте одного из древнейших японских письменных памятников Нихонги («Анналы Японии», 720): «В первый день пятого месяца первого года правления императрицы Саймэй (655) на небе появился человек, сидящий на драконе. По виду он напоминал китайца, на нем была синяя (широкополая бамбуковая) шляпа, (покрытая) промасленным шелком. Промчавшись от вершины Кацураги, он исчез в горах Икома; в полдень он промчался от Пика Сосновой Вершины Суми-но э (Сумиеси) в западном направлении». То же самое событие описывается и в японской хронике Фусо рякки (1094).
Отдельный раздел своей книги де Фиссер посвящает буддийским монахам, «овладевающим драконами». В Японии и Китае это искусство тесно связывалось с управлением погодной стихией. Мастером вызывания и управления драконами считался буддийский монах Дзекан. В сборнике легенд Удзи сюи моногатари (японские рассказы, собранные в Удзи) рассказывается, что в эру Энги (901–922) он спас страну от страшной засухи, побудив драконов двигаться среди грома и дождя. Тот же монах победил ядовитого дракона на Хиэйдзан.
В романе Гэмпэй-сэйсуйки («Записи о возвышении и падении Минамото и Тайра», 1235) рассказывается, что в 1174 г. стояла такая сильная засуха, что реки пересохли, а поля невозможно было возделывать. Тогда монах с Хиэйдзан по имени Текэн, дабы помочь крестьянам, написал письмо богам-драконам и прочел его вслух, глядя в небо. В этом письме он упрекал драконов, убеждая послать дождь. Небожители и божества-драконы, писал он, не должны стыдиться, исправляя свои упущения, и поэтому им, драконам, следует послать «сладкий дождь», дабы положить конец этой страшной засухе. Драконы прислушались к этим словам и послали продолжительный дождь, так что и император, и народ исполнились глубоким уважением к силе Текэна, а также почтением к буддийскому учению.
Свидетельством распространенности представления об использовании драконов в качестве ездовых животных за пределами Китая служит сюжет так называемой Каргалинской диадемы, обнаруженной в 1939 г. в Каргалинском ущелье Алматинской области. Диадема состоит из двух фрагментов золотой прямоугольной пластины, общей длиной 35 см и шириной 4,7 см, инкрустированных драгоценными камнями. Внутреннее пространство пластины заполнено изображением зверей, птиц и женоподобных антропоморфных фигур в окружении сложного растительного орнамента. Все женщины, изображенные на диадеме, облачены в одинаковые короткие подпоясанные туники, имеют одинаковую шлемовидную прическу (волосы загнуты назад кверху наподобие затылочного рога), за их плечами — птичьи крылья или стилизованные под них накидки. Процессия животных и антропоморфных существ на первом (левом) фрагменте пластины двигается слева направо, тогда как существа, представленные на правом фрагменте, развернуты в противоположном направлении (за исключением одной птицы) (фото 55).
На первом фрагменте диадемы изображены: марал с головой, повернутой назад, и копытное животное без рогов (предположительно самка марала), между ними парит птица, далее следует ступающий по растениям крылатый тигр с сидящей на нем женщиной. Фигура женщины развернута в талии назад, двумя руками она держится за ветвь дерева. Замыкает цепочку крылатая лошадь, стоящая на растении в форме гриба-постамента.
Наибольший интерес представляет фигура, расположенная в самом начале второго (правого) фрагмента диадемы. Здесь мы видим детально выписанного дракона и оседлавшую его женщину. Правой рукой всадница держится за затылочный рог дракона, а левой опирается о его шею. Пасть дракона полуоткрыта, видны четко прорисованные зубы. Ухо дракона прижато назад, длинная шея фигурно выгнута, туловище имеет оттянутые назад крылья, круп приподнят кверху, передние лапы выброшены вперед, задние вытянуты назад, длинный хвост загнут на конце. Дракон, по всей видимости, изображен в момент прыжка или полета. Над всадницей изображена птица, которая как бы преследует ее. За всадницей на драконе следует уже знакомая нам по первому фрагменту фигура крылатого коня на постаменте в виде гриба. Последняя группа изображений состоит из летящей птицы, бегущего козерога с всадницей на спине, держащейся правой рукой за ветку, медведя и парящей над ним птицы, развернутой в сторону, противоположную общему направлению. Замыкает сюжет всадница, сидящая верхом на горном баране-архаре, идущем медленной поступью — правая передняя нога архара сильно согнута в колене и поднята вперед и вверх. Левая рука всадницы отведена назад, в правой руке она держит цветок, плотно прижимая окончание его стебля ко рту, голова всадницы откинута назад.
Глаза животных выполнены из цветного сердолика и альмандина, туловища инкрустированы бирюзой, укрепленной на известковой массе. Первый исследователь Каргалинской диадемы профессор Ленинградского университета, археолог и историк-востоковед А. Н. Бернштам (1910–1956) писал: «Несмотря на фантастический характер ряда изображений, животные переданы реалистично, с глубоким знанием характерных черт и повадок зверя. Особенно выразительны фигуры марала, медведя, мягкая кошачья поступь тигра, стремительный бег козерога».