ди поднимается в Небо, поднял его лук и усы дракона и начал громко рыдать».
Характерные переклички с китайским сюжетом «ездящих на драконах» имеются в славянской мифологии. В Словакии летающий змей упоминается в связи с «чернокнижником» (černoknažmk, chmurnik, planetnik, vetermk) — ученым монахом, выступающим в качестве повелителя туч, грома и молнии, летающем на драконе, именуемом «šarkan». Это слово заимствовано из венгерского языка (венг. sárkány — дракон, змей).
Научный сотрудник отдела этнолингвистики и фольклора Института славяноведения РАН, кандидат филологических наук М. М. Валенцова в статье «Поверья о змеях и змееподобных демонах в словацкой традиции» (2014) приводит быличку, согласно которой на Белианском поле в Дубраве (между городами Попрад и Прешов) появляется «змей-шаркан», после чего «пришел за ним чернокнижник и отвел его прочь».
Чаще всего «чернокнижник» летает на драконе, живущем в пещере и выглядящем как змей: «Старики рассказывают, что чернокнижник вызывает змея-шаркана по своей книге, а когда змей выйдет из пещеры, накидывает на него узду и правит в воздух, в жаркие страны, где люди кладут мясо шаркана по кусочку под язык, чтобы охладиться. По рассказам из Оравы, люди видели чернокнижника, несущегося на драконе, и сразу начался град, и вода начала прибывать. <…> Чернокнижник повелевает бурей и молнией, там, где он ударит своим бичом, бьет гром, и на этом месте потом уже ничего не растет. Он летает на змее (šarkaň) с широким мощным хвостом, которым он сбивает верхушки елок. Пролетая над деревней, чернокнижник говорит шаркану, что это не колокола звонят, а собаки брешут, иначе бы змей все село уничтожил. Согласно одной быличке, однажды чернокнижник предупредил крестьян о надвигающейся буре; спрятавшиеся люди видели, как он щелкал своим бичом, и туда, где упал удар, бил гром. До сих пор на этом месте ничего не растет».
Славист Н. Н. Велецкая пишет: «В аспекте слияния древнейших языческих мотивов с христианскими воззрениями особый интерес представляют локальные варианты образа змея, где он причисляется к категории «чистых сил», близких богам и святым. Отсюда тянутся нити к драконам с солярными знаками в средневековых славянских древностях и традиционном народном шитье, с одной стороны, и к изображениям драконов на атрибутах христианской церкви — с другой. Появление хоросов[7] с драконами обусловлено огненной природой мифического дракона, связью его со сберегательными функциями. Архиерейские посохи с изображениями парных змей, символизировавших «мудрость, с которой духовный пастырь должен был пасти свое стадо», вызывают ассоциации со сложными резными изображениями змей на набалдашниках посохов саракачанских[8] пастухов».
В южнославянской традиции на летающего змея частично переносятся функции его изначального небесного противника — громовержца, а в роли его антагониста выступают другие змеиные персонажи — чужой змей или «хала». «Халы» («алы») или «лами» — огромные змееподобные чудовища женского рода, повелевающие ненастьями, их главная задача вызывать бури, насылать грозовые облака с градом на поля и сады для уничтожения или отнятия урожая. В юго-западной Болгарии имеет широкое распространение сюжет о том, как летающий змей, покровитель местных полей, получает ранение в схватке с чужим змеем, и люди отхаживают его молоком, после выздоровления змея с местных полей собирается богатый урожай. Летающим змеям-«юнакам», считающимся охранителями полей от града, осенью посвящаются особые женские ритуальные трапезы.
Образы словацких шарканов, южнославянских юнаков и хал объединяет с китайскими драконами приписываемое им управление воздушными и водными стихиями, а также возможность симбиотических отношений с человеком, отразившаяся в многочисленных фольклорно-мифологических сюжетах и ритуалах.
Ссылаясь на рукописный, составленный предположительно в последней трети XVIII в. словарь А. Лацного, в котором приводятся имена змея и связанные с ним словосочетания, Валенцова обращает внимание на следующие понятия: «Hriwaty Šarkan» («шаркан с гребнем»), «Šarkanowa Zelina» («шарканова трава») и «Šarkanowy kamen» («шарканов камень»). Далее она пишет: ««Шаркан с гребнем» заставляет вспомнить поверья о короле змей; «шарканова трава» — об особой «живой траве», которую король змей держит в пасти и с помощью которой можно оживить убитого, а «шарканов камень» — о «змеином камне», который «выдувают» змеи и который обладает лечебными и питательными свойствами».
Словацкие представления о свойствах шаркановой травы и шарканова камня соответствуют китайским понятиям о траве бессмертия и совпадают с западносибирскими преданиями о питательном составе, имеющем вид камня, с помощью которого восполняет свои силы подземный «зверь-мамонт». Столь многозначительные переклички заставляют говорить об общем происхождении данной системы образов или предполагать широкую распространенность стоящего за ними явления.
Образ ученого монаха, вступающего в нетривиальные взаимоотношения с чудовищными рептилиями, не является специфической особенностью словацкого народного фольклора или буддийской традиции, но занимает устойчивое положение и в традиции христианской.
Ко второй половине IV в. относится следующий эпизод, зафиксированный в православном житии преподобного Еллия Египетского (Фиваидского). Однажды, когда Еллию надо было переправиться через реку, а лодки не было, он вызвал из воды крокодила и, став на его спину (согласно другому варианту — «восседая на нем верхом»), благополучно переправился на противоположный берег Нила.
Аналогичный эпизод с крокодилом приписывается основателю монашеского общежития (киновии) и столпу пустынножительства, преподобному Пахомию Великому (Египетскому) (ок. 292–346 или 348). Согласно одному из вариантов этого предания, он мог переходить Нил, аки посуху, по спинам крокодилов. Преподобный Пахомий был весьма неординарным христианином — он основал первый общежительный монастырь и составил для него первый монастырский устав, который, согласно церковному преданию, был вручен ему Ангелом Божиим в образ схимника. Известно, что до своего крещения Пахомий являлся жрецом бога Сераписа. Культ Сераписа как верховного бога Египта, покровителя новой царской династии и новой столицы страны (Александрии), был введен во время правления Птолемеев (IV–I вв. до н. э.). Серапис отождествлялся со многими египетскими и греческими богами, такими как Осирис, Дионис, Зевс и др. Большинство ученых считает, что появление этого синкретического божества было призвано объединить египетскую и греческую религиозные традиции. Существует точка зрения, согласно которой последователи культа Сераписа оказали серьезное влияние на формирование первоначальной христианской традиции. В этом свете трудно переоценить значение фигуры Пахомия, адаптировавшего для христиан схимническую практику ухода от мира в пустыню, издавна принятую у жрецов культа Сераписа.
Следующий эпизод относится к житию преподобной Феодоры Александрийской (Младшей). Будучи по происхождению «знатной женщиной», из-за боязни быть узнанной, она подвизалась в мужском образе и в мужском монастыре при византийском императоре Флавии Зиноне (474–491). Близ монастыря было озеро, где жил крокодил, частенько пожиравший проходящих мимо людей и скот. Желая «узнать благодать Божию, обитающую в Феодоре», игумен приказал принести ему воды из этого озера. Далее в житие говорится: «Когда она пришла на берег озера, вышел крокодил и понес ее на своей спине на средину озера. Когда же она почерпнула воды, зверь снова принес ее на берег. Она закляла зверя, дабы с того времени он никому не делал вреда, — и тотчас зверь оказался мертвым».
Еще одно предание из того же ряда связано с житием священномученика Ипатия, епископа Гангрского (ум. 325 или 326). К дворцу императора Констанция неизвестно откуда приполз огромный змей. Окружив царскую сокровищницу, он положил голову при входе и никому не давал войти в помещение. Констанций послал сказать святителю Ипатию, чтобы он пришел в Царьград, ибо имя святого было славно благодаря сотворенным им чудесам. Царь просил святого своей молитвой прогнать от царской сокровищницы змея, которого не могла изгнать никакая человеческая сила: многие духовные лица, вооружившись молитвой, безуспешно пытались изгнать чудовище, при этом некоторые из них серьезно пострадали.
Придя в Царьград к злосчастному дворцу, Ипатий пал на землю и долго молился. Поднявшись, он просил царя поставить посреди конского ристалища печь и накалить ее как можно сильнее. Когда печь была готова, Ипатий, взяв святительский жезл, подошел к царскому дворцу, открыл ворота сокровищницы и долго бил жезлом змея. Народ и царь, объятые страхом и трепетом, наблюдали за этим процессом с почтительного расстояния. Видя, что змей не уползает, а день уже клонится к вечеру, все подумали, что чудовище умертвило святого, как это случилось ранее с несколькими иереями. Ипатий же, подняв очи к небу и призвав на помощь Господа, вложил в пасть змею жезл со словами:
— Во имя Господа моего Иисуса Христа следуй за мною.
Змей взялся зубами за жезл и послушно последовал за святым. Ипатий вместе со змеем, длина которого равнялась шестидесяти локтям[9], на глазах у всего народа обошли конское ристалище и торговую площадь. Приблизившись к огненной печи, святой повелел змею:
— Во Имя Христа, Которого я, недостойный, проповедую, повелеваю тебе войти в средину того огня!
Повинуясь воле Ипатия, страшный змей, перегнувшись, бросился стремительно в огненную печь и сгорел там.
Весьма примечательна история святой Марты или Марфы и укрощенного ею дракона Тараска (Tarasque) от имени которого происходит название французского города Тараскон на реке Роне. Вот как излагается эта легенда в одной из наиболее популярных после Библии книг Средневековья «Золотой легенде» (ок. 1260) доминиканского монаха Иакова Ворагинского (ок. 1228/1230 — 1298): «На реке Рона, в лесной чаще, расположенной между городами Арлем и Авиньоном, обитал некий дракон — наполовину зверь, наполовину рыба, толщиной превосходивший быка, длиной — лошадь. Его зубы походили на лезвие меча, заточенного с двух сторон, и были острыми, словно рога. С каждого бока он был вооружен двойными круглыми щитами. Он прятался в реке и убивал всех, следующих мимо, а корабли топил. Прибыл он из моря Галатского в Азии и был порождением Левиафана, свирепого водяного змея, и животного под названием онагр, что водится в галатской земле и преследователей поражает на расстоянии югера своим жалом или пометом, а все, до чего оное дотрагивается, выжигается, словно от огня. Марфа по просьбам людей отправилась к нему и обнаружила дракона, который поедал человека, в лесной чаще Она окропила его святой водой, осенила крестным знамением и показала ему распятие. Побежденный, он сделался кротким, словно овца, а святая Марфа связала его своим поясом, после чего люди забили его копьями и камнями. Жители называли дракона Тараскон, отсюда и место это стало прозываться Тараскона, а прежде оно называлось Нерлук, т. е. Черное Озеро, потому что чаща там была темная и тенистая».