Напомним, что в американских коллекциях Вольдемара Джульсруда и Рассела Барроуза встречаются изображения как сухопутных, так и водных ящеров с гривой (фото 30). Грива часто упоминается и в многочисленных современных описаниях встреч с водными реликтовыми животными, о которых мы еще будем говорить на страницах нашей книги.
Де Фиссер делает важное указание на то, что в древности в Японии производились также и человеческие жертвоприношения, адресованные божествам рек в облике драконов. В частности, ими умиротворялись «Водные отцы» (яп. «мидзути», записывается иероглифом цю и означает рогатого дракона), подобно китайским драконам мешавшие людям, строившим набережные укрепления. В Китае такая проблема решалась куда более гуманно — драконов попросту прогоняли с помощью предметов из железа, которое они категорически не переносили: «многих могучих змеев убивали, или прогоняли с помощью единой иголки». Не исключено, что именно отсюда происходит известный мотив русской волшебной сказки о железной игле, в которой заключается смерть Кощея Бессмертного.
Очевидные корреляции славянской и дальневосточных традиций заставляют подозревать наличие между ними вполне определенных связей или, что более вероятно, существование объективного явления одного и того же порядка, одинаковым образом повлиявшего на их формирование. В качестве такого явления могли выступать совершенно конкретные реликтовые чудовища, с которыми приходилось иметь дело населению столь отдаленных друг от друга районов евразийского континента.
Ящер на новгородских гуслях позволяет надежно связать воедино ритуальную игру на берегу Ильмень-озера и задержку корабля Садка морским царем за многолетнюю неуплату дани. Ящер, «залегающий путь», требует человеческой жертвы («Не пошлины Поддонный царь требует, А требует он голову человеческу»), и Садку по жребию приходится опуститься на дно морское.
Заметим, что мотив «залегания дороги» чудовищем (Волкодир, Соловей-разбойник, Змей) и последующей ее расчистки героем — распространенный сюжет русских былин и волшебных сказок. Важно, что залегание дороги в этой ситуации воспринимается как некое глобальное событие, затрагивающее мироосновы. Само понятие «залегания» наталкивает на мысль о том, что социуму преграждается какой-то важнейший «канал связи»: в одной из русских былин залегание дороги лишает людей хлебных запасов. В сказке никакой активной угрозы от чудовища, залегшего на дороге, нет, но, тем не менее, сама ситуация оказывается опасной, и герой отправляется этот «канал связи» чистить.
Рыбаков предполагает, что в XIII–XIV вв. различные фольклорные материалы, связанные с языческими представлениями о подводных силах, были сведены в стройную поэму, в которой языческие силы помогают герою-гусляру и делают его богатым купцом, требуя взамен услуг и жертв. Возврат героя из подводного царства к его обычной жизни в городе происходит при помощи святого Николы, которому Садко строит церковь-однодневку за свое избавление со дна морского. Вмешательство святого Николая и последующее построение посвященной ему церкви упорно повторяется во всех вариантах былины.
Реальным прототипом былинной церкви-однодневки послужила церковь, поставленная в X–XI вв. на месте уничтоженного в 989 г. «святилища трех богов» на Перыни. Согласно анализу следов, обнаруженных Седовым во время новгородской археологической экспедиции 1952 г., она представляла собой «легкую постройку», соответствующую церкви-обыденке, упоминаемой в былинах о Садке: «Построил он церковь обыденную». Такие церкви-однодневки строились в одни сутки «всем миром» в случае мора, падежа скота или по обещанию в благодарность за спасение. Ориентация церкви по азимуту соответствует 6 декабря (праздник «Николы зимнего») и позволяет сделать вывод, что она была посвящена не Илье-пророку, традиционно замещавшему языческого Перуна-громовержца, а святому Николаю, столь настойчиво фигурирующему в былинах о Садке.
Ключом ко всему перечисленному комплексу былинных мотивов и археологических фактов служит малоизвестная этнографическая запись, извлеченная филологом, семиотиком и историком языка Б. А. Успенским. В ней содержится описание обряда «умилостивления Онежского озера», имитирующего принесение человеческой жертвы, но уже не языческому «Водянику», а христианскому Николе (он же «Никола Зимний», «Никола Мокрый», «Никола Морской»), почитаемому на Руси превыше других святых: «Каждый год накануне зимнего Николы пред всенощной из каждой рыбацкой семьи к известному месту собираются старики. На берегу ими делается человеческое чучело и в дырявой лодке отправляется в озеро, где, конечно, и тонет. Два-три старика поют песню, где просят Онего (озеро) взять чучело соломенное… И для большей вразумительности призывают имя Николы Морского».
Отсюда следует решающий вывод, что «Никола зимний», требующий человеческих жертв для озера, — прямой наследник архаичного «водяника», «Поддонного князя» или ящера, который «требует живой головы во сине-море».
Церковь святого Николая на Перыни и поставленная здесь же в 1221 г. каменная церковь Рождества Богородицы, содержащая прозрачный намек на скрытое преемство культа рожаниц, со всей очевидностью подтверждают, что архаические культы, связанные с наиболее важными персонажами языческого пантеона, продолжили видоизмененное существование в рамках христианской традиции.
Помимо былин о Садке, мотив жертвоприношения водному божеству отчетливо прослеживается в известном эпизоде принесения Стенькой Разиным в дар Волге плененной персидской княжны. Более завуалировано тот же самый мотив представлен в эпизоде с Ильей Муромцем, когда, отправляясь на богатырские подвиги, он опускает на прощание корочку хлеба в Оку: «за то, что кормила и поила его».
Вплоть до XX в. рыбаки, проплывающие мимо небольшого всхолмления между Ильменем и Волховом, бросали в воду деньги, как бы воскрешая древние жертвы «Поддонному царю». Отсюда, кстати, берет свое начало современный обычай бросать монеты в водоемы (реки, фонтаны и т. п.). Ярким примером сохранения такого обычая в современной Европе служит «Обряд обручения с морем» (итал. Sposalizio del Mare), который, согласно официальной версии, символизировал морское господство Венецианской республики.
Венеция: обрученная с чудовищем
По дошедшим до нас сведениям церемония «Обряда обручения с морем» была установлена после 1000 г., якобы в ознаменование завоевания Далмации дожем Пьетро II Орсеоло (961–1009), и привязывалась к Празднику Вознесения — дню, когда дож отправился в экспедицию.
Первоначально обряд состоял из обращения к морю. В молитве содержалась просьба, чтобы море было благосклонно к венецианцам. При этом дож и свита окроплялись святой водой, а оставшаяся вода выливалась в море. В XII веке произошло существенное видоизменение ритуала — вместо умиротворяющего и искупительного он становится свадебным. Опять-таки, по официальной версии, в 1177 г. папа Александр III (1105–1181) за услуги, предоставленные Венецией в борьбе против императора Фридриха Барбароссы, впервые обручил дожа и море. В процессе совершения обряда папа якобы снял кольцо с пальца дожа и предложил кинуть его в море. После этого каждый год дож бросал освященный золотой перстень в море, и словами «Desponsamus te, mare» («Мы женимся на Вас, Море») объявлял, что Венеция и море являются нераздельным целым.
Церемония начиналась на площади св. Марка, после чего дож на официальной церемониальной галере Бучинторо (венец. buzino d’oro — золотая барка) в составе торжественной процессии лодок двигался к форту Сан-Андреа вблизи острова Лидо, где бросал перстень в море. На обратном пути дож останавливался на церковную службу в церкви святого Николая Чудотворца, расположенной на острове Лидо (Chiesa di San Nicolo del Lido), известного в Средневековье как остров св. Николая. В этой форме церемониал соблюдался вплоть до упразднения Венецианской республики (а вместе с ней и титула дожа) в 1797 г., связанного с вторжением армии Наполеона Бонапарта.
С некоторыми изменениями «Обряд обручения с морем» исправно воспроизводится и в наши дни, а функцию отсутствующего дожа успешно замещает мэр Венеции. Проплывая от площади св. Марка до причала св. Николая, он кидает в воду золотое кольцо, после чего посещает мессу в церкви святого Николая на острове Лидо.
Французский археолог Саломон Рейнак (1858–1932) полагал, что корни этого некогда важнейшего ритуала Венецианской республики восходят к глубокой древности, и пытался обнаружить его аналоги в древнегреческой традиции. В действительности символизм этого древнейшего церемониала связан с мотивом жертвоприношения морскому чудовищу, соответствующему славянскому «Поддоному царю». Об этом красноречиво свидетельствует знаменитая гранитная колонна святого Теодора (св. Феодора Тирона), установленная в Венеции неподалеку от площади св. Марка. Ее капитель венчает мраморная скульптура, изображающая святого, стоящего на крокодилообразном ящере. На самом деле это только копия оригинальной статуи, которая хранится во Дворце дожей. Оригинал составлен из торса скульптуры неизвестного римского полководца II в. и головы статуи Понтийского царя Митридата, привезенной венецианцами из Константинополя. Правой рукой святой Теодор опирается на щит, нижняя заостренная часть которого упирается в тело чудовища, а левой рукой — на копье, направленное под небольшим углом острием вверх. Композиция этого сюжета совершенно не соответствует традиционному змееборческому канону, равно как и описанию драконоборческого (в классическом смысле) подвига святого Тирона, демонстрируя куда большее сходство с сюжетами пермского культового литья, на которых живой ящер изображается в подножии стоящих на нем антропоморфных фигур. Согласно местной легенде, ящер на колонне святого Теодора символизирует «морское могущество Венеции». Ровно то же самое официальное значение имеет и «Обряд обручения с морем».
Не менее показательно использование в «Обряде обручения с морем» образа святого Николая, считающегося покровителем моряков и купцов, который, как мы уже имели возможность убедиться, в некоторых случаях может олицетворять архаического «водяника» или, другими словами, подземно-подводного ящера. Кстати, в церкви Святого Николая на острове Лидо, построенной в 1044 г., хранится часть мощей святого, доставленная в Венецию в 1100 г. из Первого крестового похода (1096