Шевченко обращает внимание, что правило «умной молитвы» было изложено Симеоном Новым Богословом на рубеже X–XI вв. К тому же времени относится появление амулетов-змеевиков с образами горгоны Медузы и Змеедевы Ехидны в пространстве византийской культуры в готовом виде: «Симеон Новый Богослов творил и проповедовал в Греции во времена, когда на Греческом Афоне пребывает преподобный Антоний Печерский — основатель всего русского монашества. С жизнью и деятельностью упомянутых — греческого и восточнославянского — святых синхронизируется не только окончательное принятие Русью христианства в качестве государственной религии, но и распространение на Руси амулетов, названных змеевиками, параллельное распространению пещерных монастырей. Связь амулетов-змеевиков с христианскими пещерными святынями представляется более чем значимой. Семантика символа «histera», персонифицированная серпентаридами (змееволосыми или змееногими существами — обитателями пещер) — то горгоной, то Ехидной-Орой, — как обозначение центра концентрации внимания при внутренней Иисусовой молитве, практикуемой в полной тишине и тьме пещерных келий, — связует филактерии-змеевики с христианскими пещерными святынями на уровне духовной истины в рамках христианской доктрины на исходе раннего Средневековья».
В посмертном собрании писем немецкого мистика-визионера, практиковавшего внутреннюю молитву, Иоганна Георга Гихтеля (1638–1710), изданном в виде трактата «Theosophica practica» (1722), имеются любопытные гравюры, на которых отмечены различные центры «внутреннего человека». Области, расположенной в районе таза, соответствует подпись: «Первоначальная матка (матрица): корень души, три первых вида». В той же самой области (на виде сзади) изображены клубящиеся в области пупа змеи, а согласно одному из преданий, именно пуп земли охраняли сестры-горгоны, сильнейшей из которых была горгона Медуза. К сожалению, Гихтель не приводит детального описания своих фигур, так что подписи представляют собой лишь лаконичный ключ к их пониманию и интерпретации.
Опираясь на святоотеческие источники, можно заключить, что в активной зоне «утробы»-Υστερα, символизируемой амулетами-змеевиками, локализуется несколько внутренних «душевных сил», предметная работа с которыми является важной частью аскетических практик.
В этой связи невозможно обойти вниманием примечательный эпизод с индийским мыслителем Нагарджуной (предположительно II–III вв.), основавшим одно из двух главных направлений буддизма — Махаяну. Де Фиссер пишет, что согласно преданиям северного буддизма Нагарджуна был наставляем в море неким нагом, который показал ему неизвестные книги, а также передал самую важную работу — сутру Праджняпарамиту (санскр. «запредельная мудрость»), которая охранялась нагами до тех пор, пока люди не созрели до ее понимания. По этой причине исходное имя мыслителя Арджуна было изменено на Нагарджуна, а на картинах и скульптурах он изображается с семью нагами над головой.
Напомним, что в индуистской и буддийской традициях наги изображаются в виде змей с человеческим торсом и головой. Они благосклонно относятся к буддизму и часто выступают в качестве его покровителей. Наги считаются мудрецами и магами, способными оживлять мертвых и менять свой внешний вид. В человеческом облике они часто живут среди людей, причем их женщины — нагини, славящиеся своей красотой, — нередко становятся женами смертных царей и героев. Оборотнические способности и пристрастие к брачным союзам с представителями элиты сослужили нагам дурную службу, сделав их первоосновой для карикатурно-конспирологического мифа о «рептилоидах». Невольным заложником этой истории стал американский писатель Роберт Ирвин Говард (1906–1936). Некоторые сюжеты его оригинальных фантастических произведений, в особенности повесть «Королевство теней» (1929), в которой рассказывалось о людях-змеях, способных устанавливать контроль над человеческим сознанием, оказали существенное влияние на возникновение мифа о «рептилоидах» в современной массовой культуре. Нужно ли объяснять, что такого разлива конспирологические теории карнавализируют (в терминологии теоретика смеховой культуры Бахтина) чрезвычайно важную и деликатную тему целенаправленных разумных влияний нечеловеческого порядка на формирование и развитие человеческого социума, в конечном итоге выводя ее за пределы сколько-нибудь компетентного рассмотрения.
Возвращаясь к теме змеевиков, нам не кажется простым совпадением, что, согласно индуистской традиции, в зоне, предположительно, символизируемой змеевиками, располагается источник энергии кундалини, помещаемый в области крестца или основании позвоночника и изображаемый в виде свернувшейся спиралью змеи. У большинства людей эта энергия находится в спящем состоянии, но с помощью различных практик она может быть активизирована, вследствие чего, человек получает различные сверхъестественные способности. Нужно отметить, что в йогических практиках таким сверхспособностям (сиддхам) придается второстепенное значение, главная их роль заключается в самореализации, которая находится за пределами всяких сиддх. Аналогичный подход мы встречаем и в православной мистической аскетике.
Специалист по христианским аскетическим практикам А. Преображенский указывает, что в поздней русской исихастской традиции XVIII в. присутствует запрет концентрировать внимание «на пупе»: «С одной стороны, ясно, что в области пупа локализуется желательная сила, на которой паразитируют бесы, поэтому подобная концентрация считалась опасной, чтобы не впасть в прелесть. С другой стороны, не очистив желательную силу, нельзя достигнуть и адамического состояния. А это означает, что предельная цель инициации не достигнута. Т. е. очень многие русские исихасты XIX–XX вв., вероятно, не достигли даже адамического состояния. По крайней мере, о некоторых оптинцах в таком контексте пишет свт. Игнатий (Брянчанинов)».
В этом смысле показательна история святого мученика Конона Исаврийского (I–II вв.), который до такой степени «обуздал» ополчившихся на него «бесов», что использовал их труд в домашнем хозяйстве: «Святой, запретив им делать вред людям, послал их на различные работы: одним велел копать в огородах землю и вырывать худые травы, терновники, крапиву, другим вспахивать нивы и сеять на них, иным стеречь плоды, кому пасти стада и охранять их от зверей, кому колоть дрова и носить воду, и исполнять всякую домашнюю работу. Бесы, как рабы и пленники, служили блаженному Конону до тех пор, пока ему было угодно, исполняя с усердием всякое указанное им дело, ибо связанные непобедимою силою Божией, они были порабощены Божию угоднику».
Если воспринимать указанный эпизод из жития святого Конона как результат «умного делания», можно сделать вывод, что замечание Преображенского свидетельствует об очевидной стагнации исихастских аскетических практик, маркируемой прекращением в XVI в. широкого хождения на Руси амулетов-змеевиков.
Развивая «пещерную» тему, Шевченко подчеркивает, что особая связь христианских аскетов со змеями выходит за рамки мистического символизма молитвенных практик:
«Сведения о змееборчестве Феодора Тирона, Феодора Стратилата и Георгия Каппадокийца (Победоносца) дополняются не менее многочисленными известиями о мирном сосуществовании христианских святых со змеями: Иоанна Зедазнийского, Шио Мгвимского или Давида Гареджийского, уговорившего соседа по пещере — гигантского змея не похищать молоко у важенок, чтобы не гибли маленькие оленята. А для Макария Римлянина змей выступает в качестве соратника и помощника: по распоряжению Архангела змей строит для святого келью-пещеру. Во всех случаях и «змееборчества», и «змеесосуществования» — все житийные эпизоды самых разных святых неминуемо связаны с пещерами».
Примечательно, что в описании змея в житии преподобного Давида Гареджийского Чудотворца (VI–VII вв.) мы встречаем характерный рог, свойственный иконографии «чудского» ящера, а также «щетинистые волосы», сопоставимые с «гривами» ящеров из коллекций Джульсруда и Барроуза: «Внизу той пещеры, в которой жили святые отцы, была другая пещера, в которой находился великий и страшный дракон — змей, имеющий глаза большие и светлые, на голове рог, а на шее щетинистые волосы».
Вопрос о том, кем на самом деле являлся Макарий Римлянин (память 19 января по старому стилю), по сию пору остается загадкой. Багдасаров пишет, что в русские святцы он попадает из Византии вместе с церковным календарем, а самые ранние его изображения датируются XIII веком: «Его отождествляли то с Макарием Великим или Египетским (ум. 390–391), то с Макарием Александрийским (ум. 394–395). С другой стороны, «Римлянином» называли игумена Макария (XVI–XVII в.), настоятеля одноименного монастыря в 110 верстах от Новгорода на реке Лезне (Грезне), чья память также отмечалась 19 января».
О преподобном Макарии Римлянине Новгородском известно, что родился он в Риме в конце XV или в начале XVI в. Покинув Рим, Макарий достиг Великого Новгорода, где поступил в Свирский монастырь и принял монашество. По благословению старца он поселился «для безмолвия» на островке реки Лезны. Отсюда можно предположить принадлежность Макария к анахоретам-молчальникам, практикующим «умное делание». Подтверждением того, что эпизод со змеем относится именно к Макарию Новгородскому, служат карстовые пещеры, расположенные по берегам реки Лезны, а также связь преподобного с Новгородом, который являлся одним из центров культа подземно-подводного ящера.
Наибольший интерес для нашего исследования представляют сведения о продолжительном сосуществовании реликтовых чудовищ и крупнейшего в мире православного монашеского сообщества на полуострове Афон в Восточной Греции. Рельеф полуострова постепенно повышается к юго-востоку и переходит в скалистую горную цепь, заканчивающуюся мраморной пирамидой святой горы Афон, высота которой составляет 2033 м.
Афонский старец Калистрат (ум. 2012) в видеоинтервью от 7 октября 2009 г. говорит: «Афонская гора — это вулкан. Вот там, под островом — скрыты драконы. Если уйдет Богородица с Афона — так гласит предание — эти драконы вырвутся наружу и будут преследовать монахов. И на суше и на море. Огромные драконы, ужасные. Здесь их держит и кормит Бог, там внизу, под островом,