В архаических обрядах инициации, рассмотренных Проппом, и в обряде посвящения славянских «знающих», о котором пишет Криничная, предполагается временная смерть неофита, поглощенного чудовищным (изначально тотемным) животным, и его воскресение уже новым человеком. В этом эпизоде реализуется мифологема: проглотить значит родить, желудок чудовища представляется в качестве материнского лона. Указанные обстоятельства проливают дополнительный свет на мотив происхождения героя-змееборца от своего чудовищного антагониста, заставляя искать корни этого мотива в сфере посвятительных обрядов.
Связь храма как запечатленной модели мироздания с чудовищем, олицетворяющим «сокровенные первоначала и тайны бытия», наглядно иллюстрирует древнейшая традиция использования реликтовых существ в качестве храмовых животных. Мы уже касались этой темы в связи с Елабужским оракульским центром и практикой содержания священных змей и «giwoites» в языческих святилищах на территории современной Польши. Наиболее ранние следы этой традиции зафиксированы в 14 главе Книги пророка Даниила, где упоминается о живых драконах, содержавшихся при вавилонских храмах: «Был на том месте большой дракон, и Вавилоняне чтили его. И сказал царь Даниилу: не скажешь ли и об этом, что он медь? вот, он живой, и ест и пьет; ты не можешь сказать, что этот бог неживой» (Дан. 14:23–24).
О природе вавилонского дракона можно судить по изображению существа, помещенного рядом с реальными животными (львами, быками и турами) на знаменитых Воротах богини Иштар в Вавилоне, возведенных в 575 г. до н. э. по приказу царя Нововавилонского царства Навуходоносора II (605–562 до н. э.). В клинописных текстах это животное фигурирует как mushussu («мушруш», «мушрушу»), или «сирруш». Это имя происходит от аккадского слова, которое, как мы уже указывали в главе «Драконьи пастухи», переводится как «ужасный змей, дракон».
Изображение «мушруша» выглядит весьма реалистично: узкое длинное туловище, покрытое чешуей, длинная шея, оканчивающаяся змеиной головой, украшенной прямым рогом, тонкий чешуйчатый хвост; из закрытой пасти высовывается длинный, раздвоенный на конце язык, на затылке видны кожистые уши. Возможно, на самом деле у «мушруша» было два рога, поскольку на соседствующем с ним изображении тура-рими также представлен всего лишь один рог. Наиболее примечательная деталь — лапы «мушруша». Передние похожи на лапы животного из семейства кошачьих, а задние — на птичьи. Они очень большие, четырехпалые, покрыты крепкой чешуей. Вопреки сочетанию столь разных деталей, «мушруш» выглядит как живой, и даже более естественно, чем изображенный рядом с ним тур-рими.
Немецкий археолог Роберт Колдевей (1855–1925), обнаруживший ворота Иштар, был уверен, что «мушруш» представлял собой реальное существо, которое может быть классифицировано как птицетазовый динозавр. В качестве его ближайшего родственника Колдевей называл игуанодона (лат. Iguanodon, от игуана и др. — греч. οδους «зуб») из рода растительноядных птицетазовых динозавров, обнаруженного в отложениях мелового периода (согласно официальной геохронологической шкале — 140–120 млн лет назад) в Бельгии.
«Примечательно, — пишет Колдевей, — что, несмотря на чешую, животное имеет шерсть. Рядом с ушами с головы ниспадают три спиралевидные пряди, а на шее, там, где должен быть гребень ящерицы, тянется длинный ряд вьющихся локонов».
Вспомним, что «щетинистые волосы» на шее, наряду с рогом, встречаются и в описании «страшного дракона», мирно соседствующего со святыми отцами из православного жития преподобного Давида Гареджийского. Те же характерные детали в виде длинной гривы на спине или шее чудовища обнаруживаются и в иконографии «чудского» ящера. Еще раз внимательно перечитаем описание бронзовой ажурной бляхи, найденной в 1898 г. близ деревни Ныргында, сделанное в 1900 г. сотрудником Императорской археологической комиссии профессором Спицыным: «Огромный, весьма типичный ящер, длинный, изогнутый, с коротким пушистым хвостом и короткими лапами; на сильно вывернутой нижней челюсти и на шее волоса, верхняя челюсть иззубрена» (фото 52). Та же самая шерсть, наряду с длинной шеей и чешуйчатым телом упоминается в описаниях китайских лошадей-драконов, которые приводят Терехов и де Фиссер, а также фигурирует на изображениях «гривастых» ящеров из американских коллекций Джульсруда и Барроуза (фото 30).
Эти сведения подтверждаются последними палеонтологическими данными, согласно которым терапсиды («звероподобные рептилии») пермского периода имели волосяной (шерстный) покров и чувствительные усы (вибриссы), что противоречит «традиционным» представлениям о пресмыкающихся. Решающие доказательства, подтверждающие эту гипотезу, были обнаружены российскими и польскими палеонтологами, раскапывавшими местонахождение «вязниковской фауны» — ископаемых останков животных верхнепермского возраста во Владимирской области. В их руках оказались волоски, покрывавшие тела звероящеров около 250 млн лет назад. Руководитель российской группы ученых, старший научный сотрудник Палеонтологического института имени А. А. Борисяка РАН А. Г. Сенников говорит: «На шлифах хорошо видны волосоподобные структуры, размеры и морфология которых вполне соответствуют настоящим волосам. Это единая полая структура, овальная в сечении, расширяющаяся внизу подобно корню волоса и чуть сужающаяся к концу. Т. е. все детали полностью совпадают со строением волос современных млекопитающих». Специалисты полагают, что это открытие по своему масштабу сопоставимо с первыми находками следов окаменевшего перьевого покрова у динозавров.
Палеонтологи считают, что в числе счастливых обладателей усов и шерсти мог быть крупный представитель «очерской фауны» — ящер титанофонеус, скелет которого представлен в Пермском краеведческом музее. Предположительно, шерстью была покрыта двиния (Dvinia prima) — небольшой зверозубый ископаемый ящер, обнаруженный профессором Амалицким в 1899 г. на реке Малая Северная Двина. Следует отметить, что не только титанофонеус, но и большинство пермских ящеров, принадлежащих к «очерской фауне», имеют признаки млекопитающих.
Согласно официальной версии, звероящеры-терапсиды правили землей в пермском периоде и являлись непосредственными предшественниками динозавров в сухопутных экосистемах. Считается, что случившееся в конце пермского геологического периода очередное Великое вымирание радикальным образом проредило ряды звероящеров и расчистило жизненное пространство для динозавров.
Многочисленные и весьма реалистичные изображения «чудских» ящеров, «ужасный дракон» на Воротах Иштар, длинногривые монстры из Акамбаро и древнекитайские представления о лошадях-драконах заставляют усомниться если не в общей последовательности чередования биологических видов, то, как минимум, в достоверности геохронологической шкалы, предлагаемой современной палеонтологической наукой.
Настаивая на действительном существовании «мушруша», Колдевей подчеркивал, что в отличие от прочих мифологических созданий вавилонян его изображение не претерпело существенных изменений на протяжении нескольких тысяч лет. Известно, что образ «мушруша» появляется вместе с первыми образцами халдейского искусства около 2800 г. до н. э. и существует вплоть до эпохи Навуходоносора.
Тайный змей Бытия
У мифов есть слои, как у зерна оболочки,
и одной из причин их существования является
тщательное сокрытие от профанов этого
драгоценного зерна — истинного знания.
Любопытный комментарий к вавилонскому культу дракона содержится в Книге Премудрости Соломона: «Притом они почитают животных самых отвратительных, которые по бессмыслию сравнительно хуже всех. Они даже некрасивы по виду, как другие животные, чтобы могли привлекать к себе, но лишены и одобрения Божия и благословения Его» (Прем. 15:18–19).
Что же это за загадочные животные, которые «лишены и одобрения Божия и благословения Его»? Ветхозаветной традиции известно единственное проклятое Богом существо — эдемский змей, искусивший первочеловека. Скупые строки Книги Бытия выразительно подчеркивают его особый статус, который вполне согласуется с уже известными нам архаическими представлениями: «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог» (Быт. 3:1). Комментаторы Талмуда описывают эдемского змея как существо, которое «обладало даром речи и по своим умственным способностям превосходило всех других животных» (Брейшит 3:1). Убеждая Еву отведать плод с запретного древа, змей говорит: «Нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло» (Быт. 3:4–5). При этом он отнюдь не обманывает прародителей: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло» (Быт. 3:22).
Согласно Быт. 3:5–7 до вкушения запретного плода с древа познания у Адама и Евы были «закрыты глаза»: они «не знали добро и зло» и даже не осознавали собственной наготы. Скрупулезно следуя букве библейского повествования, следует констатировать, что грех Адама и Евы состоял в том, что они нарушили прямой запрет Бога не прикасаться и не есть «плодов дерева, которое среди рая» (Быт. 3:3; 3:11). Т. к. по понятным причинам прародители в принципе не могли осознавать последствий своего непредумышленного ослушания, целенаправленно спровоцированного внешней и враждебной по отношению к ним силой, их проступок никоим образом не может относится к области свободного выбора между добром и злом, о существовании которых они вообще узнали postfactum. Сама принципиальная возможность такого «свободного выбора» явилась исключительным следствием проступка прародителей, после которого они получили способность различения добра и зла, без которой указанный «выбор» был бы попросту невозможен! Кроме того, библейское повествование откровенно и недвусмысленно говорит о том, что Адам был «выслан» из Эдемского сада в первую очередь не в качестве «наказания», но из-за опасения Бога, что в своем новом (богоподобном) состоянии он может обрести физическое бессмертие: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Быт. 3:22).